Страница 39 из 41
Нам оставалось покрасить крышу и стену, обращенную к кладовке. Сегодня утром всё внутри белых стен было тщательно прибрано, буквально вылизано. Пылесося пол, на котором и без того не было ни соринки, ни пылинки, я ощущал лёгкую прохладу, которую чувствуешь чисто вымытым голым телом. Что станет после того, как мы покрасим крышу и стену кладовки? Что нам останется делать после этого?
Начался урок игры на фортепиано. Опять та же «Искренность». Исполнитель никак не продвигается вперёд. Так же было и с Аканэ, когда она училась играть на пианино; в самом деле, очень трудно без паузы исполнить несколько повторяющихся восьмых. Нужно чтобы получалось легато — плавный переход одного звука в другой, а тут, словно из перекрученного шланга, вода то выливается, а то совсем не идет. Звуки тяжелые-претяжелые.
Пришёл господин Миками. Сегодня на нём был зелёный джемпер. Я понял и принял перемену в его одежде: в самом деле, на крыше трудно найти место, где можно было бы занять устойчивое положение, длинный халат только мешал бы; что же касается зелёного цвета джемпера, то он был выбран в цвет крыши. Каждый из нас по очереди протягивал руку и обменивался рукопожатием с господином Миками. На удивление крепко сжимая наши руки своими тонкими пальцами, он повторял:
— Сегодня работа завершается. Конец.
Было решено, что мы с Аканэ докрашиваем стену. Господин Миками займётся покраской наиболее опасной части — крыши, а жене и Асаги останется всё остальное, мелочи. Асаги закапризничала, потребовав, чтобы её пустили на крышу.
Господин Миками успокоил её:
— Хорошо, позволим Асаги-тян один раз, только один раз подняться наверх. Я сейчас шпателем очищу крышу от облупившейся старой краски и подготовлю её к покраске, потом позову Асаги. Я бы также позволил девочке сделать самый первый мазок.
Сообщив это Асаги, он обернулся ко мне и серьезно сказал, что проследит, чтобы с моей дочерью ничего не случилось на крыше.
С инструментами в левой руке господин Миками поднялся на крышу. Я и Аканэ направились к стене кладовки, которой не достигали солнечные лучи. С крыши доносился весёлый голос господина Миками:
— Ни в коем случае не забываем про «заботу о здоровье»! «Забота о здоровье», помните, прошу вас!
На стене дома, выходящей на кладовку, были три окна и две водосточных трубы. Нам и в самом деле следовало соблюдать осторожность, прикрывая соответствующие участки пленкой, чтобы не перемазать всё краской. Старые газеты кончились ещё вчера. Жена принесла три газеты — вчерашние и сегодняшние. Они были с толстыми рекламными вкладышами, этого должно хватить на всё предстоящие работы.
Господин Миками не бросал вниз соскобленные остатки старой краски. С помощью липкой ленты он старательно собирал отдельные кусочки старой краски в комочки, и только потом сбрасывал их с крыши, всякий раз предупреждая ожидавших внизу жену и Асаги: «Поберегись!» Асаги, поглядывая на крышу сквозь очки в красной оправе, резво бегала вдоль стены, принимая очередной брошенный комок. Вслед за ней бегал селезень. На сухое шарканье её кроссовок накладывалось шлепанье лап Кастро.
Звонкие крики: «Бросайте скорее!» — «Отличное попадание!» — «Мимо, жаль!» отражались от белой стены и уносились в синее небо.
А если бы не было господина Миками?.. Эта мысль пришла мне в голову во время оклеивания газетами окна в комнате жены на первом этаже. Что было бы тогда?
Когда я заглянул с улицы в окно комнаты жены, то увидел, что её личная комната неправдоподобно чисто прибрана, на циновках аккуратно поставлен туалетный столик с отполированным зеркалом и лежит дзабутон[8] без единого пятнышка, — словом, интерьер настолько преобразился, что можно было подумать, будто здесь живет другая, незнакомая мне женщина. Как мы сможем существовать дальше, если господин Миками вдруг исчезнет? Хорошо бы он ещё какое-то время приходил к нам в дом, по крайней мере, до тех пор, пока уборка дома и поддержание порядка не станут для нас нормой жизни. Я вдруг вспомнил слова господина Миками о том, что сегодня работе конец. Возможно, эта фраза предполагала не окончание покрасочных работ, а его решение больше не приходить к нам в дом.
Тут послышались голоса Асаги и господина Миками:
— Поймала, поймала, запросто!
— Здорово ловишь!
Селезень с кряканьем крутился рядом с дочерью.
Я приклеивал липкой лентой край газеты к оконным шпингалетам. Беречь здоровье, заботиться о нём — вот что важно. Аканэ прижимает пальцами края газет. Её тёплое дыхание касается моей щеки. Дочь что-то шепчет мне в ухо. Её голос, как тонкий волосок, щекочет мою барабанную перепонку:
— Тебе не кажется, что всё это ужасно?
О чём это она? Я надрываю липкую ленту.
— Ну… то, что тому парню срезало голову…
Да о чём она говорит? Я поднимаю глаза вверх — куда указывает задранный подбородок дочери. Кончик её круглого подбородка направлен почти в центр окна, которое мы оклеивали газетами. В одной из газет заметка на четыре столбца: «Смерть молодого байкера».
В статье говорилось, что поперёк дороги, по которой ехали мотоциклисты, была натянута проволока и что она буквально срезала голову одному из них.
Да что же это такое? Смерть, проволока, отсеченная голова… Мне показалось, что от всех этих слов повеяло сквозняком. Не всегда удается сразу понять связь между предметами и действиями. Аканэ негромко произнесла:
— Ужасно. В городке S. Это же совсем близко от нас…
Газета, которой мы заклеили окно комнаты жены, оказалась субботним вечерним выпуском, который мы из-за занятости покрасочными работами не успели прочитать. Глаза быстро заскользили по газетным строкам.
Трагедия произошла в небольшом городке, недалеко от нас, за четыре автобусных остановки или на соседней станции электрички. Глубокой ночью в пятницу на пути следования байкеров между деревьями в жилом квартале была натянута проволока. Тому, кто ехал впереди, буквально снесло голову, и он скончался на месте, ещё двое получили тяжелые увечья, и на реабилитацию потребуется несколько недель. Таково было содержание заметки.
Кроме слова «мотоцикл», в ней было такое словосочетание, как «банда байкеров». Я непроизвольно пытался отыскать в заметке слово RUBBISH, но не нашел. Автор заметки делал вывод: «Речь идёт о чьём-то сознательном преступлении». Может, это имеет какое-то отношение к нам?
Я впился глазами в напечатанную в газете фотографию погибшего подростка. Против моего ожидания на парне не было шлема и лицо было совсем не мушиное. То ли из-за смещенного фокуса, то ли из-за низкого качества печати лицо погибшего было смазано и расплылось серым пятном. Вглядевшись внимательней, я разглядел круглые, как у дельфина, глаза подростка. Он, кажется, улыбался, растянув тонкие губы едва ли не до ушей.
У него была до отвращения тонкая шея. Я попытался совместить с этой тонкой шеей тот самый, похожий на белый аспарагус голый затылок, который видел из-за живой изгороди в нашем парке. Попытался в кромешной тьме придать ему вертикальное положение и одновременно прочертил горизонтальную чёрную тонкую линию… Стало быть, проволокой ему срезало голову. Аканэ тепло дышала в ухо:
— Может быть, это один из тех, что приезжали к нам?..
Как и я, дочь высказывала свои соображения тихо. Я ответил, что, скорее всего, это были другие парни. Возможно другие…
Над нашими головами господин Миками шпателем сдирал с крыши дома последние, застарелые ошметки краски, похожие на перхоть, собирал их в комки и сбрасывал вниз. Асаги ловила их, а жена складывала в полиэтиленовый мешок.
Раздавались крики:
— Бросаю!
— Ловлю! Ловлю!
— Отличное попадание!
Мне захотелось взглянуть на воскресный утренний выпуск газеты, которую я чуть раньше наклеил на дождевой желоб. Пока Аканэ открывала банку с краской, я подкрался к желобу, развернул скрутившуюся в цилиндр газету и стал искать интересующую меня заметку. Рядом с сообщением о пожаре в одном из зданий Нью-Йорка было несколько коротких предложений о гибели подростка-мотоциклиста.
8
Плоская подушка для сидения на полу.