Герои и предатели

Неожиданно красный Логвиненко прямо на глазах у лейтенанта начал бледнеть.

— Слушай, Юра, — выразительно, но тихо сказал он. — У меня нюх на такие вещи, поверь. Мы попали в охренительную жопу! Нам, по крайней мере, в ближайшее время, никто не поможет. У наших там у самих проблем выше крыши. Танк их выходил к нам, и на мине подорвался. Так они не смогли экипаж вытащить, прикинь. Обложили их…

Логвиненко не сумел закончить фразы — по блокпосту снова начали стрелять.

На этот раз ситуация не выглядела так катастрофично, как ранним утром. Обстрел шел со стороны производственного здания, с крыши. Блокпост поливали из пулемета, и сделали пару выстрелов из «мухи».

Попов, чувствуя в груди и животе страшную пустоту, пробежал до минометов, поднял пинками наводчиков и заряжающих. По счастливому стечению обстоятельств, оба миномета были нацелены как раз в нужную сторону. Они успели закинуть по мине, когда по расположению «подносов» ударил снайпер. Пуля попала в ствол миномета, и со страшным визгом рикошетировала. Второго выстрела никто дожидаться не стал. Бойцы бросились врассыпную. Юра просто упал на бетон, и в два движения уполз за плиту.

От отдачи минометы должны были бы подпрыгнуть, но бетонные плиты, на которых они стояли, оказались не очень прочными, и они попросту треснули, отчего минометные плиты несколько ушли вовнутрь рассыпавшегося бетона. Лейтенант механически отметил это, но думал он, конечно, в этот момент совсем не об этом, а о том, как бы сжаться так, чтобы превратиться в маленькую точку.

Одна мина не долетела до цели, ударилась о переднюю стену строения. А вот вторая ударила по ребру крыши. Стрельба со стороны противника прекратилась — может быть, выстрел был удачный, может, боевики предпочли за лучшее отступить, чтобы зайти с другого направления.

— К минометам! — закричал Попов. Так как огонь прекратился, бойцы его батареи быстро вернулись на свои места. Все были целы и невредимы, (не считая, конечно, этого подонка Николаева). Юра со злостью снова вспомнил о нем — может, из тех патронов, что он отдал за водку, сейчас по ним и стреляли. А этот козел лежал в блиндаже, и особой опасности быть убитым не подвергался.

Пользуясь временным, как лейтенант не сомневался, затишьем, он перестроил расположение минометов. Один миномет он развернул в одну сторону, а второй — в противоположную.

— С какой стороны будут стрелять, тот миномет и отвечает. Понятно?

Попов решил, что терять время на перемещение минометов нельзя. Пусть лучше один из них стреляет сразу, чем, страшно рискуя, под огнем разворачивать оба.

Хороший, наверное, был план, только кончился плохо.

Пару обстрелов так удалось быстро погасить. Каждый миномет успевал выпустить по три — четыре мины. Неизвестно, попадали они куда-нибудь, или летели в белый свет, как в копеечку, понять было довольно трудно. Но раз после минометных разрывов противник прекращал обстрел блока, значит, что-то в этой тактике было.

Был в ней только один изъян, зато серьезный и непреодолимый. Поменять позицию своих минометов Попов не мог, он по-прежнему был как на ладони для тех, кто мог видеть его из прилегающих высотных зданий.

Если бы… Если бы вокруг блокпоста было чистое поле… Тогда взять его было бы крайне затруднительно. Корректировщик впереди, укрытые от прямого огня расчеты, возможность спокойно наводить, исправлять прицелы… А так…

А так духи быстро вычислили, как им избавиться от артиллерии на этом блоке. Произошло это к вечеру, когда Юра уже даже сам начал потихоньку верить, что, может быть, сегодня все обойдется, а ночью они с Логвиненко что-нибудь придумают. Ротного страшно бесило отсутствие у него БМП. Он жаловался лейтенанту, что без техники чувствует себя словно без ног. Словно он заперт в клетке, из которой нельзя убежать, даже если захочешь.

Солнце начала потихоньку клониться к закату, как со стороны промзоны снова по блоку заработали два духовских пулемета. Уже даже как-то привычно рота ответила из АГС, а миномет плюнул двумя минами.

Но тут же, неожиданно, огонь был открыт со стороны многоэтажного дома. С блока заработал другой АГС, и включился второй миномет.

И вот тут с третьего здания духи массированно выпустили несколько гранат из РПГ. Попов в этот момент находился у блиндажа Логвиненко. Он снова пытался выйти по рации на начальника артиллерии.

Это, видимо, его и спасло. Часть гранат ушла в сторону от минометов, но одна разорвалась в непосредственной близости, а другая — прямо у миномета.

Результат был ужасен. И хотя мины, лежавшие у «подносов», к счастью, не сдетонировали, хватило и того, что было.

Миномет завалился на бок, а личный состав разметало по сторонам. Расчет второго миномета бросился к спасительному блиндажу, но один человек не успел. Он попал под снайперский выстрел, и рухнул на половине пути.

Духи обстреливали блокпост еще пару десятков минут. Но теперь видимых целей для них не было. Боевики попытались подобраться поближе, но были встречены пулеметным огнем, и отошли.

На землю опустились сумерки. Стрельба снова прекратилась.

Воспользовавшись этим, Юра, и несколько человек из пехоты подобрались к опрокинутому миномету. Все три бойца, которые составляли его расчет, были мертвы.

— Может и к лучшему, — тихо сказал сам себе Попов, — нам все равно нечем лечить. Мучились бы, орали. А помочь нельзя. Уж лучше так.

Попов осмотрел упавший миномет. Прицел разбился, двунога-лафет согнулась — в общем, стрелять из него было не то, чтобы вообще нельзя, но практически нереально.

— Так, три человека, и миномет. Что же будет дальше?

Странное дело, но Юра почему-то не чувствовал никакого ужаса от того, что произошло. То ли все человеческие чувства у него отключились, то ли он начал уже потихоньку сходить с ума, то ли, сам не зная того, был настолько мужественен, что относился к войне, как к работе. А смерть воспринимал как неизбежный профессиональный риск.

Лейтенант сходил в блиндаж за своими живыми бойцами, и вызвал их к уцелевшему миномету. Вышли Толтинов, Воробьев, Рагулин и Соловьев — второй из друзей — «алкоголиков».

— Братцы! — сказал Попов. — Война еще не закончилась. Или мы тут все отобьемся, или нас тут всех убьют. Другого варианта нет… Как там, кстати, Николаев?

— Живой, — ответил Воробьев. — Сидит в углу, матом ругается.

— Надо его в пехоту отправить, — задумчиво сказал лейтенант. — Нечего ему там прохлаждаться. Надо родине послужить.

В этот момент подошел Логвиненко.

— Надо посоветоваться, — сказал он. — Отойдем в сторонку.

Ситуация была еще хуже, чем представлялось Юре. Как выяснилось, в первый день рота выпустила по противнику половину своего боезапаса. Ротный несколько раз выходил на Мязина, но тот, в конце — концов, прямо ответил ему, что у них у самих очень жарко, стрельба по ним практически не прекращается, потери растут, вырваться из расположения они не могут, потому что дорога оказалась заминированной, а разминировать ее под таким обстрелом нереально. И так уже потеряли танк и две БМП. Причем из экипажей спасти удалось далеко не всех. Так что на скорую помощь рассчитывать нечего.

Тем более что здесь, типа, у них, еще не самая задница, по сравнению с тем, что творится в центре города.

— В общем, — сказал Логвиненко. — Придется отстреливаться потише. Иначе нас надолго не хватит. А потом, если что — будем прорываться к своим. Других вариантов не вижу.

— У меня еще полно мин, — ответил Попов. — Только вот миномет уцелел только один. И я даже не знаю, что делать. Опять ставить его на старое место я не буду — я и так уже троих потерял. Это просто самоубийство.

— Знаешь что, — задумчиво проговорил ротный. — А давай-ка ты его поставишь вон к той стене. Там типа укрытия получается спереди и сзади. И пусть твои периодически по мине пускают по крыше вот этого комплекса. Тогда там точно никто на нас не полезет, а я оттуда своих переброшу на другие участки, а?

Юра моментально оценил полезность предложения, и тут же согласился. Воробьев и компания перетащили миномет в указанное место, собрали туда все мины, которые оставались еще на старой позиции, и принесли два ящика из машины.