Стервятники

-    Э-э. Старина, пора бы запомнить. Не читаю я эту бульварщину! И тебе не советую. Аль тебя картинки с сисястыми мадамами привлекают? Вроде бы, рановато. Иль созрел уже глазеть по- стариковски? - Долговязый и сутулый Боря Столяров насмешливо посмотрел поверх очков. - Ты, старик, в курсе, что к пенсии наш уверенный и сильный пол делится на три категории: баптистов, садистов и народных мстителей?

-   Ага, мать писала! Садисты садики сажают, дорвавшись наконец-то до любимых шести соток.

-     Да, любим мы это дело. Зимой маринованный помидорчик так идет под «Сибирскую»!... - Ответсек Боря мечтательно закатил глаза, откидываясь на спинку скрипучего и неудобного стула.

-             Этот твой помидорчик в готовом маринованном виде одноврёменно с «Сибирской» без проблем в любом гастрономе.

-        Не понимаешь ты, старик, поэзии труда на земле! И все потому, что не садист ты, нет. И не народный мститель. Ты, дорогой мой Вовчик, - баптист натурель. Какая новая фемина опять влечет тебя в разврат?

-        Погиб пиит. - Вовчик со снисходительной улыбкой поглядел на Бориса. Пикироваться они любили оба. - Никак мэтр Столяров снова впал в лирическую прострацию, нет? Лавры Мишки Вишнякова покоя не дают.

-        Ты Мишку не тронь, - строго посмотрел через очки Борис. - Для кого Мишка, а вам, молодочел, Михал Евсеевич. Это Ваше безудержное величество только и умеет баб тискать, а мы - поколение шестидесятых - женщин всегда лю-би-ли!

-    И на их деньги пили!

Вовчику очень понравился его экспромт.

-          Не смешно, старик, не смешно, - ответсек Боря вернулся в исходное положение, отчего стул под ним скрипнул с пронзительной жалостью. - Но чего не простишь зеленому поколению.

-        Кстати, продолжая тему. Насчет народных мстителей, - Вовчик потыкал пальцем в номер «Мегаполиса». - Пенсии, кол-л-лега, мы дожидаться не стали. Это ж только некоторые - не будем показывать пальцем! - обретают смелость вскрывать язвы обчества, выйдя на какой-то там, но явно не заслуженный, отдых. В перерывах между приступами садизма и огородничества. А пытливый ум настоящего репортера.

-      Гиены пера.

-    .настоящего репортера и труженика многополосной печати.

-    Хвались, едучи с рати!

-           Имен-но! Это вы, дорогой Борис Ефимович, очень точно подметили, - с нее самой и едучи! Ре-ко-мен-ду-ю! - назидательно сказал Вовчик и развернул перед коллегой цветные листы. - Ду ю, ду ю, презентую!

Он вытянул из стаканчика с карандашами и шариковыми ручками фломастер и размашисто расписался над кричащим заголовком «ЧИТАго: кровавые дела провинциальной мафии».

-        Ну-ка, ну-ка, - Боря поднес к глазам газетную страницу. - Так это ты, старина, разродился? Силен! Обличитель криминала и гроза козы ностры!

-    А то!

Вовчик Николаев совершенно искренне, как и абсолютное большинство представителей творческих профессий, полагал себя мэтром. Конкретно - репортерского труда. Посему ему требовался творческий простор, вернее, более широкая аудитория читателей, общественное и профессиональное признание. Последнее - обязательно и крайне актуально.

Коллег следовало умывать регулярно, потому как, если есть мэтр, то все остальные собратья по перу могут классифицироваться только в две категории: а) способные писаки, но не мэтры; б) бездари.

Вовчик вообще смотрел на свою профессию с изрядной долей практического цинизма. В журналистике он видел неплохую возможность заработать, хотя при этом ощущал и охотничий азарт.

Поймать «свежачок» и быстрее других закатать его на полосу было для Вовчика любимым видом спорта. С неизменной сигаретой в зубах, Вовчик с утра накручивал телефонный диск в поисках «жареной фактурки», часами околачивался в самых разнообразных присутственных местах, обзаведясь массой приятелей и знакомых, представлявших для него

стадо

«Удои» с колес шли на машинку. Вращая выпуклыми карими глазами и топорща тараканьи усики, Вовчик долбил по клавишам почище птицы семейства дятловых, прерываясь в машинописном тарахтении только для смены очередного листа и прикуривания новой сигареты.

Репортерские изделия выстреливались быстро и, как правило, являли собой образцы «безотходной технологии»: одним и тем же материалом Вовчик успешно кормил родную областную газету и все мало-мальски подходящие местные издания, орудуя полудюжиной творческих псевдонимов и производя незамысловатые манипуляции с готовым текстом, дабы экземпляры очередной «сенсейшн» все-таки немного друг от друга разнились.

Больше всего Вовчик любил криминальную тему. Неиссякаемый источник «жарехи». Препарировать добытые в дежурной части областного УВД копии сводок о происшествиях и преступлениях, было самой беспроигрышной лотереей.

Аналогичные конъюнктурные пируэты совершали и коллеги- конкуренты из расплодившихся в Чите за два последних года газетенок, каждая из которых только как программу-минимум рассматривала собственную областную известность. Броские строчки под логотипами изданий вразумляли читателей, что они держат в руках региональное издание, а регион-то - Сибирь-матушка, от горбов Урала до Сихотэ-Алиня. Но держались на плаву эти «монстры печати» только за счет «жарехи» во всех ее проявлениях - происшествия, скандалы, сплетни.

Понятное дело, из пальца высасывать непросто, к тому же, вдруг нарвешься на принципиала - объясняй опосля в суде, откель дровишки. Хотя и здесь приноровились со временем - газетные «прейскуранты на услуги» появились: надо тебе недруга грязью облить - приходи, давай заявку и гони бабло. За пятьдесят «штук» - любой каприз в ближайшем номере! «Клевета!» - кричит пострадавший и бежит с иском в суд. «Клевета!» - говорит суд и преподносит газетенке штраф. Тысяч тридцать, не больше. «Клевета, - соглашается редактор газетенки, - нас подставили» и платит штраф. Двадцать «штук» чистого навара оседает в редакционном сейфе или редакторском кармане. А на обязательное, но этакое невнятное опровержение, опубликованное через полгода, а то и позже, после нашумевшей «разоблачительной истории», вряд ли кто уже и внимание-то обратит. Дело прибыльное, но скандальное, хлопотливое.

Опять же, областной центр не настолько велик, чтобы строить на этом газетный бизнес. А жуткие «сочинилки», с придуманными персонажами (которые, вроде бы, анонимно разоткровенничались - почему-то! - с вездесущим братом-репортером), согласитесь, требуют определенного литературного дара. То ли дело - горячие фактики, свеженькие, в жути и натурализме подробностей, добытые из первых рук официалов правоохранительного дела, - это вам не вымученная страшилка из подворотни!

Но на подступах и в стенах главной милицейской конторы Вовчик держал монополию. Прежде, чем он смог, практически запросто, наведываться в дежурную часть УВД в любое время суток, ему пришлось провести большую подготовительную работу.

Он настрочил целую серию репортажей и зарисовок о нелегких милицейских буднях, бравых сержантах-пэпээсниках, внимательных капитанах-участковых, веселых и проницательных старлеях из угро и, конечно же, вдумчивых, с сединою на висках, милицейских начальниках.

Он проводил ночи в милицейских «уазиках», колесящих по городу, он сидел в будке-«фонаре» с гаишниками на пригородной трассе, выступал в роли понятого при контрольных закупках «бэхаэсэсников» в магазинах, «менял профессию» в медицинском вытрезвителе. А душещипательный очерк о напряженных и нервный буднях дежурной части УВД? Вовчик буквально воспел труд оперативных дежурных, за что не только удостоился лауреатского диплома ежегодного творческого конкурса «Закон и перо», но и стал желанным гостем каждой дежурной смены.

КАПИТАН милиции Писаренко знал Вовчика Николаева с детства. Они с незапамятных времен жили на одной лестничной площадке, ходили в один детсад и в одну школу. А в школе сидели за одной партой. Несмотря на абсолютную несхожесть характеров, искренне полагали себя друзьями.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.