Страница 14 из 29
— Простите? — не понял Хидэо и, подавшись вперед, переспросил.
— Горячую колу, пожалуйста, — повторила женщина.
Те четверо, которые только что азартно следили за лошадью на экране, вдруг разом замолчали и уставились на нее.
— Горячую колу? Подогреть ее?
Женщина утвердительно кивнула и посмотрела на Хидэо без тени смущения. Тут Хидэо вспомнил о психбольнице на другом берегу реки и как можно спокойнее сказал:
— А-а, понял… Ну да, горячую колу.
Перед тем как нырнуть за стойку, его взгляд на мгновение встретился с теми, заводскими. Они, похоже, подумали то же самое. После неловкого молчания они вернулись к разговору о лошадях. Хидэо никогда не слышал, как готовят горячую колу, и достав из холодильника бутылку, на миг замешкался. "Ну да, конечно, кока-колу надо подогреть, поэтому брать бутылку из холодильника нет смысла". Он взял бутылку из ящика у входа и открыл ее.
Потом залил колу в чайник и поставил его на газ. Напиток мгновенно стал пениться, по бокам чайника побежали светло-коричневые потеки. Язычок пламени погас, маленькое кафе заполнил странный запах — не то газа, не то подгоревшей колы, не то всего вместе. Хидэо встрепенулся, закрыл газ, вылил выкипевшую наполовину колу, достал другую бутылку и стал подогревать напиток, на этот раз уже на слабом огне.
Он несколько раз встречался взглядом с компанией в углу и одновременно украдкой посматривал на женщину. Выключив огонь буквально за секунду до того, как появилась пена, он перелил колу, от которой валил пар, в стакан и отнес его посетительнице.
Остатки горячей колы Хидэо налил в кофейную чашку и, так чтобы не заметила женщина, отхлебнул, но все-таки не понял, вкусно это или нет. На языке осталась только приторная сладость, и именно от нее Хидэо почему-то вдруг стало тошно на душе.
Наверное, придется расстаться и с домом, и с кафе, которые им так тяжело достались, и искать другой заработок. Говорят же, что для ресторана или магазина место — это все. Так оно и есть. Надо было совсем ничего не соображать, чтобы открыть кафе в таком вот месте. В общем, дурак. Даже если и переедет завод и девчонки в общежитие заселятся, сразу найдется какой-нибудь тип с деньгами и положит глаз на это место. Вон появилось же то зеленое кафе, под "горный домик"… Девушкам там нравится — и оформлено по высшему классу, и пирожные фирменные подают. А в "Атласе" — теснотища, обои какие-то убогие, в придачу повадились ходить типы, которые на скачках играют, да тут еще эта ненормальная, колу ей горячую подавай, еще пара-тройка таких, и сюда никто вообще ходить не будет… Хидэо безучастно смотрел из-за стойки в окно — на насыпь, на заросли травы.
Женщина выпила полстакана колы и, прильнув к окну, выходящему на улицу, похоже, о чем-то задумалась. Минут через тридцать она поднялась и ушла. Как только женщина вышла, те четверо пересели к стойке и враз заговорили:
— Слышь, колу ей горячую подавай! Да я о таком в первый раз слышу.
— Я чуть не поперхнулся.
— Слышь, шеф, она что, в первый раз здесь?
— Как ни крути, видать, ненормальная, не все у нее дома…? Они загоготали, похлопывая друг друга по плечам и повторяя: "Колу ей, говорит, горячую…".
— Наверное, легкобольных иногда оттуда выпускают, — один из техников показал пальцем в сторону насыпи. Обсуждение продолжалось, но, увидев, что Хидэо не скрывает недовольства и не поддерживает разговор, заводские вернулись к своему столу и стали бурно обсуждать скачки.
— В следующий раз эта лошадь будет выступать под своим именем…
— Нет, жокей, который сегодня на ней ехал, уже два заезда выиграл, поэтому толку не будет. — Мужики по-прежнему звонили по красному телефону и делали ставки через "жучков". В этот вечер Хидэо закрыл кафе, поднялся наверх и собрался было рассказать жене о странной посетительнице, но, увидев ее усталое лицо, почему-то передумал и пошел мыться. Он мыл голову и вспоминал профиль женщины. И он, и компания сразу решили, что она из психбольницы, но что-то подсказывало Хидэо, что это не так… Если человек заказал горячую колу, вовсе не обязательно записывать его в сумасшедшие. Может, в других местах просто модно пить ее горячей, только мы об этом не знаем. Нигде же не написано, что колу обязательно пьют холодной. В конце концов, на свете всякие люди есть, и вкусы у всех разные. Вот эта женщина, например, любит колу горячей. Такие мысли пришли в голову Хидэо, потому что женщина принесла с собой какое-то необъяснимое ощущение чистоты, до сих пор ему незнакомое, и именно эта чистота и волновала его.
Хидэо родился и вырос в Кумамото, в маленькой деревне недалеко от хребта Асо-дзан. Отец его плотничал и часто уезжал на заработки в Миядзаки и Нагасаки, не бывал дома по два-три месяца. Когда Хидэо учился в средней школе, работы у отца стало мало, и семье пришлось переехать в Осаку. Здесь отца взяли в маленькую мастерскую, но платили сдельно — что наработал, то и твое, поэтому семье жилось труднее, чем раньше. Из-за этого Хидэо после девятого класса пришлось пойти работать на фирму по производству искусственного льда, а школу он заканчивал по вечерам.
В вечерней школе они с Нобуко и познакомились. Между ними не было того, что называют любовью, для него Нобуко была тогда просто одноклассницей, отличавшейся от других только своей молчаливостью да еще тем, что говорила на родном ему диалекте. Но когда через два года после окончания школы земляк решил познакомить его с девушкой, этой девушкой оказалась Нобуко.
И только тогда Хидэо узнал, что она родом из деревни, всего в десяти километрах от его родных мест. Нобуко тоже после девятого класса пошла работать. Она устроилась на фирму по выпуску электротоваров в Осаке и работала на заводе стиральных машин — крепила моторы к корпусу. Нобуко молчала в основном потому, что стеснялась своего говора, но наедине с Хидэо она разговаривалась, болтая на смеси родного и осакского диалектов. И отец, и знакомый говорили: главное, чтобы супруги подходили друг другу. Хидэо понял это по-своему и подумал, что такая, как Нобуко, привычная к нужде и трудолюбивая, как раз больше всего ему подходит. Хидэо комплексовал из-за того, что у него нет образования, и ему казалось, что и в этом они с Нобуко тоже похожи. Родня советовала не тянуть с женитьбой — мол, чего ждать три-четыре года, если и так ясно, что денег у вас особо не прибудет, а так будете вместе зарабатывать, и поэтому через три месяца они расписались.
"Да-а, тоскливая у меня жизнь…" — думал Хидэо, вытираясь полотенцем. Он посмотрел в проем двери на жену, которая хлопотала на кухне — готовила ужин. Как бы она ни наряжалась, в ней все-таки оставалось что-то неистребимо деревенское. Между ними не было яркого и сильного чувства. И любили они так же, как и жили, — все экономили, ужимались. Да им и в голову не приходило — хоть раз забыть обо всем и зажить на всю катушку. От этой мысли Хидэо вдруг почувствовал неприязнь к жене.
— Вроде выручка понемногу стала расти, — сказала Нобуко, подойдя к ванной, и Хидэо негромко ответил:
— Ну да, есть немного…
И даже радость Нобуко по поводу этой несчастной прибавки показалась Хидэо какой-то убогой и деревенской.
Женщина стала появляться в "Атласе" по вторникам и четвергам, а потом и по субботам. И обязательно заказывала горячую колу. Обычно она приходила где-то после двух, но не задерживалась в кафе и часу. Когда до трех оставалось минут двадцать, она уходила, положив деньги на стол. Иногда она просто смотрела из окна на улицу, а временами читала книгу.
Где-то в начале сентября механик с завода возбужденно сообщил, что своими глазами видел, как "она" выходила из психбольницы.
— Видно, было что-то такое, отчего у нее крыша поехала…
Услышав эту новость, Хидэо подумал: "Разве женщины, которые в психбольницах лечатся, носят колечки с бриллиантами? Пусть даже бриллиантик крошечный, все равно… Там кто только ни лежит, поэтому вряд ли пациентам разрешают дорогие вещи носить. Если она действительно больная, то прямо уж образцовая какая-то. Да разве ненормальный может возвращаться точно вовремя, ни разу не нарушив распорядок дня больницы? Обычно сумасшедшие или домой сбегают, или допоздна по городу шатаются". Своими соображениями Хидэо поделился с механиком. На это другой служащий с завода хмыкнул и, скрестив руки на груди, заявил: "Жена моего брата после родов была немного не в себе. По виду вроде и не скажешь, что ненормальная, а глаза чудные. Вот и у этой бабы, как ни крути, глаза странные…".