Страница 68 из 72
— Садист, он и остается садистом, сколько бы лет не прошло, — с брезгливостью заметил полковник Касимов.
Алексей вспомнил показания свидетелей о жестоких расправах, которые учинял Ангел смерти над беззащитными, беспомощными людьми. Тот очень любил добивать полуживых, сатанел при виде крови, на массовых расстрелах стрелял из автомата в груду тел до тех пор, пока не пустел диск.
…Вот лежат Адабаши в противотанковом рву, и ходит по его краю невысокий чернявенький палач, бесконечной свинцовой строчкой прошивает уже мертвых, но еще вздрагивающих от пуль. Это у них называлось «подчищать огрехи». Ходит, приплясывая От возбуждения, ноздри со свистом втягивают воздух, глаза белесые, мутные.
— Вас что-то смущает? — спросил Касимов, заметив, как тяжело задумался Алексей.
— Вспомнил, товарищ полковник, показания свидетелей об участии Ангела в массовых расстрелах мирного населения.
— Кто-нибудь уцелел?
— Бывшие полицейские.
— Цыркин бежал из лагеря с двумя другими узниками — оба погибли, смерть встретили в бою почти сразу же, как только прибились к партизанам, — продолжал Федан.
— Странная, однако, пустота вокруг военных лет Цыркина, — вырвалось у Алексея.
— Да, и это наталкивает на серьезные размышления, — подтвердил Касимов.
— Еще один вопрос, товарищ полковник, — сказал дрогнувшим голосом Алексей, — удалось установить, где находился Цыркин в дни убийства Зинаиды Кохан?
От ответа на этот вопрос зависело очень многое. Если Цыркин в это время не выезжал из Ясногорска, он не мог быть убийцей. В таком случае…
— Что вы так волнуетесь, лейтенант? — Касимов спросил это вполне дружелюбно и понимающе. — Цыркин, если меня не подводит интуиция, еще задаст вам предостаточно головоломок. Судя по всему — тот еще мастер комбинационной игры. Не было его в Ясногорске в эти дни, брал отпуск по семейным обстоятельствам.
— Значит, вы тоже подозреваете Цыркина? — обрадовался Алексей.
Касимов его тут же осадил:
— Спокойнее, лейтенант. Я никого и ни в чем не подозреваю. Вам в науку расскажу один случай. Однажды я был свидетелем того, как мгновенно прервалась карьера в нашей системе человека, который стремительно взлетел вверх. Причиной были его слова в одном официальном докладе: «Наша обязанность — подозревать всех…» На докладе присутствовал один из тех чекистов, что работали еще с Дзержинским. В нашем случае речь идет не о подозрении — факты свидетельствуют, что Цыркин имеет прямое отношение к убийству бывшей гитлеровской пособницы Зинаиды Кохан. Этих фактов достаточно для взятия под стражу, обыска, допроса. Не так ли?
Капитан Шамшин и старший лейтенант Федан согласно кивнули. Алексей уже обратил внимание на то, как внешне неброско, но слаженно и четко работали в этом городском отделе. Здесь, очевидно, хорошо понимали друг друга, мнение вырабатывали сообща, хотя — это очевидно — точка зрения Касимова была, решающей.
— Когда мы… — начал Алексей фразу, полковник Касимов его перебил:
— Завтра в двадцать три часа. Шамшин и Федан познакомят вас с планом операции и объяснят, почему именно в это время. А сегодня отдыхайте. Ребята немножко пошефствуют над вами, чтобы в такой вечер не оставались наедине… ну, скажем, с самим собой.
Полковник оказался психологом. Алексей потом, вспоминая эти два дня в Ясногорске, с благодарностью думал о своих коллегах из городка: трудно сказать, как бы они прошли без них. Ведь ему предстояло впервые в жизни участвовать в аресте человека. Пусть вероятного преступника и убийцы, однако знать, что именно ты должен задержать его, взять под арест, лишить свободы — непросто.
Когда совещание у полковника закончилось, Шамшин, Федан и Алексей проговорили будущую операцию от и до: от тех минут, когда она начнется, до посадки в самолет, вылетающий на Таврийск.
Они вышли из горотдела, и Алексей с тоской подумал, что вот надвигается вечер в незнакомом городе. И придется сидеть в гостинице, а мысли будут только об одном — как все это состоится завтра.
— Есть предложение, — сказал капитан Шамшин.
— Провести вечер вместе, — продолжил старший лейтенант Федан. — Пельмени уже готовятся.
…Георгий Карпович Цыркин заступал на ночное дежурство в 22.00. Он проверил пломбы на замках магазина, неторопливо обошел вокруг него, заглянул в свою каморку с заднего хода, где держал теплую одежду, плащ, чайник. Потом сел на крылечко, закурил, окинув безразличным взглядом опустевшую к этому времени площадь перед магазином, зеленые шапки близких сопок, взявших Ясногорск в окружение. Алексей проходил мимо, остановился возле Цыркина. Спросил:
— Скажи, где можно в вашем городочке перехватить чего-нибудь?
— Чего? — равнодушно поинтересовался Цыркин.
— Ну, поесть и прочее. Только прилетел, в гостинице мест нет, все закрыто.
— Шагай в «Тайгу», ресторан это, если повезет — впустят.
У «Тайги» змейкой извивалась молчаливая очередь страждущих — это было видно отсюда, с крылечка магазина, так как ресторан находился в сотне метров от него, на противоположной стороне площади. Алексей пошел к «Тайге», потолкался среди разношерстного люда, выстроившегося в затылок друг другу. Цыркину было хорошо видно, как Алексея гнали в «хвост», когда он пытался протиснуться к стеклянной двери. Без пяти минут одиннадцать Черкас ушел оттуда — ждать было бесполезно, очередь не продвинулась, а время вплотную подошло к закрытию.
Цыркин сидел на своем крылечке, все так же покуривал. Он остановил Алексея, когда тот проходил мимо.
— Не вышел номерок?
— Нет. А душа горит, — пожаловался Алексей. — Вчера провожали в командировку, перебрали обороты, мотор, — он ткнул пальцем себя в грудь, — дымится.
— Бывает, — понимающе протянул Цыркин.
— Не знаю, сколько бы сейчас дал, лишь бы голова перестала потрескивать. — Алексей сказал это с неподдельной тоской.
— Раз приезжий, почему без вещей? — подозрительно спросил Цыркин. В руках у Алексея был один портфель.
— Какие вещи, если приехал на один день? Завтра и укачу из вашего негостеприимного града.
— Ладно, переночуешь у меня, — смилостивился Цыркин. — Червонец за бутылку, пятнашка — за ночлег. Осилишь?
— Смогу, — оживился Алексей.
Все шло по плану. Цыркин не устоял перед возможностью ободрать приезжего.
— Пошли, — поднялся сторож с крылечка. — Отведу в свои хоромы.
У глухого забора.«хором» Цыркина их ждали Шамшин и Федан.
— Гады-ы! — прохрипел Цыркин, понявший все, и выхватил нож. Федан ловко перехватил его руку, посоветовал миролюбиво:
— Затихни! Отлетался… Ангел.
И услышав давнюю свою кличку, Цыркин действительно затих, только вот в машину после обыска с понятыми в доме все не мог забраться, упирался руками в проем дверцы, словно надеялся, что случится чудо и ему скажут: «Вы свободны, просим нас извинить».
Но ничего подобного не могло произойти, ибо теперь ошибка исключалась — у Цыркина в тайнике нашли немецкие документы на имя обер-лейтенанта Красовского Георгия И. с фотографиями Цыркина, а под крышкой стола — прикрепленный так, что легко извлекался, парабеллум.
— Зачем вы их хранили? — спросил Шамшин.
Это было действительно странным.
Цыркин пожал плечами, гримаса боли проползла по его лицу. Разве можно объяснить этим молодым, как он ненавидел и их, и все, что было за ними, что они олицетворяли? Разве поймут они, узнав, как глухими ночами в таком же глухом одиночестве доставал он из тайничка удостоверение обер-лейтенанта, всматривался в себя, молоденького, и видел: вот идет он по земле не ангелом — дьяволом, и от движения его бровей зависит жить или умереть встречным двуногим, по недоразумению называющимся людьми. «Чем больше вы их уничтожите, тем безопаснее будете чувствовать себя в будущем», — так говорил ему в минуты откровенности Коршун. И он уничтожал… Стрелял, жег, вешал, давил грузовиком, на котором передвигалась его команда. Он делал то, о чем мечтал его отец, по милости Советов из богатейшего человека, перед которым до революции заискивал весь городок, превратившийся в озлобленного субъекта, строившего из себя на шахте «ударника».