Кодекс Ордена Казановы

Лёхин поднапряг зрение — и попятился.

Передними лапами на лицо лежащего опирались две призрачные, светящиеся зелёным крысы. Сморщенные носы то и дело клевали в чуть раскрытый рот человека…

Ошеломлённый Лёхин зашагал из коридора. Он словно оглох. Музыка из зала отодвинулась в сторону, и только тихий атональный звук продолжал ныть в ушах. Звук, похожий на прорвавшийся стон человека, которому положили мышьяк на оголённый зубной нерв. Звук боли.

24.

Странно, но подали, не в пример вчерашней "пицце", очень даже съедобные горячие бутерброды и сытнейшую картошку, фаршированную сыром с овощами. Диана, элегантно сидевшая с элегантным бокалом вина — нога за ногу, а "располосованная" юбка лишь подчёркивает красоту длинных полных ножек, — сначала несколько недоумённо наблюдала, с каким удовольствием Лёхин уничтожает принесённое официантом блюдо, и несколько раз пыталась начать разговор, но оголодавший с холода Лёхин только сладострастно мычал в ответ, и она замолчала. А потом Лёхину стало стыдно и смешно.

— Диана, а ты когда-нибудь пробовала всё это?

— Что именно, Алёша?

— Ну, вот картошку, канапе.

— Нет, что ты! Они такие калорийные!

— А, ещё одна страдалица на диете?

— Я… не страдаю. Мне просто не хочется.

Лёхин усмехнулся.

— А если я очень-очень попрошу отужинать со мной?

Она не испугалась и не стала кокетничать, как он ожидал, а просто взяла у него вилку и, размяв одну картофелину в соусе, сосредоточенно, словно профессиональный дегустатор, прислушиваясь к своим ощущениям, скушала её. "Скушать изволили", — теперь уже следил за нею Лёхин. И опять его рассмешило, что она старается не слишком широко раскрывать рот, а именно кушать. Изящно.

— Диана, я понимаю, в кафе работают повара, официанты, иногда приглашают музыкантов, есть подсобные рабочие, техперсонал. А кто вы? Вот эти ребята и вы, девушки?

— Нас придумал Альберт, — сказала Диана. — Он называет нас компаньонами и компаньонками. Он хочет, чтобы кафе для большинства посетителей напоминало клуб. Но как объединить незнакомых, случайных людей? Надо, чтобы пришедший сюда по второму разу мог кому-то, уже знакомому, сказать: "Привет!" или хотя бы кивнуть и просто улыбнуться. Так появились мы. Мы встречаем гостей, окружаем их заботой и вниманием. Если гостю хочется посидеть в одиночестве — пожалуйста. Если ему нужна компания — тоже пожалуйста. Многие привыкают к тому, что здесь всегда есть с кем поговорить.

— А что за медальон у тебя, если не секрет? Я видел такой же у других компаньонов.

— Мы же орден. И у нас должен быть кодекс. Буква нам напоминает, что мы должны строго придерживаться этого кодекса.

— И что за кодекс? Или на этот раз это тайна?

— Нет! Что ты, милый! Никаких тайн! Кодекс звучит очень просто: ничего личного!

Некоторое время Лёхин наивно смотрел на Диану, приподняв брови.

— А что это значит?

— Это значит — мы не должны влюбляться. Это — работа. У нас были в самом начале несколько человек, которые и сами влюбились в клиентов, и клиенты влюбились в них. Поэтому сейчас очень строго: мы всегда должны помнить о кодексе и не забываться. Всё личное должно оставаться за порогом "Ордена Казановы". Мы — работаем и не надо забывать об этом.

— А клиенты знают о кодексе?

— Конечно!

Той же вилкой она машинально подцепила маленький бутерброд и задумчиво съела его.

— Во сколько у тебя сегодня закончились занятия в университете? — спросил Лёхин.

— После шести, а что?

"А к семи тебе надо сюда. Вряд ли в университетской столовке ешь хотя бы два раза в день. Ты ж голодная!" Но вслух Лёхин этого не сказал. Он взял тонко нарезанный кусок хлеба и беспардонно, будто рассеянно, принялся собирать с тарелки соус. Так же рассеянно взглянув, что он делает, Диана, словно не замечая, доела картошку с канапе. А доев, стеснительно отложила ложку и опасливо уставилась на Лёхина.

— Ты накормил меня!

"Слава Богу, она не сказала — "ты заставил меня съесть это!"

— А что — нельзя?

Девушка вдруг дёрнула головой взглянуть в сторону — и резко опустила глаза. Повинуясь её невольному приказу — "Надо посмотреть! Но осторожно!", Лёхин скосился налево. "Ну и ну! Морду-то я ему как будто и не бил!"

Мимо прошли Анатолий и бывшая жена Лёхина. Анжела, прижавшись к плечу высокого смазливого парня, что-то негромко ворковала. Они прошли так близко, что Лёхина внезапно окатило волной бешенства: Анатолий небрежно обнимал женщину — зная подоплёку этого объятия, Лёхин почувствовал сильное желание… немедленно потренироваться, набивая кому-то конкретному его смазливую морду. "Кто-то конкретный" сел с Анжелой за узкий столик на двоих. И Лёхин снова поглубже в себя запихал желание подойти к Анатолию и ударить ногой по тонким металлическим ножкам стула…

— Тебе нравятся полные блондинки, — откуда издалека сказала Диана, — а вчера ты говорил, что тебе нравятся брюнетки.

— Почему ты решила, что блондинки? — не понял Лёхин. — И почему полные?

— Ты кормишь меня и второй вечер только и смотришь на эту Мэрилин Монро.

— Почему бы и нет? — хмуро спросил Лёхин и, сам не зная почему, признался: — Это моя бывшая жена.

— Ой… — Диана впервые проявила яркие эмоции — именно проявила: изумление и растерянность заставили её округлить глаза и открыть рот, мгновенно превращая скучающую светскую львицу в глуповатую толстощёкую деревенскую девку, которую родители застукали на сеновале утром и не одну. Впрочем, Диана с чувствами справилась быстро и спросила несколько неуверенно: — Тебе неприятно её видеть?

— Здесь видеть неприятно, — уточнил Лёхин.

— Почему?

— Младенцев на воспитание она ещё никогда не брала.

Секунда, пока дошло, — Диана расхохоталась.

Лёхин тоже успел взять себя в руки. Улыбаясь её смеху, он отпил из бокала вина — хм, где оно было вчера? Неплохо!.. И получилось так, будто он закрылся этим бокалом, чтобы увидеть: хохочущая негромко, но заразительно (мужчины от пристенных столиков оборачивались и улыбались ей), Диана обернулась на прошедшую парочку, словно убедиться, что Лёхин прав, что Анатолий лишь притворяется взрослым, — и в этот момент мальчик-красавчик оглянулся и понял, что смеются над ним…

Все с обожанием смотрели на Диану, и только Лёхин видел компаньона.

Словно нарисованное поэтически задумчивой кистью, прекрасное лицо внезапно и страшно исказилось в маску, намалёванную на воздушном шарике, который быстро сдувается от резкого укола. Чёткие черты вдруг обмякли и поплыли… Анатолий вздрогнул и взялся за лоб, закрываясь ото всех… Анжела, ничего не замечая, продолжала негромко щебетать.

Диана успокоилась и села лицом к Лёхину. Когда она поворачивалась, по губам мягкой волной прошла улыбка странного высокомерия.

— Надо ли понимать так, что тебе, в общем-то, всё равно, с кем она?

— Надо, — усмешливо откликнулся Лёхин, не понимая, к кому она обращает своё высокомерие. Кажется, всё же к коллеге-компаньону: взглянув на собеседника, она улыбнулась мягко и?..

— Если не секрет, почему вы разошлись?

— Ну, грубо говоря… Во мне она увидела то, что хотела видеть. Я — тоже. Понадобилось время, чтобы это понять. Ну а последней каплей стала моя работа на рынке.

— Помню. Грузчиком.

Лёхин поставил на столик бокал и некоторое время следил: распушившая свои лохмы "помпошка" изображает канатоходца, грациозно шлёпая лапами по ободку посудины с остатками вина. Пару раз Шишика резко вело в сторону, и Лёхин с трудом удерживался, чтобы не подставить под падающего ладонь.

Взглянув на Диану, обнаружил, что она тоже смотрит на его бокал — задумчиво, словно что-то прикидывая.

— Диан, а ты? Если не секрет… Почему ты со мной? Нет, я помню, конечно, ты говорила — со мной спокойно. Но, значит, ты чего-то боишься?

— Почти детектив, — она всё ещё смотрела на его бокал. — "Чего-то боишься"… Покоя не ищут, когда боятся. Когда боятся, ищут защиты. Нет, здесь другое. — Она легко вздохнула. — У меня умер друг. Раньше я слышала, что когда умирает близкий человек, начинаешь думать: а вот сделай я это или то, он был бы жив. А теперь всё, что слышала, испытала на себе. Всё время думаю: вот позвонила бы в это время — и с ним всё было бы в порядке. А вперемешку с мыслями о том, что было бы, я всё время теперь прикидываю: а вот эта музыка ему бы понравилась — как жаль, что он не успел её услышать. Или: сегодня такая погода, что мы могли бы посидеть где-нибудь, вот там, например, где мы ещё не были… — Она подняла глаза на Лёхина. — Обычные, в общем-то, мысли про "если бы да кабы". Кусают почти незаметно, но… Кусают…А вчера ты догнал меня, проводил до остановки — и будто разогнал всех кусак. И мне захотелось, чтобы ты был рядом. Вот и всё.