Страница 27 из 55
— А можно мне увидеть, как он выглядел?
— Почему нет? Перед нашей встречей я, разумеется, достал старые журналы, и надо сказать, вы меня не разочаровали.
— То есть?!
— То, что кровное сходство вполне прослеживается, краниологические параметры, надбровные бугры… — Шарен сдвинул брови и принялся шарить по Самсут холодным взглядом.
Она поежилась, чувствуя себя препарируемой мышью, но адвокат и ухом не повел.
— Да-да. Третичное расположение носогубных складок… Откиньте-ка волосы, мадам. Именно. Именно! Постановка второго ушного хряща. Блестяще. Опустите.
— Хватит! — разозлилась Самсут. — Я, кажется, просила вас показать фотографии. Я, кажется, все-таки и в самом деле наследница!
— Безусловно! — совершенно не реагируя на ее тон и продолжая что-то домысливать, согласился Шарен. — Прошу.
И с этим словами он протянул Самсут несколько старых журналов, а заодно и целую пачку переснятых фото.
Какую-то долю секунды Самсут, не двигаясь, смотрела на протянутые ей фотографии. Нужно ли поднимать то прошлое, которое всё равно прошло и в котором уже ничего не изменишь — ни плохого, ни хорошего? Она всю жизнь прожила без этого знания — и ничего.
«Вот именно ничего! — вдруг оборвал ее сомнения ее же собственный внутренний голос, до боли знакомым хрипловатым баском покойного Самвела-аги. — А из «ничего» и выходит ничего — древняя истина. А ведь все могло повернуться по-другому — и, может быть, и сейчас еще не поздно… Не трусь, солнце души моей. Армянам не пристала трусость!»
И Самсут решительно высыпала фотографии на столик…
Сначала на нее посмотрело простое русское лицо типичного человека пятидесятых годов, с которого простоватости и хитроватой наглости не убрали ни заграница, ни деньги, ни слава. Это был тот распространенный тип мужичка, который, что называется, всегда «себе на уме», внутренне уверенный в своем превосходстве над всеми — будь то французский президент или великий философ. Честно говоря, Самсут терпеть не могла этот типаж, которого от Достоевского до наших дней полно по всем русским деревням, да и городам тоже. Надо же, и это — ее предполагаемый настоящий дед?! Ни красоты, о которой говорила тогдашняя гостья, ни сходства с собой она явно не видела. И Самсут почти разочарованно отложила фото.
— Может быть, он вам больше понравится в деле? — усмехнулся Шарен, заметив ее реакцию. Самсут нехотя взяла журналы. — Седьмой номер за пятьдесят седьмой год, страница тридцать семь.
Здесь дело обстояло уже лучше: человек был сосредоточен на своей работе, которую, по всей видимости, и впрямь делал неплохо. Больше того, в его лице явно сквозила целеустремленность и вера в удачу. Посмотрев на этого азартного и одновременно серьезного футболиста, Самсут едва не со смехом подумала, что именно такое выражение лица всегда присутствовало у матери, когда та собиралась в магазин с твердым намерением во что бы то ни стало купить ту или иную модную тряпку.
— О, я вижу, теперь вы более удовлетворены, — тоже улыбнулся все подмечающий Шарен. — В таком случае можно продолжить… Видите ли, такие молодцы нигде не пропадают — разве только в вашей дикой советской стране. В любом цивилизованном государстве они так или иначе пробивают себе дорогу, и наш клиент тоже недолго пребывал в безвестности. Впрочем, во Франции для спортивного и не очень принципиального мужчины всегда есть какой-нибудь выход. Например, иностранный легион. И Симон… тогда еще, кажется, Семен… не преминул им воспользоваться. Тем более, тогда был Алжир…
— Так, может быть, он служил там с самим Аленом Делоном?! — вдруг неожиданно даже для самой себя ахнула Самсут.
— Не исключаю, мадам, не исключаю и этой возможности. Но смею заметить, сослуживцев у Алена Делона с каждым годом становится все больше, — усмехнулся он, отрезвляя собеседницу. — Однако вернемся к нашим баранам… ах, простите мне эту двусмысленность… В Алжире было тогда действительно жарко, и французы драпали, задрав, пардон, хвост. Семен же, как большинство русских, был человек, в общем-то, добрый, и, когда мог, как говорят, помогал и беженцам, и алжирцам. Где-то уже под Блидой ему попался потерявший голову от страха клерк немалого ранга по фамилии Марсиласи, который хотел одновременно спасти и жизнь, и важные документы, бывшие в его ведении. Дело почти безнадежное в той ситуации, и, скорее всего, несчастный Марсиласи сгнил бы где-нибудь в сточных канавах Блиды, но на его удачу ему попался ваш, пока еще гипотетический, дедушка… Или уж он попался дедушке — теперь это покрыто мраком… Суть, однако, заключается в том, что добрый Семен умудрился вывезти из горящего города не только дрожащего чиновника, но и его машину с документами. Марсиласи получил за этот подвиг орден «Почетного легиона», а вот про унтера Иностранного легиона при этом все забыли.
— Но ведь это несправедливо! — вырвалось у Самсут невольное.
— Но, мадам, разве существует справедливость на войне?… Впрочем, не переживайте так, справедливость все-таки восторжествовала. Просто она, как всегда, сделала для этого некий финт, пойдя, так сказать, обходной дорогой. Франция забыла бравого вояку, но не забыл о нем спасенный Марсиласи. О, нет, французы — люди не настолько неблагодарные! И спасенный клерк оставался благодарен спасителю до конца своих дней. Правда, дней этих Господь отмерил ему не так уж много. И все же Марсиласи успел пригласить Семена к себе в Руа, где у него был неплохой домик, и кормил его там и поил на славу несколько месяцев, уговорив уйти из Легиона и стать у него садовником. Должность непыльная, розы, отдельный домик, жалованье и заграничная жизнь, которой к тому времени беглый русский моряк, по всей видимости, еще не насытился. Но тут снова вмешалась судьба, на этот раз явившаяся в виде брата Марсиласи, Жана-Луи Топэна…
Шарен вдруг умолк и внимательно посмотрел на Самсут. Та молчала в полном недоумении.
— …Так вот, повторяю, к Марсиласи в гости приехал его единоутробный брат Жан-Луи Топэн…
Самсут подавила зевок и украдкой посмотрела на часы: скоро должны были подойти девочки, с которыми ей было гораздо проще и веселей, чем с этим Шареном, с его надменной презрительностью и самодовольством.
— …Да, так вот: этому самому Жану-Луи Топэну вдруг пришла в голову мысль заехать на денек к брату в Руа, — в третий раз повторил Шарен.
— Ну и что? — едва не вспылила Самсут. — Я это уже слышала, трогательная дружба двух братьев… И что с того?
— Как? — опешил Шарен. — Вы не знаете, кто такой Жан-Луи Топэн?!
— Понятия не имею! А что, это какая-то суперзвезда?
— О, Господи! — театрально воздел руки к небу адвокат. — Но это же известнейший промышленник, владелец шестидесяти процентов акций парфюмерной фирмы «Герлен»!
— А-а! — только и могла ответить Самсут, лишь последние годы пользовавшаяся продукцией фирмы «Эйвон», которые доставала ей Карина, а до этого знавшая исключительно свердловскую «Калину» или мамин крем под странным названием — «Спермацетовый».
— Нет, это не «А», это почти весь алфавит французской косметики! — почему-то даже обиделся Шарен. — Это колоссальное состояние. В акциях, в недвижимости, в ссудах!
— Хорошо, хорошо, я вам верю, — поспешно согласилась Самсут. — И вот он приехал. Наверное, чтобы отдохнуть от забот на лоне провинциальной природы?
— Да, видимо, что-то в этом духе. И брат, разумеется, рассказал ему о спасителе и представил его. А Семен был в то время в лучшей своей форме. Вот посмотрите, — Шарен порылся в оставленных Самсут на столике без внимания фотографиях и вытащил одну. — Убедитесь: служба в Легионе не проходит даром!..
Теперь на Самсут смотрело уже иное лицо: тайная уверенность в превосходстве не ушла, а только превратилась во внешнее сознание собственной силы и возможностей. К тому же, жаркое солнце Алжира, видимо, высветило в Семене украинскую кровь, и он уже выглядел, скорее, бравым югославом, чем гарным хлопцем. «В общем, это уже ничего. Только бы наглости поменьше», — подытожила про себя Самсут.