Страница 71 из 84
Касьянушка беспокоился, хорошо ли "пояс военный" на Лёхине застёгнут. Елисей норовил из этого пояса что-нибудь вынуть да сунуть вместо оного сухарик: "Камень-город же! Вдруг из хлебушка засушенного каравай явится! Голодными хоть сидеть не будете!" Дормидонт Силыч бубнил, чтоб Лёхин не зевал: "Где воинская наука впрок не идёт — хитростью брать надо!"
Лёхин пытался сосредоточиться на плане — "домочадцы" заморочили голову напрочь, тупел в собственных глазах. Выдержки не хватило — взмолился:
— Ну хоть перед дорогой помолчим!
И все торжественно замолчали. Правда, секунды через две квакнул Касьянушка — открыл-таки рот, а Дормидонт Силыч и шлёпнул по губам. Купца, грубияна и рассказчика развратных анекдотов, Касьянушка боялся. Поэтому сделал благостное лицо многотерпеливца, возведя очи к небесам.
В общем, Лёхин понял: досиди он эту минуту — точно взорвётся. И — пулей вылетел за дверь!
На остановке его, обозлённого, мокрого (зонт забыл второпях!), дожидался Олег. При виде распахнутой дверцы Лёхин содрал с себя плащ и юркнул в машину. Скомканный плащ он некоторое время угрюмо держал в руках, пока Олег, посмеиваясь, не предложил:
— Разверни да брось назад! Хоть немного да просохнет.
Они уже проскочили памятный поворот у моста, когда по рукаву Лёхиного свитера скатился Шишик. Его выпученные глазёнки хищно таращились куда-то наверх. Лёхин глянул, и у него сердце замерло. А Олег гордо сказал:
— Специально для Шишика купил!
И Лёхин — заржал, громко и неприлично. Душа не выдержала.
Под потолком машины болталась подвеска со множеством "качелей" в виде колец, треугольников, ромбов. Все они висели на отдельных тесёмках и нервно подпрыгивали.
Отхохотавшись, Лёхин принялся перечислять все сегодняшние раздражители ошарашенному его реакцией Олегу, а "помпошка" — счастливая! — кажется, на всех качелях решила укататься до тумана в глазах.
Олег в ситуацию вник и теперь смеялся сам, поскольку Лёхин успокоился и уже с улыбкой расписывал картину "Прощание с домочадцами".
До кафе осталось совсем немного, когда Шишик упал на колени Лёхина. Один глаз бессмысленно плавал в космах наверху. Другой — наверное, потерялся где-то внизу. Лёхин вздохнул, надел плащ и сунул "помпошку" в карман.
Как и договаривались, Олег свернул в арку и остановил машину напротив первого подъезда. Но ещё раньше Лёхин заметил, что внизу, рядом с кафе, что-то уж больно много народу. И машины — кажется, мигалки и "скорой", и милиции промелькнули. А на задворках — обнаружили Олег и Лёхин — народ явно из дома группками стоит и что-то заинтересованно обсуждает, несмотря на дождь.
Выяснилось, что Олег притормозил аккурат за машиной Соболева, в которой, кроме профессора, сидел и Павел. Судя по всему, они неплохо столковались. Во всяком случае, профессор называл детектива по имени и не возражал против "ты" с его стороны — хотя Павел и продолжал величать его по имени-отчеству.
Наскоро Лёхин познакомил их с Олегом.
— Что происходит в кафе?
— Сами в непонятках, — вздохнул Павел. — Жильцы говорят разное. Одно только повторяют абсолютно все: в кафе несколько трупов, а хозяина не могут нигде найти.
— Весело, — пробормотал Лёхин. — Значит, отсюда нам в Каменный город не попасть, блинчики-оладушки. Подождите немного. Может, попробую информацию из первых рук получить.
Он еле успел выйти из арки, как от толпы у кафе к нему побежала фигурка на высоких каблуках, в длинном плаще с капюшоном.
— Алёша!
Шишик пробурчал что-то недоброжелательное и утоп в кармане.
В дождливых сумерках лицо Дианы почему-то казалось скульптурно-прекрасным. Лёхин быстро перешёл на тонкий уровень зрения — ни одной крысы вокруг неё! А когда девушка подбежала, он сообразил, почему её лицо кажется скульптурным. Даже бег не оживил застывших черт. Изумлённый Лёхин мог поклясться, что Диана сейчас такая же сонная, как Валя недавно. Значит, он прав? Значит, все компаньоны и компаньонки находились под сильнейшими чарами?
— Что случилось, Диана?
— Такой ужас, Алёша! Нас всех почему-то посчитали наркоманами. И милиция, и врачи. — Девушка говорила тонким, монотонно-капризным голосом, каким иногда говорят заболевшие, с высокой температурой дети. И как капризный больной ребёнок, она держалась за его руку — может, в поисках уверенности?
— Ну а сейчас уже не считают?
— Конечно, нет! Альберт нам даже курить запрещал — не то что наркотики.
— А почему они вообще приехали? Что случилось в кафе, Диана?
— Кто-то из подсобных рабочих нашёл в служебке трупы. Как это страшно! Альберта не было, и он вызвал милицию! А сейчас собрали всех компаньонов и почему-то сразу решили, что мы наркоманы.
— Потому что все выглядят сонными? — задумчиво подсказал Лёхин. — А компаньонов собрали почему? Потому что трупы в служебке? — и вдруг сообразил: — Диана, это кто-то из ваших?
— Да, это наши, — она, не глядя, убрала ладонь с его руки. — Я так устала. И мне… как-то пусто. А всё время хочу спать… А? — встрепенулась она, словно услышав вопрос. — Да, это те четверо, с которыми подрался Анатолий. Помнишь, ты звонил?
— Помню, — выговорил ошеломлённый Лёхин. Четверо?!
— Их убили страшно. Говорят, крови очень много. Нас уже отпустили, но предупредили, что завтра с утра всех на допросы… А если в университете узнают, что мы в уголовном деле замешаны…
Она произнесла это всё с той же, почти монотонной, безразлично-вопросительной интонацией, словно не отвечала на вопрос, не разговаривала с собеседником, а размышляла вслух. А потом словно потухла и, сгорбившись, пошла на остановку. Лёхин успел догнать её и задать важный вопрос — очень важный, хотя сообразил только что.
— Вас всех вызывали? Анатолий тоже здесь?
— Анатолий? — удивилась она наконец. И Лёхин мог бы поклясться, что следующая её фраза прозвучит так: "А кто это?" Но нет. — Странно, что ты спросил. Нас тоже спрашивали о нём.
— И что? Никто не знает?
— А зачем? Зачем нам знать?
Она снова зашагала к остановке, но вдруг остановилась.
— У нас был Роман. Ромка. Он здорово пел под гитару. Послушаешь — и снятся странные, красивые сны. А когда его песни запел Анатолий — это даже выглядело глупым. Я ему однажды сказала, а он обозлился… — Она снова отвернулась к остановке и забормотала, раз за разом зевая: — Ну да… Я и сказала… потому что знала — он… обозлится. Глупо всё.
Чтобы слышать её, Лёхин торопился следом, а она как будто знала: подъехала "маршрутка", девушка дождалась, пока все выйдут. Придержала дверь и, обернувшись, сказала ясно:
— Я всегда знала, что "Орден" будет существовать, пока в нём поёт Ромка.
Возвращаясь на задворки кафе, Лёхин мечтал о паре таблеток от головной боли. Четыре трупа, пропавший Анатолий, пропавший же хозяин, пифия Диана со своим трагическим заявлением о Ромке, в кафе не попасть ни через парадный вход — там милиция, ни через подсобные помещения — не на глазах же десятков взволнованных жильцов! Да и смысл теперь попадать туда? Внутри, небось, обыски вовсю… Придётся всей компанией ехать либо к заливу, либо к мосту возле дома. А Лёхин так надеялся, что кафе напрямую связано ходом с логовом Альберта, который — Лёхин уверен на все сто — убегая, прихватил с собой Анатолия.
Пока он отсутствовал, появился Леонид. Не один — с собаками, как однажды и предположил Лёхин. Именно доберманы в отсутствие Лёхина познакомили своего хозяина с честной компанией: когда Леонид прибыл на место, псы радостно потянули его к Олегу. Олег бы, может, и не узнал доберманов, тем более на поводке и при хозяине, если б Лёхин не рассказал о них по дороге к кафе. Собакам Олег обрадовался. Ещё больше обрадовался, убедившись, что псины нашли-таки дом… И даже профессор принялся вглядываться в них задумчиво, хотя вроде и не должен был их помнить. Может быть, принялся потому, что оказался вторым, кого подошли обнюхать псы.