Стража

Удивляться небывалой расчётливости и лёгкости, с которой для него шла драка, пришлось недолго. Распахнулась подъездная дверь, и трое боевиков Чёрного Кира (один с разбитой скулой — привет от Всеслава!) внесли в изменчивую, но логичную схему боя сумятицу. Образное мышление Вадима подсказало: он только что складывал аккуратную стену из кирпичей, а кто-то взял и вывалил их целую кучу сверху, и — разбирайся, Вадим!

Он играючи увеличил темп движений и быстро включил свежие силы противника в схему защиты и нападения. Теперь уже пятерых вынудил подчиняться навязанному рисунку драки: Вы тренажёры! Ваши действия я знаю наизусть!

Первую проблему: не допустить пятерых к Всеславу, который и со своей-то парочкой едва управлялся (Вадим слышал его дыхание и короткое хеканье, сопровождавшее особенно жёсткий удар), — он решил. Пока. Не то чтобы Вадим в себе сомневался, просто решение первой проблемы напрямую зависело от решения второй. А вторая заключалась в том, что надо заканчивать драку, выходить из неё. Вадим не знал — как. Драться всерьёз, как дерутся Всеслав и боевики Чёрного Кира, — всерьёз и насмерть? А если он, Вадим, до сих пор не может поверить, что они, недавние дворовые пацаны, вознамерились убить его? Пока же, должен он признаться, его личный бой шёл только на выматывание противника. Может, боевики устанут натыкаться на блоки и оставят его в покое?

Со стороны усомнились: ты-то продержишься, а Всеслав?

Нижняя площадка перед подъездной дверью узкая и короткая, а заканчивалась лестницей в шесть ступенек к лифту. На такой же узкой и короткой площадке перед лифтом дрался Всеслав. Внизу — Вадим. В этакой теснотище боевики не могли навалиться кучей, потому как, чуть что — Вадим немедленно приваливался спиной к одной из стен и отбивал любую атаку.

Смерть. Убийство. Всех этих озверевших парней придётся убить?..

"Я не могу!"

А они, эти твои пятеро?

"Но ведь должен же быть какой-то выход из положения? Я не могу лишить жизни человека, с которым хоть и не здоровался, но при встрече переглядывался, а иногда кивал — и он кивал в ответ. Некоторые из них — да что некоторые! Все пятеро! — младше меня, они же ещё и не жили! Им ещё жить да жить! А я стану проклятием для их родителей?!"

Родители этих пятерых и не вспомнят про них.

"Почему?!"

Внезапно Вадим осознал, что, оказывается, ведёт настоящую беседу с настоящим собеседником: он, Вадим, между ударами и блоками подаёт реплики, почти истеричные, а кто-то со стороны отвечает ему, коротко и обстоятельно. Некогда думать, кто это, что это. Главное — невидимый собеседник знал, как Вадиму выбраться из бесконечного тупика. "Трус, — сумрачно подумал он о себе, — или ищешь себе оправдания, или перекладываешь ответственность на плечи других… Эй, — обратился он к невидимке, — так почему же их родители и не вспомнят о детях? Весьма отрицательные типы потому что? Из моральных соображений не вспомнят, что такое дерьмо бесследно сгинуло? Не поверю!"

Это не их дети.

"Абсурд! — Вадим ожидал чего угодно, но только не такого ответа. — Меня просто успокаивают, чтобы я себя убийцей не считал".

В какой-нибудь глухой деревушке любого уголка мира сразу бы поняли. Твои пятеро, двое Всеслава — это не человеческие существа, а нелюди из категории подмёнышей.

"Под… что? Подмёныши?"

А ведь ты должен знать. Помнишь тётку с её семейством, ту, что останавливалась у вас на ночку и свиной крови привезла? Помнишь шуструю бабульку, ради которой затеяно всё путешествие? Правнуков ей захотели показать. Помнишь, какие истории бабулька рассказывала?

Некоторое время Вадим молчал, механически лупя по любым, удобным для битья частям тела, открывавшимся перед ним.

"Не помню. А почему подмёныши?"

Филолог! Потому что подменённые. Подменили их… Хватит болтовни. Всеслав слабеет. Решайся на что-нибудь.

Короткий взгляд на верхнюю площадку подтвердил, что Всеслав выдыхается. Нет, он дрался в прежнем темпе, но тяжелее и дёрганее. Как ни странно, решил всё острый, терпкий запах вонючего пота, который источали боевики. Может, Вадим перепсиховал, и оттого их запах показался выворачивающим до тошноты, может, они воняли так на самом деле. Но Вадим вздохнул — вдохнул нечто смрадное, и этот смрад сразу расслабил мешавшие до сих пор путы.

Он забыл про очки. О них он вспомнит позже и рассеянно попеняет самому себе: стоило ли тратить столько физических сил?

Но сиюминутному Вадиму стоило.

Очередной боевик, представший перед ним, как обычно, сразу полез в драку. Но какую-то длинную всеохватывающую секунду Вадим жадно вглядывался в его лицо.

В следующее мгновение Вадим врезал боевику под челюсть и, почти одновременно согнувшись чуть вправо, левой ногой ударил второго по грудной клетке. Тот плотно соприкоснулся со стеной — треск его расколотого черепа выудил из памяти Вадима стоп-кадр: уходящий по улице Шептун-Деструктор беспечно помахивает человеческой головой.

Первого боевика, таращившего обессмысленные глаза Вадим швырнул слева от себя, откуда набегали двое. Двое шарахнулись в стороны. Вадим получил пару секунд и внезапно упал под ноги пятому, который исподтишка хотел достать его не самым лучшим, но "гадским" ударом в почку… Подсечка под ноги сзади — "гад" рухнул, молотя воздух, всем телом назад, и его голова, точно яйцо с маху, врезалась в рёбра батареи.

Ни крика, ни всхлипа — только заполошное дыхание и глухой стук ударов, будто по мешку с песком.

Осталось трое. Двое, как в боксе, слегка подпрыгивали в стороне, но нападать не решались. Брошенный в них третий вяло ворочался на ступенях лестницы — видимо, ещё не совсем пришёл в себя.

Вадим примерился: рвануть вперёд, к Всеславу, пока нетрудно — лестница почти свободна. Если сейчас оттолкнуться от подпираемого спиной косяка, боевики не успеют среагировать на его побег к лифту. А новый расчётливый Вадим холодно добавил: и не придётся слишком много тратить сил, избавляясь от прилипших к ним, словно пиявки, боевиков.

"Избавляясь". Остатки прежнего Вадима издалека прошелестели что-то укоризненное об эвфемизмах.

План в действие привести не удалось.

Первым зашевелился мертвец, лежавший справа, под стеной. Сначала ожили пальцы — завозились по полу, ощупывая его, охлопывая, — проверяли, наверное, где находятся. Затем резко раскрылись глаза, будто мертвец лишь притворялся мертвецом. И Вадим заворожённо вперился в эти кошмарные глаза — цвета той гнилостно-желтоватой дымки, что держалась в городе второй день.

Из шока Вадима вывел новый шок: чьи-то холодные пальцы обхватили его ногу между кроссовкой и штаниной. Мертвец от батареи. Воспользовавшись остолбенелостью Вадима, он оттолкнулся от батареи, развернул своё тело и поймал Вадима в живой капкан.

Раздвоение ощущалось отчётливо. Боец Вадим бесстрастно оценивал положение: двое осторожно, но уже без суеты, подходят к нему; двое с трудом, но целенаправленно поднимаются — один со ступенек, другой — опираясь на стену и оставляя на ней снизу вверх широкую неровную полосу — чёрную в сумеречном подъезде; пятый истеричными рывками ползёт ближе — захватить и в капкан и вторую ногу Вадима… А прежний Вадим, сжавшийся до горячей точки в животе, монотонно твердит о странностях семантики "живого капкана из мёртвых пальцев".

Ползущий мертвец не совсем удачно попытался схватить Вадима за вторую ногу. Его холодные пальцы скользнули по горячей щиколотке живого. Вадим вздрогнул, отдёрнул ногу; нечаянно наступил на лезущую к нему руку — и его перекосило от брезгливости. Это мимолётное чувство стало огромной ошибкой.

Пятеро налетели всем скопом. Двое, что еле держались на ногах, просто упали на Вадима. Они не обращали внимания на яростные удары. Главное — цепляться за человека, мешать ему, лишить свободы движения. Двое здоровых при помощи "ползуна" — "живого капкана" — незаметно оттеснили Вадима от двери к стене. Теперь своими кулаками они вминали человека в стену, благо, что человек явно растерялся и не успевал отбивать атаки.