Страница 8 из 9
— Какого хрена?! — завизжала в бешенстве Светка. — Ты что творишь, придурок?!
— Мы не поняли — чё за дела? — изумился качок, вываливаясь из машины. Бейсбольная бита уже в руках — молодец, под сиденьем хранит, чтобы далеко не бегать. Максим перекатился через капот — уже понятно, что драки не избежать, а противник прыгнул в стойку с перекошенной физиономией. Он выровнял ухмылку одним ударом — быстрым, как пуля! Тот согнулся в вопросительном знаке. Максим ударил снизу в челюсть. Он был зол, и мощность получилась что надо. Противника отбросило метра на два! От удара выбило дух. С возмущенным ревом с заднего сиденья выбирался приятель качка, выхватывал из-за пояса травматический пистолет. Максим хлестнул ногой по дверце, и стальная рама треснула в подбородок любителя «случайного» секса. Выпал пистолет. Но и тот был зол, отшвырнул от себя дверцу и вывалился на пустырь с утробным урчанием. Максим расхохотался ему в лицо — как же не хватало этой разрядки! Пара обманных движений — тот не смог уследить за движениями рук, заблудился в двух пальцах — и сокрушающий удар в переносицу отбросил его еще дальше, чем первого! Максим метнулся, схватил его за ворот, порвав рубашку, нанес тяжелую плюху по уху, затем вторую, едва не свернув на девяносто градусов «слуховой аппарат». Противник визжал, отползал на заднице, а когда Максим нагнулся, чтобы его добить, проявил прыть — подпрыгнул и с такой скоростью, словно ему горящую сигару в задницу вставили, помчался к щели между гаражами. Возможно, сквозной проход там все же имелся. От возбуждения Максима трясло — он развернулся со сжатыми кулаками. Первый клиент жалобно стонал, загребал пальцами землю, пытался застегнуть ширинку — в сущности, правильно, уже не надо — и оскорблял Максима обидными словами. Избыток отрицательной энергии тот выплеснул лишь отчасти. Он упал перед ублюдком на колени и принялся бить его по морде, пока не порвал кожу под губой, а физиономия страдальца не окрасилась кровью.
— Что ты вытворяешь, сволочь?! — набросилась на него с кулаками Светка. Раскраснелась, метала молнии. Она колотила его сумочкой, пинала коленкой. Он отступал под неистовым напором, защищался, старался не трогать ее, чтобы не сделать больно. А она орала, как потерпевшая, брызгала слюной, плакала. — Ты, скотина, отстань от меня, не лезь в мою жизнь! Что ты наделал, придурок, это же люди Барского, они тебя в порошок сотрут!!! Идиот, ты нас обоих подставляешь! Не жалко себя, так меня бы пожалел! О боже мой, откуда ты взялся, так хорошо без тебя было! Утром молилась — Господи правый, сделай так, чтобы это был только сон! За что мне такое наказание!
— Светка, не буянь, — бормотал Максим, уклоняясь от ударов. — Все нормально, ни к чему тебе это… Давай я до дома тебя провожу…
— Какой же ты идиот!!! — визжала сестрица. Отказали голосовые связки, она закашлялась. А потом немного успокоилась, захрипела. — В общем, так, родственник ненаглядный, слушай меня внимательно. Моя жизнь — это моя жизнь, а тебя я знать не знаю. Возможно, на первый раз отбрешусь — не знаю, кто такой, напал маньяк, поколотил парней, сама от него насилу спаслась… Но чтобы больше я тебя рядом не видела, уяснил? Никогда. Забудь про меня, не ломай остаток моей жизни. Ты же не хочешь, чтобы по твоей милости меня на кусочки распилили? Все, отвяжись, кровь моя родная, пропади ты пропадом…
И она побежала, цокая каблучками, вверх по переулку. Сумрак растворил родную сестру. Максим метнулся было за ней, но встал, растерянно всплеснув руками. Зловонная тяжесть подкатила к горлу — он согнулся, излил переваренные бутерброды и омлет…
«День сурка» настал — он вновь очнулся под той же скалой. Организм пресытился тоской и желчью, его мутило. Впервые в жизни мысль о самоубийстве не вызвала отвращения. Он не знал, как жить. На зоне было проще… Может, действительно имеет смысл туда вернуться?
Самый настоящий «день сурка»! Солнце поднималось над горой. Купание — чтобы избавиться от свинцовой тяжести. Блондинка в голубом купальнике, который за прошедшие сутки сделался еще экономнее. Симпатичная, участливая и понимающая улыбка. О, только не это…
— Ты чё на мою девушку пялишься, коз-зел?
Простите, это чересчур! Он развернулся, пыхтя от злобы, и направился к качку, который за сутки ничуть не поумнел. Битой мордой больше, битой мордой меньше…
— О, ептыть, мужик, это снова ты… — забормотал представитель славной молодежи. Он начал покрываться фиолетовыми пятнами, попятился, выбрасывая белый флаг капитуляции. — Да ладно, мужик, чего ты горячишься, шуток не понимаешь? Я же не знал, что это ты… Ступай, ступай себе миром…
Какие мы великодушные… Он плюнул на этого мудака, мимоходом отметив, что блондинка помалкивает (и ее утомили заскоки бойфренда), поволокся своей дорогой. На него оборачивались люди — не случилось ли что у парня? Он добрался до закусочной, в которой становился завсегдатаем, для блезира изучил меню, старательно хмуря брови. Заказал стандартный набор — кофе, омлет, бутерброд. А когда начал проверять карманы, обнаружил, что не хватает тысячи рублей! Осталась мелочь от первой купюры, а «тысячную» он где-то посеял. Возможно, выронил во время драки или кто-то вытащил… Он шарил по карманам, палец провалился в дырку — обидно, именно эта банкнота была сложена вчетверо…
— Мужчина, заказывать будете? — нетерпеливо спросила продавщица.
— Буду, — потрясенно пробормотал Максим. — Только без омлета…
В кармане оставалось сто пятьдесят рублей. Гигантская сумма. Несколько часов можно чувствовать себя сытым. Он перекусил, выбрался на набережную, украдкой осмотрелся. Людей в характерной форме не наблюдалось. И вновь хождения по мукам — он бродил по магазинам, по закусочным, справлялся, не требуются ли непривередливые, на все согласные работники. Он просочился в ночной клуб, достучался до администратора. «Уверен, вам нужны люди с крепкими кулаками, — заявил Максим работнику. — Выставляйте троих, убедитесь, что я хорош». Администратор удивился, с интересом изучил его фигуру (имелось в этом взгляде что-то нетрадиционно сексуальное), попросил документы, а когда увидел мятую справку, вздохнул и покачал головой. Впрочем, догнал на выходе, воровато покосился по сторонам и шепотом сделал выгодное предложение — на такую сумму, которую с лихвой бы хватило на месяц сытой жизни. Максим сдержал желание врезать парню в торец, покачал головой и убыл.
В последнем заведении на пляжной линии пришлось ждать человека, способного дать вразумительный ответ. Появилась «компетентная» дама с гимнастическими обручами в ушах, вразумительно сказала «нет». Максим кивнул и повернулся, чтобы уйти. И застыл, не в силах пошевелиться. За столиком сидела Алена Воронцова со своей семьей и с ужасом на него смотрела! Она не обратила внимания на мужскую спину у барной стойки. В противном случае не стала бы располагаться в заведении. Только она его видела! Дочурка болтала ножками и с интересом разглядывала потолок. Полноватый муж с глубокими залысинами пристально созерцал меню. Наваждение завораживало… Это снова была она, лучшая девушка Фиоленсии, по уши влюбленная в Максима, а все мужья и дети — такие пустяки… Он невольно подался к ней, зачарованный блеском глаз, весь трепещущий, вспотевший… И словно обухом огрели. Она задрожала, чуть не проорала что-то гневное — и он опомнился, запетлял между столиками, ослепший и оглохший. На выходе обернулся. Алена сидела красная как рак, что-то мямлила — муж обратил на нее внимание. Девочка болтала ножками, удивленно разглядывала маму. Потом повернула головку и встретилась взглядом с Максимом. Ага, тот самый, с толстой сумкой на ремне… Он вывалился из заведения, пылая, как маков цвет. Права его сестра — он теперь способен доставлять людям одни неприятности…
Он плохо помнил, как промчался день — девятый день на свободе. Голова отключилась, ноги занесли на окраину, к морю. Дикий пляж, никто не обращал на него внимания. Приветливые люди купались голышом, предлагали сыграть в волейбол — он даже не помнил, что отвечал. Чувство голода притупилось. С наступлением сумерек он побрел в город. Сунулся на причал — Угрюмого не было. Дотащился до хибары Фаткина — и этот изволил отсутствовать. Тоска пилила смертная. Так не хотелось в петлю… В итоге он рассудил, что мудрый совет может дать только женщина, восстановил в памяти район, в котором проживала Бобышка (впрочем, не факт, что она и теперь там проживала), и когда на город опустилась мгла, начал выдвигаться к улице Олеко Дундича. Городская артерия с таким названием стартовала от улицы Канатной и, витиевато изгибаясь, убегала в горы. Он поднимался по ступенчатым террасам, сужалась улочка, мрачнели дома. Исчезли прохожие, растворился гул курортной зоны. Заборы в этой части города были выше людей — улица из окон не освещалась. Район не изменился. Одиннадцать лет назад он был таким же неблагополучным, люди из него выходили по образу и подобию района, не исключая ту же Верку…