Сатанизм для интеллигенции

В «Пастыре» Ерма, книге начала второго века, есть очень странное утешение: «Не бойся , Ерм, не оставит тебя Господь, доколе не сокрушит Он либо сердце твое, либо кости твои!»428. Не бойся – Бог не оставит тебя без скорби…

То же мы видим в 22 Псалме: «Жезл твой и палица Твоя, та мя утешиста» (Пс. 22,4). Значит, надежда христианина не может свестись к языческой надежде на то, что Бог окажет вескую внешнюю помощь и чудодейственно поменяет гонителя и гонимого местами, умножит деньги в кошельке или сведет с креста. Он призван понять, что гонители, думая, что сколачивают темницу, на деле возводят храм.

Дело здесь в том, что человек вообще начинается с горя. Если душа не обожжена – она не может быть милосердной. Василий Розанов однажды узнал о священнике, которого очень любили крестьяне. При расспросах он выяснил, что в жизни самого этого батюшки было выше обычного горя и потерь. Вот и получилось, пишет Розанов, что, «как и везде в христианстве, больные ходят около больных, болезнь лечит болезнь же. Где этой связанности в боли нет, – христианство тускло или нереально, риторично. От этого наши гимназисты так глухи к „урокам Закона Божия“, что они еше здоровы, молоды. Такое состояние вообще не для религии, и в интересах ее самой я запретил бы ранее 40 лет „открывать тайны религии“. А то с паркета, из гостиных и клубов несется клич: „религия – миф!“. Между тем религия реальна и вечна, но только рассмотреть-то ее можно из подземелий и страданий429.

Чтобы было понятно, что этот духовный закон открылся не только модернистскому писателю, приведу слова преп. Иоанна Лествичника: «Безболезненность сердца ослепляет ум»430.

«Как пенька не бывает годною для пряжи из нее тонких ниток, если не треплют ее много раз, так и боголюбивая душа, подвергаясь многим искушениям, делается чище и пригоднее к духовному деланию», – находит неожиданный образ преп. Ефрем Сирин431.

Литургия Златоуста прославляет Бога за благодеяния Его к нам – «их же вемы и не вемы, явленных и неявленных». Речь идет о благодарении даже за те события и обстоятельства нашей жизни, которые нам кажутся скорбными, и отнюдь не кажутся благими.

В конце концов, бывает что и врач должен причинить боль человеку, которому оказывает помощь. И эту боль можно терпеть только при одном условии: если есть уверенность в том, что нож находится в руке у врача, а не у садиста. Если знать, что за видимым злом и ощутимой болью скрывается Добро. Христианин может терпеть боль, потому что знает: Тот, в чьей воле человеческие судьбы, Сам пошел на Крест, чтобы облегчить наши страдания.

Но мысль теософов совершенно иная: они полагают, что за Добром скрывается Зло, которое является его «подосновой». Добро – это эпифеномен, случайное проявление; Зло – это сущность. Как пишет Блаватская, «всюду теории каббалистов изображают Зло как Силу, необходимую Добру, как дающую ему жизненную силу и существование, которого оно иначе не могло бы иметь»432.

Христос говорит, что свою жизнь Он имеет от Отца и в Себе, а не от Змея или Зла. Теософия в порядке «примирения» христианства с другими религиями (с какими? с сатанизмом, что ли?) поправляет Евангелие: Добро берет свое начало во Зле. «Тень не есть Зло, но является нужным и необходимым соотношением, дополняющим Свет или Добро. Тень является создателем его (Добра) на земле»433. Если Христос пришел явить волю Небесного Отца на земле, а «создателем Добра на земле» является Зло, то чью же волю исполнял Христос? Если оккультист решит быть последовательным адептом своего учения, он должен будет признать: тот Небесный Отец, Которому молится Христос, есть… Сатана.

Собственно, этот вывод теософия не забывает сделать: «Когда Церковь проклинает Сатану, она проклинает космическое отражение Бога, она предает анафеме Бога, проявленного в Материи или в объективности»434. Но об этом подробнее в следующей главе.

Пока же, чтобы понять своеобразие очень живой этики оккультизма, понять внутреннюю логичность его пути от пантеизма к имморализму, надо осознать: «Это только естественно. Нельзя утверждать, что Бог есть синтез всей Вселенной, как Вездесущий, Всезнающий и Бесконечный, а затем отделить Его от Зла»435. Пантеистическое божество в принципе неотделимо от Зла. По самой сути своей, как пишет А. Лосев, «пантеизм есть безразличное обожествление всего существующего с начала до конца, и все несовершенства бытия для него вполне естественны, равно как и вполне необходимы»436.

И это значит, что слишком «антропоморфическим» оказывается не христианское, но теософское представление о «Едином». Трансцендентность Бога, Его непознаваемость не означают, что все человеческие категории можно без разбора ссыпать в коробку с надписью «Всеединое». Напротив – апофатическое мышление требует предельно ограничить круг тех понятий, которые мы прилагаем к Первобытию. Теософы говорят, что для всего есть место в Абсолюте. Христианское мышление о Божестве говорит: никакие человеческие категории не надо помещать внутрь Божественной Тайны. Путь теософского компота требует сказать, что в Боге есть добро и зло, бытие и небытие, мужское и женское начало, свет и тьма. Христианская мысль диалектически требует признать, что в Боге нет ни того, ни другого. Бог выше различения бытия и небытия. В некотором смысле можно сказать, что само ничто тварно: небытием Бог отделяет Себя от тварного бытия437. Но это совсем не значит, что небытие есть в Самом Боге. Конечно, Бог выше человеческого различения добра и зла. Бог не есть добро. Но это не значит, что Он Сам зол. Личность Бога, свободно действующая через свои энергии, проявляемые вне Бога, действует лишь благим образом. И действует так, что открывает людям заповеди добра и любви и утверждает их в следовании этому призыву.

Теософия же полагает, что она ушла от примитивного христианского «антропоморфизма», объявив зло не только одним из проявлений Абсолюта, но и основой его бытия. И естественно, что теософская мысль от этой посылки немедленно приходит к выводу об относительности всех нравственных понятий.

Те, кто любят говорить о «десяти заповедях», об «общечеловеческих ценностях», о «нравственных абсолютах», должны будут немало поломать голову, чтобы примирить свои нравственные идеалы с благоговейным отношением к Рерихам. Для тех-то вопросы «нравственного идеала» решены ясно и однозначно. «Какая формула может считаться безусловной или, как кто-то выражается, абсолютно справедливой в нашем проявленном мире, мире относительности? Даже такая, казалось бы, неоспоримая формула, как „не убий“, тоже не всегда применима. Также и другая – „возлюби ближнего как самого себя“ – может принести ближнему горе вместо блага»438. Да и вообще – зачем защищать человека от смерти? «Разве можно назвать смертью смену одной оболочки на другую?»439.

«Высокая мысль Востока давно разрешила проблему существования зла. Единое Божественное Начало, или Абсолют, вмещающий потенциал всего сущего, следовательно, и все противоположения, несет в себе и вечный процесс раскрытия или совершенствования. Эволюция создает относительность всех понятий»440.

Еще Ф. Шлегель замечал, что «пантеизм неизбежно снимает различие добра и зла, как бы он ни противился тому на словах»441. Вслед за Шлегелем и Шеллинг (естественно, «поздний», уже переболевший пантеизмом) высказывал горячее пожелание, чтобы в Германии прекратилось «нечеловеческое пантеистическое безумие»442.

428 Цит. по: митр. Антоний Сурожский. О некоторых категориях нашего тварного бытия. // Человек. 1993. ј4, с. 96.

429 Розанов В. В. Религия и культура. Т. 1. – М., 1990, с. 396.

430 преп. Иоанн Лествичник. Лествица. – Сергиев Посад, 1908, с. 87.

431 преп. Ефрем Сирин. О борьбе с печалью // Добротолюбие. Т. 2. – М., 1895, с. 413.

432 Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 1, с. 511.

433 Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 2, с. 269.

434 Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 2, с. 294.

435 Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 1, с. 510.

436 Лосев А. Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. кн. 1. – М., 1992, с. 252.

437 «Бог сам есть виновник и ничто, ибо все, как последствие, вытекает из Него, согласно причинам как бытия, так и небытия, ибо само ничто есть ограничение, ибо оно имеет бытие благодаря тому, что оно есть ничто не существующего» (преп. Максим Исповедник; Цит. по: Булгаков С. Н. Свет невечерний. – М., 1994, с. 163).

438 Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 2, с. 376.

439 Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 2, с. 268.

440 Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 2, сс. 337-338.

441 Шлегель Ф. Эстетика. Критика. Философия. Т. 2. – М., 1983, с. 267.

442 Цит. по: Трубецкой Е. Н. Миросозерцание Вл. С. Соловьева. Т. 1. – М., 1995, с. 295.