Страница 210 из 228
– Всё хорошо.
– Всё?
– Всё. Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это всё, всё! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту. Эта свекровь умрет, а девочка останется – всё хорошо. Я вдруг открыл.
– А кто с голоду умрет, а кто обидит и обесчестит девочку – это хорошо?
– Хорошо. И кто размозжит голову за ребенка, и то хорошо; и кто не размозжит, и то хорошо. Всё хорошо, всё. Если б они знали, что им хорошо, то им было бы хорошо, но пока они не знают, что им хорошо, то им будет нехорошо. Вот вся мысль, вся, больше нет никакой!
– Когда же вы узнали, что вы так счастливы?
– На прошлой неделе во вторник, нет, в среду, потому что уже была среда, ночью.
– По какому же поводу?
– Не помню, так; ходил по комнате… все равно… Я сам часы остановил, было тридцать семь минут третьего.
– В эмблему того, что время должно остановиться?
Кириллов промочал.
– Они нехороши, – начал он вдруг опять, – потому что не знают, что они хороши. Когда узнают, то не будут насиловать девочку. Надо им узнать, что они хороши, и все тут же станут хороши, все до единого.
– Вот вы узнали же, стало быть, вы хороши?
– Я хорош.
– С этим я, впрочем, согласен, – нахмуренно проборматал Ставрогин.
– Кто научит, что все хороши, тот мир закончит.
– Кто учил, того распяли.
– Он придет, и имя ему человекобог.
– Богочеловек?
– Человекобог, в этом разница.
Выводы
Из того, что уже сказано о христианстве, понятно, почему христиане не могут отнести к себе упрек, постоянно высказываемый теософами в адрес неких фанатиков, убежденных, будто истиной владеют только они. Христиане не владеют никакой истиной. Если бы мы были гностиками, которые своими усилиями и своей аскезой создают свои космогонические системы, мы могли бы сказать о себе, что мы нашли знание, и мы овладели им. Но в том-то и дело, что не мы нашли – мы были найдены. Не мы владеем Истиной. Истина вторглась в жизнь апостолов и сказала: не идите против рожна (Деян. 9,5). Верующий человек не «владеет истиной»; он служит Ей. А, значит, даже при всем желании быть «открытыми» и «современными», мы просто не можем выдумывать себе нового Христа. Мы можем стремиться понять позицию других людей, их опыт и их логику. Мы должны сравнивать иной опыт мысли и веры с тем, что открылся через Евангелие. Но быть мы должны самими собой.
Христиане готовы приветствовать экуменизм. Но Рерихи несут нечто совсем другое. Если под экуменизмом понимать терпимость к людям иных вер и убеждений – я за экуменизм. Если под экуменизмом понимать готовность к познающему диалогу с этими людьми – я за экуменизм.
Но если под экуменизмом понимать стремление втиснуть все религии в ранжир «единой» веры, чья обширность определяется суммой убеждений какой-нибудь очередной теософки – я против экуменизма. Если экуменизм – это ленивое нежелание изучить основы своей духовной традиции, прикрывающее отсутствие взглядов и познаний декларациями об их «широте» – я против экуменизма.
Николай Федоров совершенно справедливо отметил исходную ошибку теософии, которая в те годы любила именовать себя «необуддизмом»: «Новобуддизм – это одна из попыток устроить братство, не обращая внимания на причины розни, т. е. на коренные причины не-братства»1741. Религиозное разделение людей – это, несомненно, болезнь. Человек, у которого болят зубы, несомненно, имеет повод для беспокойства и печали. Но если некий дантист говорит ему, что для устранения зубной боли надо просто сразу вырвать все зубы – как здоровые, так и больные – он имеет полное право не послушаться его советов. Нельзя браться за устранение симптомов болезни, не осознав ее истока. Лечение религиозного «не-братства», прописанное теософами, предлагает вырвать христианство ради всемирного уравнения людей в тантризме и каббалистике.
Христиане от апостолов и до наших дней отказываются от братания с оккультистами и предлагают выбор. Поскольку же любой выбор труден, люди винят христианство за то, что оно не снимает с них ответственности и требует личной работы. Обвиняя христиан в «нетерпимости», современный обыватель просто отстаивает свое право на безмыслие. В нынешней тяге к религиозному синкретизму проглядывает простая боязнь ответственности, страх перед свободой. Боясь быть кем-то определенным и тем самым взять на себя риск отличия от мира иных людей и вер, современный человек жаждет одной свободы, одного права – права не быть никем.
Он прав: любой осуществленный выбор ограничивает. Родившись человеком – упускаешь возможность побыть лягушкой. Посвятив свою жизнь музыке, не сможешь пройти дорогой математика или агронома. Но не посвящая свою жизнь ничему, не воплощая себя ни в какой конкретности – вообще не живешь. «Лицо, изваянное в мраморе, отвергло множество других возможностей. Каждая была прекрасна. Но не все вместе. Прежде чем женщина станет матерью, будет сделан выбор. Жизнь укрепляется несправедливостью выбора. В красавицу влюблены многие. Послушная жизни, она выберет одного и многих обречет на отчаяние… Да, на все есть время – время выбирать, что будешь сеять, но после того, как сделал выбор, приходит время растить урожай и радоваться ему. Да, есть время для зачинания нового, но за ним наступает благодатное время традиций… Никогда не украсить храм, если что ни год возводить новый фундамент» (Сент-Экзюпери)1742.
Как бы ни были похожи и даже равновозможны разные дороги – до цели никогда не дойдешь, если будешь пытаться идти по всем одновременно. Каждый шаг – это открытие новой возможности за счет отречения от ряда старых. Человек, отказывающийся отождествить себя с конкретной исторической духовной традицией, не бережет тем самым свою свободу, а пренебрегает ею. К чему приводит подобное стояние в невесомости, показывает случай с ослом профессора Буридана.
А то, что между теософией и христианством приходится делать однозначный выбор, что невозможно совмещать одно и другое – я, думаю, на предыдущих страницах было показано с достаточной долей убедительности.
Вывод, к которому привел меня анализ рериховского учения, таков: Рериховское движение в России – нелегальная религиозная секта оккультно-антихристианского характера. То, что на первой странице книги звучало как голословное заявление, сейчас, надеюсь, выглядит достаточно обоснованно.
По сути своей оккультное учение Рерихов не является «новым». Во многих основных частях оно старее христианства – и вот уже две тысячи лет серчает на него за его новизну. Оно в сути своей несовместимо с Евангелием. Оно построено на изначальном лжесвидетельстве о своей близости к новозаветной вести. Если кому-то сильно хочется быть обманутым, он может и дальше восхищаться «духовностью» агни-йогов. Православие же просто говорит об этом: «осторожно, язычество!».
Промыслом Божиим нам, христианам конца христианской эры, дана возможность понять: в какой мир пришло Евангелие и чему оно противостало. Ныне, в конце ХХ века, мы лучше можем понять: что означало обращение императора Константина в четвертом веке. На полтора тысячелетия оккультные силы были оттеснены на периферию человеческой жизни. Ныне они возвращаются. Но чем гуще миазмы оккультизма – тем правдивее и дороже слова Мандельштама: «Я христианства пью холодный горный воздух!».
1741 Федоров Н. Ф. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 1. – М., 1995, сс. 78-79.
1742 де Сент-Экзюпери А. Цитадель. // Согласие. №1, 1993, сс. 184, 140 и 144.