Страница 25 из 48
Наутро двинулись по широкой долине и почти тут же увидели селение. Это были невысокие мазанки с четырехскатными крышами. Навстречу им выходили жители, одетые в телогрейки из шкур, белые полотняные штаны и войлочные шляпы. Двое из них подняли к небу длинные трубы и затрубили; глухой и протяжный, сильный и властный звук потек по долине, возвращаясь от высоких гор многократным эхом. Толпа подошла к воинам, вел ее Радомил, возле него шагали двое пожилых мужчин, бритые, с вислыми усами, и три девушки, которые несли на расшитых полотенцах хлеб и соль. Они остановились перед Чехом, низко поклонились, старший из них сказал:
— Добро пожаловать в наше селение с миром. Мы рады видеть вас дорогими гостями у нас.
Чех подошел, отломил кусочек хлеба, макнул его в соль и съел. Селяне повеселели, заулыбались:
— Вот это добре. Вот это по-нашему!
Чех облегченно вздохнул: кажется, переход через Карпаты будет без каких-либо осложнений.
Так оно и получилось. Два дня они шли по широкой долине, встречаемые гостеприимными жителями. А потом перед ними встал новый, еще более крутой и длительный путь к перевалу. Заканчивался он высоко в небесах, окутанных туманами и облаками.
— Одолеем его, начнется спуск, который приведет нас в широкие долины, по которым в разные стороны текут две реки, — говорил Радомил. — Римляне их называют Вистулой и Виадуа, а мы, славяне, Вислой и Одрой. Там живут наши братья, славяне.
И снова карабкались по скалистой тропинке, выбиваясь из сил. Посредине пути встретилась просторная, ровная лужайка, на которой пообедали и отдохнули. Поднялись на самый перевал. Там их встречал Радомил.
— Вы посмотрите, какие виды вокруг, — весело говорил он, не в силах устоять на месте. — Нигде больше не встретите такого!
Перед воинами открывались величественные картины. Могучие горы увалами и островерхими вершинам громоздились повсюду, куда ни кинешь взгляд. На некоторых из них лежал вечный снег; большая масса чистейшего снега лежала рядом с ними; повсюду валялись камни и валуны, между ними виднелась посохшая травка; справа обрывалась отвесная пропасть такой глубины, что захватывало дух, на дне ее узкой ленточкой извивалась речушка; вдали кружились горные орлы, медленно и неторопливо выискивая себе добычу. Густой туман протекал мимо них, сырой и промозглый, был такой холод, что не спасала никакая одежда. Лица людей посинели, пальцы скрючились, они стали дрожать.
— Это облака плывут рядом с нами, — восторженно говорил Радомил. — Мы к самим богам забрались, они где-то рядом с нами!
— Мы здесь замерзнем, — отвечал ему Чех. — Нельзя задерживаться на перевале, всем немедленно спускаться!
Спуск оказался не легче, чем подъем. Такая же крутая тропинка, скользкие каменные плиты, чуть не удержался, поехал вниз, раздирая в кровь ягодицы… Но через полчаса уже было не так холодно, а через час и вовсе можно было скинуть что-то из верхней одежды. Сначала появились заросли кустарника, а потом и лесные массивы. Выйдя из одного из них, Чех увидел перед собой широкую равнину и извивающуюся речку со стальным блеском воды. Возле нее видно было большое скопление людей; приглядевшись, он узнал в них воинов.
— Кажется, два войска стоят друг против друга, — сказал он подошедшему Радомилу. — Ты не можешь сказать, кто это может быть?
Тот долго присматривался, ответил уверенно:
— Те, что ближе к нам, — это вандалы. А за ними стоят славяне, я узнаю их по одежде и вооружению.
Чех и сам их узнал, только ему хотелось, чтобы его вывод подтвердил другой человек.
— Готовятся к битве, — сказал Радомил. — Снова вандалы пошли грабежом, никак неймется им.
— Под Виндобоной получили, здесь тоже огребут.
Между тем оба войска начали сходиться. Славяне двигались сплошной толпой, а в порядке вандалов было заметно деление по родам: каждый род выстраивался клином, получалось что-то вроде пилы, которая дробила переднюю линию противника и облегчала достижение победы. «И нам бы такое перенять, — думал Чех, наблюдая за действиями противоборствующих сторон. — Но лучше внедрить в войско славян римский строй. Правда, ему надо долго и упорно учиться, но строй удесятеряет силу войска. Недаром римляне завоевали полмира!»
Вот вандалы и славяне сошлись, началось ожесточенное сражение. Чех стоял и ждал подхода центурий. Идти на помощь было нельзя, не подтянув все силы. А его воины растянулись на горной тропинке, никуда не спешили, спускались не торопясь, потому что устали и до ужина было еще далеко.
Подошли Лех и Русс, стали наблюдать за ходом сражения. Оно было в самом разгаре. На большом расстоянии смешались германцы и славяне, доносились оттуда звон оружия, глухие удары палиц и боевых топоров о щиты и доспехи, крики людей, ржание коней, стайками в обе стороны летели стрелы.
— Кажется, вандалы начинают теснить, — проговорил сквозь зубы Лех.
Чех ничего не ответил. Вокруг стояли воины. Он на глазок определил, что собрались почти все, может, десятки где-то бредут по склону, но без них можно обойтись.
— Построились по центуриям! — приказал он. — В центре я веду своих воинов, справа пойдет центурия Леха, слева — Русса.
Воины построились в строй. Чех выхватил меч из ножен, поднял над собой, а затем указал им на вандалов:
— Вперед! Бегом, молча! Приближаемся и внезапно наносим удар!
До места битвы шагов пятьсот бежали что есть силы. Подгоняло то, что видно было, как вандалы все больше и больше теснили славянское войско, каждый хотел помочь соплеменникам.
Вот до вандалов осталась пара десятков шагов. Видны были в шкуры одетые воины, их рыжие космы, слышны их воинственные крики, заглушавшие голос противника.
— А-а-а! — закричал что есть силы Чех, и его голос тотчас подхватили воины центуриев:
— А-а-а!
Удар был стремительным и неожиданным. Вандалы даже не поняли, откуда пришла на них погибель; они начали беспомощно метаться из стороны в сторону, пытаясь уйти от уничтожения. Паника среди них была беспредельной, никто из них даже не пытался организовать какого-либо сопротивления; все помышляли только о бегстве. Славяне тотчас прекратили отступление, обернулись к врагам и тоже кинулись на них со всей яростью. Сдавленные с двух сторон и оказавшиеся в ловушке, германцы пытались найти прорехи в линиях славянских воинов, бросались в них большими кучами и гибли под мечами и пиками; избиение было беспощадным. Лишь немногие сумели вырваться из окружения, и еще меньшее их число успело добежать до ближайшего лесочка и скрыться в нем.
Усталые, но довольные, возвращались люди после погони за противником. К Чеху подошел пожилой воин, в руке окровавленный меч, лицо, не остывшее от боя, полыхало румянцем. На нем были металлические доспехи римского изготовления и короткий белый плащ с красной каймой, застегнутый у горла золотой бляхой.
— Я воевода Боеслав, — сказал он взволнованным, прерывающимся голосом. — А вы откуда явились в римских одеждах и вооружении?
— Я веду своих воинов из римских пределов, — ответил Чех, пожимая протянутую руку. — Случайно оказался на поле битвы.
— Пусть случайно, но, главное, вовремя. Вандалы застали нас врасплох. Это разбойничье племя сумело тайком подобраться к нашим жилищам, не дав времени собрать силы. Если бы не вы, гнили бы наши косточки под лучами Ярилы. Спасибо за помощь.
Воевода приказал собирать раненых и убитых. Вдруг в одном конце поля раздались плач и стенания. Чех и Боеслав направились туда. Толпа раздалась перед ними. На земле лежал старец с длинной седой бородой, в красивых доспехах и красном плаще.
— Князь Воисвит, — тихо произнес воевода и опустился перед ним на колени. — Прости нас, славный воин, что не сумели сберечь тебя в этой жестокой битве.
Князя бережно завернули в плащ, подняли на руки и понесли в направлении селения, видневшегося недалеко. Следом растянулась длинная процессия, в которой брели раненые, на носилках покоились убитые. Навстречу из селения высыпали жители, раздались крики радости, женский плач по убитым…