Страница 47 из 55
— В чем дело? Я же сказал, надо оставить катер на месте! — зло сказал я владельцу катера.
— Извините, я просчитался с течением. Я думал, оно течет прямо в лагуну, а потому, чтобы после всплытия вам можно было сразу же подняться на катер, я велел сыновьям отогнать катер и ждать там.
— Кретин! Почему ты меня не послушал? — я был в ярости, но времени уже не оставалось.
Дул ветер, он гнал воду со скоростью большей, чем несло нас подводное течение в сторону моря.
Солнце уже клонилось к горизонту, нас сносило к внешнему рифу, и по мере приближения к нему волны становились все больше и больше. Когда мы проваливались вниз между двумя волнами, вокруг становилось серо. Оказавшись на гребне волны, я изо всех сил засвистел в прикрепленный к спасательному жилету свисток, но слабый звук не достиг катера — его поглотила волна, разбившаяся о ближайший риф. Я стал готовиться к самому худшему и прежде всего избавился от пятикилограммового пояса. Потом подозвал плывшего неподалеку старшего сына и помог сбросить пояс ему. До того раза я часто плавал с детьми, но еще никогда мне не приходилось приказывать им избавиться от пояса. Поэтому и я, отдавший это распоряжение, и сын, которому я приказан сделать это, еще раз прочувствовали серьезность ситуации. Младший сын нагнал нас, и старший брат прокричал ему то же самое, что я кричал и ему: «Пояс! Пояс!» Тот же — вероятно оттого, что мы находились за границей, — подумал, что мы кричим ему по-английски «Wait»[1], и ответил: «Все в порядке, я стою на месте!» Подгребя поближе, он сказал: «Волны становятся выше, нам надо держаться вместе». Его слова были совершенно нормальны для создавшейся ситуации, но мне было больно сознавать, что нам грозит настоящая опасность. Тут мне стало прямо нехорошо: ладно я, но если здесь погибнут мои юные сыновья, то никаких оправданий мне не будет. От угрызений совести, горечи и злости мне стало совсем не по себе. Если нам не удастся добраться до катера и нас унесет за рифы в открытое море, что могут предпринять в этой деревне, чтобы найти нас? Вряд ли эти островитяне смогут быстро что-нибудь сделать ради спасения пропавших без вести нескольких туристов. Предположим, жена поднимет шум и администрация гостиницы свяжется с полицией, хотя уверенности в том, что здесь есть полиция, у меня не было. Но если даже и есть, поисковые работы вряд ли начнутся раньше завтрашнего полдня. К этому времени нас, пятерых, ну, по крайней мере, троих, волны уже разлучат. А те акулы, которых мы видели? Вряд ли они упустят свою добычу.
Волны обладают огромной силой. Мы плыли по волнам высотой в один-два метра. Если уступить им, нас точно разбросает в разные стороны. Чтобы предпринять хоть что-нибудь, я попытался связать шнуром наши спасательные жилеты, но у меня ничего не вышло.
Конечно, вода в южных морях — достаточно теплая, но сколько часов мы сможем продержаться? От любителей подводного плавания я слышал про людей, которых много дней носило по волнам, но я полагал, что все это — сказки. Мы здесь барахтаемся втроем, а что если меня одолеет паника? Что будет со мной, когда оборвется соединяющая нас тонкая нить и нас разнесет в разные стороны? А те акулы, которых мы видели? Я говорил сыновьям, что акулы не представляют опасности, если не раздражать их, но вообще-то я просто повторял им то, что мне рассказывали. Неужели акулы упустят такой случай? Если акула нападет на одного из моих мальчиков, у меня хватит мужества, чтобы предложить себя взамен, но только вряд ли акула послушает меня. Мне хотелось закричать, но я сдержался, и тут меня чуть не стошнило. Но мне удалось сдержаться. Я знал, что мне больше всех остальных следует сохранять хладнокровие, но при таком раскладе сколько я ни старался отвлечься от своих мрачных размышлений, мысль будто вращалась по заколдованному кругу. Я понимал всю порочность своих рассуждений, но поделать ничего не мог.
Пока я размышлял о том, как получше оценить ситуацию и что-нибудь придумать, нас продолжало нести в открытое море. Тошнота подступала к горлу, я нервничал, все тело будто онемело.
Когда накатила большая волна, я изо всех сил постарался высунуться из воды. Я почувствовал на коже слабое тепло заходящего солнца и подумал, что, может быть, вижу это солнце в последний раз. Еще подумал, что должен обязательно что-нибудь сказать своим детям, пока еще не стемнело, но только я никак не мог придумать — что. Я хотел закричать и схватиться за них, но делать этого было нельзя.
Я пытался представить себе ситуацию так, как если бы все это происходило с кем-то другим, но безжалостная правда состояла в том, что в море был я сам и мои дети. Самого страшного еще не случилось, но, несмотря на отчаянные усилия, я ужасно боялся, у меня было такое ощущение, будто нахожусь в шаге от неминуемой смерти. А что если нас будет носить по морю целых три дня? Как мы сможем добыть пропитание? Я лихорадочно и вполне серьезно думал о том, что можно будет понемногу пить морскую воду.
Сколько времени прошло с тех пор, как мы поднялись на поверхность? Несмотря на всю бессмысленность этого занятия, владелец судна продолжал вопить. Но тут он вдруг передал ружье гиду и, как сумасшедший, поплыл к катеру. Я подумал, что он не справится с волнами и течением. Но я оказался не прав: волна разбилась о риф и плывший по направлению к этому рифу парламентарий сумел «поймать» образовавшееся после этого течение, которое потихонечку понесло его в сторону катера. Думаю, что это было простым совпадением. В сотне метров от нас он, уже выбившись из сил, высунулся из воды. Все происходило, как во сне. Мы увидели, как он машет рукой. За брызгами от разбивавшихся о рифы волн мы не видели катера. Мы не знали, видят ли и слышат ли его с катера. И вот мы увидели, как владелец катера опустил руку в воду и поплыл в нашу сторону. Теперь он помахал рукой и нам. Я еще не успел понять, что происходит, но гид прокричал, указывая рукой: «Катер!» И правда: из-за бившихся о рифы волн показался катер: он снялся с якоря и теперь направлялся в нашу сторону. Течение было очень сильным: владелец вернулся к нам быстро — быстрее, чем подошел катер. Парламентарий задыхался от напряжения и, чтобы обрести какую-то опору, схватился за мои плечи. Говорить он не мог, просто мотал головой.
Катер на полном ходу приблизился к нам. Его владелец не мог сдержать нетерпения и, не поднимаясь из воды, что-то злобно прокричал своим сыновьям. Те же только растерянно таращились на него: ведь они поступили именно так, как велел им отец! Остававшаяся на катере жена выглядела вполне спокойной.
— Как вы здесь оказались? — спросила она беззаботно.
— Течение течет в другую сторону. Мы свистели, кричали. Вы что, не слышали? — спросил я.
— Ничего мы не слышали. Эти ребята сказали, что вы подниметесь там, где мы вас ждали, а в другую сторону я и не смотрела. Потом я подумала, что вам уже давно пора возвращаться, и сказала им, что надо поискать вас чуть впереди.
Мне захотелось закричать на нее, но я подумал, что тогда я уже совсем не смогу совладать с собой, и промолчал. Но это потребовало от меня немалых усилий.
— Потом я подумала: а что если вы находитесь в другой стороне, и велела им сниматься с якоря. Потом посмотрела в другую сторону и увидела отца этих парней.
— На голос повернулась?
— Нет, я ничего не слышала, случайно в его сторону посмотрела.
— А мы, между прочим, чуть не утонули.
— Как так? — спросила жена озадаченно.
— Ладно, хватит, — примирительно сказал младший сын.
Я был с ним согласен.
Постараться нудно рассказать ей о том, как мы пребывали совсем в другом измерении? Нет, я еще не отошел от соленых волн.
Катер набирал ход. Я обернулся — далекий остров Пелилиу темной тенью плыл в остаточном сиянии уже зашедшего за горизонт солнца.
— А вот если бы нас занесло туда? Когда бы тогда нас обнаружили? — подумал я, но прогнал эту мысль прочь.
Когда владелец катера поднимался на борт, у него был такой вид, будто он что-то хочет рассказать своим сыновьям, но сейчас молчал и он. И мы с сыновьями тоже молчали. Потом я взял себе пива и поднес банку к губам. Старший сын попросил: «Дай мне тоже». Он посмотрел на брата — тот молча отвел глаза в сторону.
1
Пояс отягощения звучит как «уэтто» (от английского weight).