Стража

54.

Намеренно или случайно сделали это шестиноги, но Вадим обнаружил, что, несмотря на решительное противодействие, твари оттеснили их к трибунам.

Митька споткнулся о скамейку. Хорошо ещё, шлёпнулся на неё, а не мимо.

Что глаза кровоточат, Вадим не чувствовал, но догадался, пару раз отерев кровь с лица. Мельком подумал, что сам здорово похож на какого-нибудь монстра из фильма ужасов. Но, когда он увидел падающего на скамейку брата и когда понял, что значит эта скамейка, всё вокруг затуманилось багровой мглой, а из огрубевшего горла вырвалось утробное рычание. Перепуганный Митька отпрянул к Андрею.

Секунда оцепенения с обеих сторон — твари тоже застыли от неожиданности.

"Всё. Защиты больше не будет. Только атака", — мелькнула единственная разумная мысль, и меч будто магнитом повело в визжащее месиво шестиногов.

Кровавая мгла перед глазами постепенно растворилась, но что-то оставила в общем ощущении движения и пространства. К отлаженному боевому организму по имени Вадим словно добавили чувствительный радар реагирования, а в мышцы впрыснули сильный наркотик. Больше он не воспринимал тварей как живых. Шестиноги — это тренировочные мишени на пути к цели, не самые умные и не самые поворотливые. Всего лишь мишени.

Андрей и Митька шли за Вадимом, совершенно оставшись не у дел. В расчищенном пространстве достаточно места для двоих, а шестиноги просто не успевали занять его. Потом-то они сваливались в пустой коридор и шли по трупам сородичей. Но как ни взмахивали оружием двое за Вадимом, в ход его пустить не могли: слишком далеко враг и слишком стремительно действовал Вадим.

До края дорожки на границе с полем оставалось немного, когда Вадим насторожился. Рисунок хаотического движения шестиногов изменился. Слева наметилась определённая закономерность — сначала еле угадываемая, затем отчётливо видная: твари оглядывались.

Вот только раздумывать над причинами их столь необычного поведения некогда.

Последних шестиногов с пути Вадима как ветром сдуло, лишь он замахнулся мечом. Под лезвием меча две твари проскочили, увернулись-таки. Третья, на свою беду, кинулась в другую сторону. Вадиму осталось только обрушить бронированный кулак на тощую сгорбленную спину и перебить твари позвоночник.

На поле он шагнул как в другой мир. Из крепкой смрадной вони, из тесноты, в которой казалось, что шестиноги вознамерились всех поубивать всего лишь из-за нехватки жизненного пространства, — в мир пустоты, расплющенной громадным небом, в мир, в котором даже сладковатый трупный запах воспринимался почти нормальным, а долетавшие от визжащей оравы "ароматные" веяния — как досадное недоразумение.

Вадим отвлёкся лишь оглядеться, а сзади уже отчаянно закричал Митька.

Он обернулся к ним в прыжке и успел увидеть: брат тянет за руку Андрея, который почему-то становится всё ниже и ниже. Шестиноги привычно навалились всей толпой. Андрей попал в муравейник скачущих тел, а Митька, выпустивший его буквально выдернутую руку, сумел всё-таки прыгнуть с дорожки на поле.

— Держи Кубок!

Митька поймал брошенный предмет и прижал к себе. Он был так поглощён действом перед глазами, что пока не замечал под ногами мёртвой плоти. Вообще ничего не замечал. Да и трудно услышать в воздухе, напоённом визгом и верещанием, как встали за спиной два чёрных сгустка. Из непроницаемой тьмы одного метнулась человеческая ладонь, зажала Митьке рот. Появилась другая, легонько ударила ребром ладони по мальчишескому виску. Митька обмяк. Неизвестный подхватил мальчишку на руки, второй подобрал Кубок. Оба исчезли по направлению к центру поля, в бродячей дымной пелене от костров…

… На то место, с которого Вадим вновь шагнул на бесноватую беговую дорожку, вывалился Ниро. Он прошёл несколько шагов, скользя лапами по мёртвым головам, и рухнул, запаленно дыша, грязный и мокрый от крови.

Следом за ним торопились двое, тащившие Андрея. Последним на поле выпрыгнул Вадим, прикрывавший отход. Шестиногие образины бесились на дорожке, но невидимую границу переходить боялись. Люди оставались в недосягаемости, хотя, вроде бы, руку протяни — и вот они.

Вадим недоверчиво огляделся — раз, другой. Брата нигде нет. Он ещё не осознал, что могло произойти с мальчишкой, но инстинктивно учуял, что не самое хорошее. И инстинктивно же, не стесняясь Всеслава и Дениса, отчаянно закричал в чёрно-красный дым:

— Митька! Митька-а!

Он весь ушёл в отчаяние и не сразу понял, что собственный крик хрипит бессмысленным рёвом, где имя брата неразличимо. А услышал — захлебнулся от неожиданности.

И — тишина. Даже шестиногие твари за спиной примолкли, припав к земле, придавленные этим звуком.

А он стоял, ожесточённо глядел, как, покачиваясь, проплывают в стороны багровые дымные облака, и чувствовал себя уродом, уродом, уродом!.. Имя брата не выговорить…

Чья-то ладонь легла на бронированное плечо. Не отдёрнулась, не вздрогнула от прикосновения к жёсткому панцирю, шершавому, как плохо очищенный металлический лист.

— Митька жив, пока не открылись Врата.

— Слабое утешение, отец Дионисий, — прорычал Вадим. Голову он держал поневоле, высоко задрав подбородок. Чешуйчатая на горле, броня не позволяла шее двигаться с привычной гибкостью.

— Это не утешение. Это причина действовать.

— Чего с ним рассусоливать! — вмешался Всеслав, разрывая остатки рубахи на неподвижном Андрее. — Ты лучше объясни, бедовая твоя головушка, зачем ты нас на заклание Чёрному Киру отдал? А если бы мы умерли раз и навсегда? Тогда что?

— Ничего. Я знал — или Зверь знал, что у нас в запасе две прошлые жизни. Мне нужен был джокер, и я его получил. Кирилл о прошлых жизнях не помнит — и слава Богу. Иначе дождался бы вашего воскрешения и опять убил. Андрей жив?

— Жив. Только больно уж слаб. Мне казалось, он покрепче будет.

— Кирилл понервничал и снова начал… В общем, стал вампиром. Андрей предложил ему донорскую помощь.

— Митька, небось, мою сумку потерял?

— Оставил на рядах.

— Жаль. Там и перевязочный материал был. Андрей, ты меня слышишь? Встать можешь?

Под веками забегали глазные яблоки, избитое тело напряглось — и опало. Всё ясно. Андрей даже глаз открыть не мог — лежал на неудобном и страшном ложе из мёртвых голов, а живые стояли вокруг, не замечая, что стоят в теснинах между ободранными головами — ободранными, потому что поневоле не шли по мёртвой плоти а скользили с неё. Но сознание отключилось от факта мертвечины под ногами, иначе никто из живых не сумел бы заставить себя пройти по полю.

— Было бы время, я помог бы ему. А так нам придётся оставить его и уходить.

С последним словом Всеслава поле, буквально плавающее в волнистом тумане, внезапно осело. Совсем чуть-чуть.

До похолодевшего Вадима лишь спустя некоторое время дошло, что снизился не уровень поля — это головы погрузились в землю до самых макушек.

— Что… это?

— Шептун начал открывать Врата. Пошли.

— Андрея мы здесь не оставим, — с трудом шевеля нижней челюстью, выговорил Вадим тягучие, тяжёлые слова. Он пытался совместить два факта реальности: факт беспомощного Андрея и факт предупреждения Зверя. Десять минут. Неужели прошло всего десять минут? И почему же он, Вадим, до сих пор жив?! Третий факт — неуклюжей, затруднённой артикуляции — заставил его рассвирепеть. — Вы пережили смерть! Зря?! Вы мой джокер. Шептун о вас не знает. Скиф, останавливай время! Помоги Андрею!

— На это тоже нужно время!

— А ты поторопись!

— Идите…

Призрачный шёпот всплыл к ним от Андрея. Он лежал всё так же, без движения. Шевельнулась, казалось только верхняя губа, пропуская слово.

— Мочи, герой.

— Да нет. Андрей прав. Где гарантия, что там, под ножом Шептуна, не умирает Митька?

— Не дави на меня! А если следующим будет Андрей, потому что Митька, возможно, уже умер? У тебя есть гарантия, что этого не случится?

— Никаких! — жёстко сказал Всеслав. — Но у меня есть гарантия, что, если ты сейчас же не пойдёшь к Шептуну, умрёт весь город!