Страница 99 из 118
Принятие ответственности
В определенной степени отсутствию моральной ответственности помогла, хотя и непреднамеренно, экономическая наука4. Наивные читатели работ Адама Смита, возможно, исходили из предположения, что этот ученый освободил участников рынка от необходимости думать о вопросах морали. В конце концов, если преследование собственных интересов ведет под влиянием невидимой руки к общественному благополучию, все, что остается делать, — это целенаправленно действовать в собственных интересах. Представители финансового сектора, как складывается впечатление, вели себя именно гак. Но понятно, что погоня за личными интересами, то есть жадность, не привела к общественному благополучию ни в этом случае, ни в период громких скандалов с Enron и WorldCom.
Объяснить, почему все пошло не так, как ожидалось, помогает теория крахов рынка, которую я описал в предыдущих главах, в том числе объяснить и то, почему банкиры в погоне за своими частными интересами создали для общества столь катастрофические социальные последствия и почему преследование собственных интересов банкирами не привело к росту благополучия всего общества или хотя бы акционеров их банков. При возникновении рыночных перекосов, например, под действием внешних влияний, последствия (предельные выгоды и затраты) какого‑то действия участника рынка не в полной мере отражаются в ценах (полученных или заплаченных). Я уже рассказывал о том, что в нашем мире существует множество экстерналий. Крах одного банка может оказать разрушительное воздействие на другие, крах банковской системы или даже возможность такого краха производит огромное влияние на экономику, налогоплательщиков, работников, предприятия, владельцев домов. Обращение взыскания на заложенную недвижимость по одному ипотечному кредиту снижает рыночную стоимость соседних домов, из‑за чего возрастает вероятность обращения на них в будущем такого же взыскания.
Перекошенная модель жесткого американского индивидуализма, которую так ярко олицетворял президент Буш с его ковбойскими сапогами и манерами уверенного в себе до самодовольства человека, являлась отражением мира, в котором мы сами несем ответственность за свои успехи и неудачи и в котором мы пожинаем плоды наших усилий. Но такой мир, как и Homo Economicus из главы 9, и фирма девятнадцатого века, делами которой руководил ее владелец, — это еще один миф. «Ни один человек не является островом»5. Все то, что мы делаем, оказывает значительное воздействие на других, а мы сами являемся, по крайней мере частично, результатом усилий других людей.
В том, как эта модель американского индивидуализма работала на практике, есть своего рода ирония: люди брали кредиты, рассчитывая на то, что с их помощью добьются успеха, но при этом мало задумывались о той ответственности и тех обязательствах, которые возникнут у них в случае неудачи, а также не принимали во внимание те затраты, которые они навлекут на других. В пору огромных («бумажных») прибылей банкиры брали кредиты и утверждали, что это стало возможно благодаря приложенным ими усилиям, но когда наступил период огромных (реальных) убытков, они ссылались уже на то, что это стало результатом действия неподконтрольных им сил.
Эти взгляды нашли свое отражение в схемах вознаграждения руководителей. Эти схемы, несмотря на, казалось бы, повышенное внимание к стимулам, на самом деле зачастую никак не зависели от показателей дея тельности организации: поощрительные выплаты являются высокими при хороших показателях деятельности компании, когда же эти результаты оказываются плохими, снижение премии компенсируется другими видами выплат, проводимых под другими названиями, например «выплата за лояльность». Представители этой отрасли заявляют, что они должны платить работнику много даже в том случае, когда результаты его работы являются неудовлетворительными, потому что в противном случае этого специалиста могут переманить конкуренты, хотя можно было бы ожидать, что банки захотят избавиться от тех, чьи показатели работы оставляют желать лучшего. Но представители отрасли на это отвечают, что прибыль является низкой не из‑за недостаточно качественной работы данного человека, а из‑за событий, которые никто не может контролировать. Но ведь то же самое имело место и тогда, когда прибыли были высокими. Это один из многих примеров когнитивного диссонанса: представители финансового рынка могут предложить хорошо обоснованный аргумент, подкрепляющий их точку зрения, но при этом не видят всех возможных последствий6.
К тому же чаще всего разговоры об ответственности остаются, как складывается впечатление, лишь словами: в японском обществе главный исполнительный директор, ответственный за крах своей фирмы, в результате которого тысячи рабочих были уволены, может совершить харакири. В Великобритании руководители того же уровня в случаях, когда их фирмы терпят крах, подают в отставку. А в Соединенных Штатах, столкнувшись с подобными неприятностями, руководители сражаются за то, чтобы получить более высокий бонус.
На сегодняшних финансовых рынках почти каждый участник заявляет о своей невиновности. Все они утверждают, что всего лишь выполняли свою работу. Так оно все и было. Но их работа часто предусматривала эксплуатацию других или благоденствие за счет результатов такой эксплуатации7. Это было проявлением индивидуализма, но без индивидуальной ответственности. В конце концов, общество не сможет хорошо функционировать, если люди не будут брать на себя ответственность за последствия своих действий. И поэтому отговорка «Я просто делал свою работу» не может признаваться достаточно весомым оправданием.
Экстерналии и провалы рынка являются не исключениями, а правилом. Если это так, то их возникновение имеет далеко идущие последствия. И у индивидуальной, и у корпоративной ответственности есть свое содержание. Фирмы не должны ограничиваться лишь стремлением добиться максимального прироста своей рыночной стоимости. А людям, работающим в корпорациях, необходимо больше думать о том, что они делают и каково их воздействие на других.
Вы цените то, что вы оцениваете, и наоборот8
В обществе, столь ориентированном на показатели деятельности, как наше, мы стремимся все делать хорошо, но на то, что мы делаем, влияет то, что мы оцениваем. Если студентов тестируют на умение читать, преподаватели будут обучать их именно чтению и тратить меньше времени на формирование у них более широких познавательных навыков. То же самое можно сказать и о политиках, политологах и экономистах. Все они стремятся понять, благодаря чему достигаются более высокие показатели деятельности, вроде тех, которые измеряются (оцениваются) величиной ВВП. Но если ВВП — плохая мера общественного благосостояния, то из этого следует, что мы стремимся к достижению неправильной цели. Более того, то, что мы при этом делаем, с точки зрения наших истинных целей может быть контрпродуктивным.
Измерение ВВП в Соединенных Штатах не давало правильной картины того, что фактически происходило в стране до момента взрыва пузыря. Америка думала, что дела обстоят лучше, это было на самом деле, впрочем, такое же ошибочное мнение преобладало и в других странах. Ценовой пузырь привел к завышению стоимости инвестиций в сферу недвижимости и получению завышенных прибылей. Многие другие страны стремились подражать Америке. Экономисты проводили сложные исследования, чтобы определить, какая экономическая стратегия позволяет добиться большего успеха, но поскольку используемое ими мерило успеха было искаженным, то и получаемые по результатам исследований выводы часто оказывались ошибочными9.
Кризис показал, насколько сильно могут быть искажены рыночные цены; при этом надо учесть и то, что результаты нашей оценки деятельности участников рынка сами по себе являются сильно искаженными. Даже в отсутствие кризисных проявлений цены всех товаров искажены, поскольку мы относимся к нашей атмосфере (и зачастую к чистой воде) так, словно эти ресурсы являются бесплатными, хотя на самом деле они относятся к категории редких. Степень искажения цен у любого конкретного товара зависит от количества углерода, использованного при его производстве (а также при производстве всех его компонентов).