Страница 17 из 72
— Пусто, — сообщил он, — они увели всех своих людей туда, на передний край. Это в нескольких километрах отсюда. Но скоро они подтянут сюда резервные части: надо быть идиотом, чтобы оставить без присмотра такую зону. Отсюда — дорога к центру.
Адабаш знал, где проходит линия обороны врага, он ведь прополз здесь все метр за метром, тенью проскользнул среди руин. Это было вчера ночью, всего лишь меньше суток назад, а кажется — очень давно. Выбрался ли к нашим сержант?
— На что вы надеетесь, господин капитан? — Вилли спросил это почти безразлично и только чуть дрогнувший голос выдал его волнение.
— На свое счастье, — ответил Адабаш. — И еще на Орлика. Так зовут моего товарища, сержанта, — объяснил он, заметив недоумение на лице Вилли.
— С женщинами вы решили правильно, — одобрил фельдфебель. Он резко сказал фрау Раабе и Ирме: — Идите.
— Но… — запротестовала фрау Раабе.
— Извините меня, — стараясь произносить слова твердо и отчетливо, сказал Адабаш. — Но я не могу сейчас уйти отсюда, просто физически не в состоянии этого сделать. Поэтому Вилли закроет вас в подвале. Если придут эсэсовцы, заявите, что я загнал вас туда, угрожая убить. Плачьте, рыдайте, истерику закатите…
— Господин капитан, — пролепетала Ирма, — пожалуйста, скажите, что я могу для вас сделать? — Она едва не плакала. — Ведь вас убьют.
Она бесцельно ходила по комнате из угла в угол, и концы шали развевались, словно поникшие крылья уставшей птицы.
— Меня тысячу раз уже убивали, и, как видишь, я все еще жив…
Он не нашел нужные немецкие слова, и Ирма услышала не совсем то, что ему хотелось сказать: «Меня тысячу раз убивали, ничего, если убьют еще раз».
— Идемте, — отрывисто повторил Вилли, он хорошо знал, что властный тон на добропорядочных немецких женщин действует безотказно.
— Прощайте, господин капитан, — тихо произнесла Ирма.
Адабаша обозлило, что она прощается с ним, будто с покойником, ишь ты, сколько безропотной покорности судьбе в голосе этой девицы. А ведь совсем недавно, наверное, вместе с другими, такими же, как и она, неистовствовала: «Зиг хайль!»
— Не хорони меня, Ирма, — преодолевая раздражение, сказал Адабаш. — Рано еще. Пройдет все и тогда… Да и тебе рано умирать. Минует все это, — он показал куда-то в пространство, — и начнется другая жизнь.
— Семья фон Раабе умеет быть благодарной, — мать Ирмы изрекла это с тем обещающим достоинством, в котором слышалась готовность выполнить любые пожелания господина капитана, когда он окончательно станет победителем. — Наша Ирма будет при вас внимательной и заботливой сиделкой.
— Не надо, мама, — Ирма вспыхнула неярким румянцем, поспешно бросилась собирать вещи для переселения в подвал.
Прошло какое-то время, и Вилли возвратился. О том, что по лестнице поднимается именно он, Адабаш догадался по сухому стуку протеза.
— Я останусь с вами, — сказал Вилли. — Кое-что я тоже умею, — он покосился на оружие капитана. — К тему же выпадает удобный случай сделать то, что я обязан был сделать гораздо раньше — отомстить за отца.
— Оставайся, Вилли, возьми мой пистолет, — Адабаш внешне равнодушно воспринял решение этого фельдфебеля-инвалида, но в душе порадовался. Капитан попросил его: — Пойди, пожалуйста, вниз и отопри входные двери. Не надо, чтобы Орлик выбивал запоры.
— Вы так уверены, что сержант придет? — удивился Вилли.
— Конечно, иначе чего бы мы стоили, если бы бросали друзей в беде. Орлик придет.
Вилли снова спустился вниз, погремел запорами. Потом они стали ждать. Время близилось к полуночи, когда Адабашу показалось, что тихо скрипнула входная дверь. И опять установилась тишина. Капитан знал, что Орлик может часами стоять неподвижно, выжидая, пока враг первым сделает опрометчивый шаг, выдаст себя. Наверное, он вошел в дом, чтобы выяснить судьбу Адабаша. На месте Орлика он поступил бы именно так: раненый оставался во дворике коттеджа, значит, жители могли видеть, как его добивали или уносили. И вторая возможность не исключалась: раненый, почувствовав себя лучше, мог сам проникнуть в дом.
Адабаш и Вилли вслушивались в неустоявшуюся тишину, пытаясь по неясным звукам определить, что происходит там, вокруг коттеджа. Временами раздавались громкие шаги под окнами — это проходили солдаты. Совсем близко прозвучали выстрелы и послышался вскрик, наполненный болью. Снова тихо скрипнула дверь. Орлик? Или отец Ирмы, эсэсовец, у которого тоже были причины избегать встречи с солдатами? А может, дезертир забрел, мародер: одни в эти дни умирали, другие грабили…
ПОЛНОЧЬ — НЕ ВРЕМЯ СМЕРТИ
Умирали совсем рядом — снова послышались выстрелы, команды, крики… Часы пробили полночь. Вдруг Вилли сжал руку капитана, давая знать, что в доме кто-то есть. Адабаш взял автомат. Вилли бесшумно встал у двери, он теперь был бы за спиной у тех, кто мог войти.
Раз или два мелькнул лучик фонарика — обследовали комнаты первого этажа. Наконец в тишине, разрываемой редкими взрывами снарядов, послышались тихие шаги по лестнице. Адабаш выжидал, давая возможность неизвестному подняться выше.
— Сержант! — вполголоса позвал он, надеясь и не веря, что это пришел Орлик.
— Здесь, капитан! — послышалось в ответ.
Уже не таясь, но и не особенно поднимая шум, в комнату вошел Орлик. Вслед за ним ввалились человек пять разведчиков. Сразу стало тесно, запахло ночной сыростью и дымом.
— Здравствуй, Орлик, — голос Адабаша дрогнул.
— Свет зажечь? — спросил сержант, выловивший в темноте лучиком своего фонарика кровать и капитана на ней.
— Шторы надежно задернуты, Вилли? — по-немецки спросил Адабаш.
— Так точно, господин капитан.
Вилли с пистолетом в руке занимал позицию против входа.
В комнате мгновенно установилась тишина, Адабаш ясно ощутил напряжение, которое возникло после его слов. Оно было как токи высокой частоты: неосторожное движение и…
— Не стрелять! — приказал он на всякий случай.
— Это еще что за фокусы? — спросил Орлик без видимого удивления. — Кто такой?
— Немец. Фельдфебель. Надежный человек, не беспокойся.
Ну как ему объяснить, кто такой Вилли, если этого Адабаш и сам не знал? Может, действительно из тех немцев, которые ненавидели фашизм и ждали своего часа, а может, и маскируется, использует стечение обстоятельств для собственного спасения?
— Это он пусть беспокоится, — проворчал Орлик, — скажите ему, пусть включит свет, раз он местный.
— Ты что, сержант? — удивился Адабаш. — Какой свет, если весь Берлин без энергии? Вилли, зажги свечу, пожалуйста.
Вилли пощелкал зажигалкой, поднял высоко свечу — поискал, куда бы пристроить. Поставил ее на камин, и колеблющийся огонек неярко осветил комнату.
— Положи оружие! — приказал ему Орлик.
Вилли шагнул к кровати, на которой лежал Адабаш, протянул ему пистолет.
— Оставь его, сержант, мы уже сколько часов с ним здесь на пару в прятки со смертью играем, — Адабаш сказал это таким счастливым голосом, что Орлик, отбросив настороженность, попытался обнять его, но, вспомнив о ране, лишь прижал его голову к своей груди. И капитану на мгновение показалось, что это дед его, патриарх рода Адабашей, ласково привлек его к себе, провожая в партизаны. Как давно это было…
Пламя свечи выхватывало из темноты лица разведчиков, ребят из батальона Адабаша, каждого из них капитан хорошо знал, не раз выручал в бою, и вот теперь они пришли на помощь ему. Через линию огня, патрули, засады, под пулями и снарядами, сквозь огонь — пришли к нему, Адабашу, потому что таковы законы боевого товарищества. Если бы что-то случилось с ними, он, капитан Адабаш, тоже пошел бы к ним на помощь и спасал бы их даже ценою собственной жизни.
— Кто еще в доме? — Орлик в любых ситуациях помнил о своих обязанностях.
— Хозяйка и ее дочь, они в подвале, внизу, — объяснил Адабаш. И, чтобы успокоить сержанта, добавил: — Дочь меня нашла, а Вилли помог сюда перетащить. В общем, был один шанс из тысячи, что так повезет.