Соль жизни

Но вот однажды во второй половине дня совершенно неожиданно мы увидели другую яхту, которая участвовала в гонке. Я счел это за помощь небес и отправил человека на мачту, чтобы он выяснил номер на парусе той яхты. Если бы это удалось, можно было бы запросить по рации ее координаты и сравнить их с моими данными. Мера не радикальная, но это лучше, чем ничего.

Однако Небо не позволило мне схитрить, поскольку разглядеть в бинокль номер на парусе не удалось. Нам оставалось только одно: спуститься до широты Гонолулу и идти фордевиндом строго на запад. К счастью, в моих инструкциях обнаружилось указание на то, как определять широту по Полярной звезде. Этот способ сводился к тому, чтобы измерить секстантом угол Полярной звезды.

Сказать-то просто, но до какой степени удастся мой план? После того как мы спустились на широту Гонолулу, я абсолютно не понимал, на какой долготе мы находимся. И какое расстояние нужно проплыть этим самым фордевиндом? При сильном ветре фордевинд является опасным маневром, а кроме того, стоит лишь немного зазеваться во время шквала или ночью, как проскочишь мимо того места, куда тебе надо.

Случилась и еще одна неприятная вещь. Поскольку одного из членов нашего экипажа сильно укачало, мой младший брат Юдзиро мужественно отстоял вместо него всю ночную вахту. В результате он переохладился, у него обострилось хроническое воспаление аппендицита. Живот у него болел ужасно. Один из нас попробовал сделать ему в качающейся каюте прижигание моксой, но только толку никакого не было. Юдзиро терпел боль два полных дня, но его жизнь была в опасности. Пришлось вызывать на помощь корабль, который сопровождал регату.

Проблема состояла в том, чтобы обеспечить встречу двух судов в океане. Только тогда можно было отправить Юдзиро на берег. Но как узнать наши собственные координаты? Теперь от моих навыков зависела судьба человека — моего единственного брата. Впервые за долгое время я молился по-настоящему.

Не знаю уж, помогла ли молитва или еще что, но только на рассвете следующего дня чудесным образом нам удалось повстречаться со сторожевым кораблем. Поскольку широта была известна, то во встрече двух судов, направлявшихся навстречу друг другу, в принципе ничего невозможного не было, но я терзался в сомнениях и приписал встречу то ли помощи охранявшего брата божества, то ли заботе духов предков.

Брат перебрался на спасательный катер, я несколько успокоился, но что ожидает нас в будущем?

После того как брат покинул яхту, я хотел было поинтересоваться нашими координатами у спасателей, но побоялся показаться смешным. Так как на корабле вряд ли могли себе вообразить, что мы плывем по океану вслепую, можно было бы невзначай и поинтересоваться… Так я стал с раскаянием думать уже потом. От расстройства у меня заболел живот.

А потом случилась еще одна неприятность. Когда брат оказался в теплой каюте на борту корабля и принял лекарство, ему стало лучше. Осмотрев его, врач сказал, что, если не переохлаждаться, все будет в порядке. Решив, что жалко лишать удовольствия участия в регате человека, который для этого специально прибыл из Японии, врач в качестве жеста доброй воли пообещал Юдзиро снова вернуть его на борт нашей яхты. Получив это сообщение по рации, все члены команды закричали от радости, и только я находился в депрессии.

Подтвердились мои самые худшие опасения: сколько я ни старался, но только в течение целых двух дней мы не могли найти друг друга. То ли от огорчения, то ли со злости, но корабль с моим братом на борту отправился в Гонолулу. И уж как по рации поносил меня брат…

Но мне было не до этого. Погода в тот год стояла необычная. Хотя мы приближались к Гавайям, солнце было все время закрыто облаками. Ночью я пытался сориентироваться по Полярной звезде, но из-за облаков, из-за того, что звезда — это тебе не солнце, она маленькая и тусклая, — сделать это было нелегко. И только ветер дул исправно. Мы плыли и плыли, но долгота оставалась для нас неизвестной, и потому мы не знали, насколько продвинулись к западу. Мы стали всерьез беспокоиться, как бы не промахнуться, не пролететь мимо Гаваев.

Существует выражение: «Переживать до колик». Так вот никогда — ни до, ни после — у меня так часто не болел живот, хотя алкоголя я на борту не употреблял.

К этому времени мои товарищи уже сообразили, что их штурман никуда не годится. Видя, как я удручен и даже отказываюсь от выпивки, они сочувствовали мне, а тот, кто участвовал в гонках по Южно-Китайскому морю вместе с тем штурманом, который на сей раз не смог приехать, говорил: «Еще немного — и можно будет включить радио и поискать Гонолулу. Вот тогда мы узнаем, куда нам плыть дальше! Там и пойдем фордевиндом». Но я все равно не мог успокоиться.

Мои друзья были беспечны, но я-то, в отличие от них, кое-что знал про море и про то, насколько оно непредсказуемо. Я представлял себе разные ужасы, меня стала мучить бессонница.

Поскольку мы не могли измерить долготу, то и расстояние до Гонолулу оставалось нам неизвестным. Мы измеряли расстояние лагом, но и это не помогало, поскольку ошибка измерения была чересчур велика. Мой вывод был таков: ошибка составляет около десяти миль в день. Неудивительно, что мы разминулись с кораблем, на котором находился мой брат.

Оттого ли, что японские члены экипажа сочувствовали мне, но только они не проявляли особого беспокойства, зато американцы — после того, как несколько раз мы уже было подумали, что видим землю, — пришли в полное уныние.

Фостер и его племянник Дэвид бездельничали, они сидели на корме и не хотели ничего делать. Пустыми глазами они глазели на горизонт и вздыхали. Когда я в очередной раз выходил на палубу со своим бесполезным секстантом, они с надеждой смотрели на меня и повторяли: «Где мы? Где мы?»

Фостер все больше терял контроль над собой и стал говорить, что беды не избежать, а потому нужно вызывать сторожевой корабль.

Слыша это, другие члены экипажа сердились, говорили, что уже столько проплыли, что сняться с соревнований было бы обидно, вполне серьезно обсуждали возможность запереть этого деда в гальюне. Но в конце концов решили, что корабль слишком маленький, и тогда на всякий случай в одном хитром месте отсоединили проводок в рации.

Поскольку каждый день нужно было сообщать свое местоположение по рации, то мы и сообщали разную ерунду, основанную на показаниях лага. Сведения передавались судейскому кораблю, который уже был в Гонолулу и ожидал прибытия участников регаты. Наши сведения прямиком попадали в газеты. Брат потом рассказывал, что, основываясь на этих сведениях, наши друзья в Гонолулу решили, что мы войдем в порт сегодня днем, и пришли встречать нас, но мы так и не появились, и им пришлось возвращаться ни с чем.

Но больше всего я мучился от другого. Исходя из тех координат, которые мы сообщили, не позднее сегодняшнего вечера мы должны были увидеть землю. Мы таращились в море, несколько раз нам казалось, что мы видим землю, но всякий раз это оказывалось облако. Экипаж смеялся, а у меня каждый раз болело брюхо.

И вправду — от переживаний мой живот разыгрался не на шутку, я ощущал в желудке какую-то тяжесть и не мог есть. Кто-то не выдержал, сделал мне вечером аперитив, но я только пригубил его, а выпить не смог. Я списывал свое состояние на нервы, разыгравшиеся от осознания своей вины, повторял себе, что нельзя быть таким впечатлительным, но ничего не помогало.

И вот Окадзаки обнаружил в руководстве по пользованию рацией неожиданную вещь. А именно: из Макаи-пойнт, что находится на восточной оконечности острова Оаха, передаются радиоволны определенной длины, которые ловятся на расстоянии до 150 миль. Если удастся принять их, тогда будет возможно приблизительно определить наши координаты. И в этом случае мы прекратим наше странствие в Тихом океане.

На всякий случай мы включили приемник, поискали указанную в руководстве волну и, как то было сказано, поймали нужный сигнал. Когда мы убедились в этом, на нашей темной карте будто бы зажегся огонек надежды.