Кодекс Ордена Казановы

— И что теперь делать? — беспомощно спросил Лёхин, отчитавшись о встрече с Дианой.

— Если Лада убегала от загонщиков, вряд ли это было в городе, — сказал Павел. — Нам придётся ехать к мосту в твоём микрорайоне, потому что он даёт выход прямо в Каменный город.

— Едем, — нетерпеливо предложил Олег. — Леонид, собаки в машину пойдут?

— Сейчас узнаем.

Лёхин и слова сказать не успел, как все быстро рассредоточились по машинам. Всё ещё сомневаясь, он тоже шагнул к машине.

— Уф-ф, успел-таки… Лексей Григорьич! Лексей Григорьич! Не уезжай!!

52.

Оглянувшись, Лёхин присел перед Бирюком, подпрыгивавшим на бордюре. Подвальный выглядел неимоверно грязным и усталым.

— Что случилось, Бирюк?

— Дай отдышаться, Лексей Григорьич!.. О-ох… Думал, уж уедешь.

Пока подвальный усмирял дыхание, Лёхин поднялся с корточек и заглянул в машину за зонтом.

— А-а…

Почти квадратные, потрясённые глаза Олега сначала даже испугали. Но и Леонид выглядел изумлённым. Лёхин только хотел спросил, что это с ними, как Олег смог выговорить:

— Лёхин а ты куда пропал? Только что был, раз — и нет.

— Да так, погулять вышел, — отшутился Лёхин, сообразив, что удивление вызвало его приседание на корточки.

Он снова присел, раскрыв зонт над собой и Бирюком. Свесившись из кармана плаща, проскрипел благожелательно Шишик.

— Ты, Лексей Григорьич, со своими товарищами иди на ту скамейку где вчерась балакали. Нашли мы тебе вожатого до Камень-города. Там и дожидается.

— Да мы и так собирались…

— Лексей Григорьич, он вас к ходу от кафе этого злосчастного выведет.

— Ага… Так, — проговорил Лёхин, соображая. — Спасибо, Бирюк.

— Не за что пока. Это я тебе спасибо говорить буду, как в родной подвал вернусь.

— Подожди здесь, под зонтом. Я объясню народу ситуацию, и пойдём к скамейке по одному, чтобы не привлекать внимания.

— И хорошо, Лексей Григорьич, что по одному. Только поскорее бы. Долго ждать вожатый ждать не будет. Не любит он к нам, на поверхность, выходить.

Последних слов Бирюка Лёхин не дослушал: сбегал к машине Павла, показал, куда идти, потом Олегу и Леониду. Взглянув на доберманов, он было обеспокоился, смогут ли собаки перейти невидимую границу между привычным миром и территорией Каменного города. Потом вспомнил, как дома, у Леонида, к псинам подбежал домовой и они потянулись к нему обнюхать. И — успокоился.

Прихватив зонт и подвального, Лёхин поспешил к скамейке. Интересно, что за вожатого нашёл Бирюк? В его мире много любопытнейших личностей. Вожатый этот наверняка из таких.

Сначала показалось — на скамейке вырос тонконогий, с узкой, колокольчиком, шляпой гриб. Привычный к виду Леших-палисадничих, Лёхин решил, что вожатый похож на них. Хорошо, Бирюк с локтя предупредил:

— Меня, грязного, взял на руки и не побрезговал — хорошо. С Мокричником так не делай. Не любит. Да и не всякий его вида выдержит.

— А почему Мокричник? — за несколько шагов до скамейки шёпотом спросил Лёхин. — У воды живёт?

— Не только. Он мокриц пасёт, пиявок прикармливает. Ты с ним много не разговаривай — не любит.

Лёхин хотел спросить — чего ещё не любит Мокричник. Не успел. Подошли к скамейке. Из вежливости Лёхин присел — и с трудом удержал приветливое выражение лица. Он привык, что у паранормального народца лица почти человеческие. А сейчас на него взглянула из-под шляпы натуральная пиявка.

— Добрый вечер.

Тускло блеснули маленькие чёрные глаза, на сплошь ровной поверхности возможного мелкочешуйчатого лица прорезалась поперечная линия. Наверное, рот.

Не успел Лёхин ни чего подумать, ни спросить чего, как Мокричник спрыгнул со скамьи. Так мальчишки на речке или на пруду прыгают в воду — "солдатиком". Лёхин дёрнулся — ой, упадёт! Но Мокричник, держась прямо и жёстко, зашагал к забору позади скамейки. И невообразимо стремительным движением нырнул под нижнюю перекладину — и пропал.

— Шагай, Лексей Григорьич, — донёсся со скамейки шёпот подвального. — И не боись: я тоже пойду с вами до хода-то.

Пока до Лёхина дошло, что пора переходить на другой уровень зрения, к нему подошли Олег и Леонид с доберманами. Псы с интересом обнюхали Бирюка (тот не возражал), брезгливо чихнули над следом Мокричника и свели глаза к носу, разглядывая оседлавших их Шишиков. Те сидели на собаках тоже не просто так, а качались в стороны, изучая то один, то другой глаз ездовых животных.

За забором, который, как оказалось, был фрагментом и его легко обошли, ютились остатки деткой веранды — полупроваленный пол, куда и поспешил Мокричник. Он спрыгнул с одной раздавленной доски на другую, затем на землю. Потом гриб-пиявка обернулся. Снова под малюсенькими, туповато-блестящими глазёнками появилась ротовая прорезь. Прорезь росла, пока Мокричник явно дожидался сбора всей честной компании. Лёхин себя слишком брезгливым не считал, но когда из угла ротового отверстия полезла белёсая струйка слюны… Внезапно Мокричник нежно прочирикал длинную фразу и, будто подрезанный, сел на землю.

— Он говорит — дошли, — сам удивлённый, сказал Бирюк. — Лексей Григорьич, дальше я не ходок. Вам нужно поднять вот эту доску, но держась только за этот край, который ближе к нам.

— Странное требование, — удивился Лёхин и посветил на доску.

Остальные поняли, что он разговаривает с кем-то из паранормальных, и терпеливо ждали.

Не убирая пара-зрения, Лёхин взялся за доску и осторожно приподнял её. Пока один край оставался на земле, доска поднималась легко, но едва он поднял её над землёй, она хоть и поддалась, но налилась тяжестью. И чем выше он поднимал, тем тяжелее доска становилась. И край — тот, что на земле, — удлинялся.

"Открываю дверь подземного хода!", — понял Лёхин, и его прошибло холодным потом, когда он отвалил до конца тяжеленную дверь и увидел ступени вниз.

Снова что-то нежно прощебетал Мокричник, утёр слюну и куда-то ускакал.

— Дальше вы сами, — перевёл подвальный. — Дойдёте ли, Лексей Григорьич?

— Дойдём, Бирюк. А дверь за собой закрыть?

— Лучше закрыть. Другого человека от неё оттолкнёт, но не ровён час такой, как ты, объявится? Провалится да сгинет.

— Ладно, сделаем. Счастливо оставаться!

— Прощевай, Лексей Григорьич! Скатертью ваша дорожка, ровной да гладкой!

Лёхин оглядел добровольцев.

— Кто-нибудь видит вход?

— Я вижу, — сказал Соболев неуверенно. — Лестница вниз. Да?

— Хорошо. Тогда идите первым и встречайте остальных. Мне велено дверь закрыть, чтоб беды не случилось.

Профессор шагнул на видимую компании землю — и его ступня словно исчезла в воде. Перенёс другую ногу. Доберманы шумно вздохнули: Соболев исчез полностью.

— Забавное впечатление, — донёсся его голос издалека, будто из-за приоткрытой двери. — Кто следующий?

Как и предполагал Лёхин, следующим оказался Павел. Леонида потянули доберманы. Больше всего Лёхин боялся за Олега. Но тот, глубоко вздохнув, тоже шагнул и пропал. Оглядевшись — никто не видел? — Лёхин встал на ступеньку и осторожно потянул дверь на себя.

По первой лестнице никто без него не спустился.

— Хоть какое-то оружие взяли все?

Озабоченно покивали. Один Павел расплылся в счастливой улыбке. Ну, с этим всё ясно. Упрямый.

— Лучше вынуть и держать в руках, — посоветовал Лёхин. Заранее предупреждать не хотелось. И не только из-за эффекта неожиданности. Пусть насладятся, какими увидит их Каменный город. И даже Павел его понял — ухмыльнулся, довольный.

И — побежали. Павел — впереди всех.

Третья лестница — торжествующий вопль, оборванный на полуслове. Павел. Обзавёлся экипировкой. Остальные, изумлённо поглазев на него, сообразили-таки глянуть на себя. Короткий свист, смущённое покашливание, довольное "Ха!" — кажется, никто не возражал против личных метаморфоз.

Сам Лёхин выглядел, как и в прошлый раз, только плащ покороче (Шишик немедленно завис на аграфе легкомысленной пушистой помпошкой), жилет уже не кольчужный, а настоящий доспех; к наручам и ножам в сапогах добавились металлические звёздочки и, как ни странно, кнут. Верёвку сунул Елисей: "Вдруг как лазать придётся? Пригодится!"