Последний грех

Подошедшая к образу, служка деловито вытаскивала огарки из светильника. Сбивая дыханием пламя, ловко кидала их в коробку.

— Извините.

Голос из пересохшего горла едва был слышен самому. Но старушка услышала, повернулась и вопросительно замерла.

— Да-да, слушаю вас.

— Понимаете… Я не знаю. Я никогда этого не делал.… В общем.… Я хочу покаяться. Мне очень нужно.

Служка сделала строгое лицо и, будто проверяя, все ли правильно поняла, переспросила.

— Исповедоваться, значит?! У батюшки?! Так?

Макс смущенно опустил взгляд и утвердительно закивал.

— Даже не знаю. Таинство исповеди у нас по утрам. После заутреней.

Макс поднял умоляющий взгляд.

— А сейчас… сейчас никак? — Ресницы, хоть и утертые, еще не высохли от слез. Несчастный, растерянный, он вызывал жалость. — Мне нужно! Очень нужно!

Старушка замешкалась.

— Вот незадача-то.… Ну, хорошо — подождите меня. Вон, у стены. — Кивком она указала на деревянную скамью. — Схожу, проведаю, сможет ли батюшка принять вас.

Служка развернулась и мягкой походкой пошла к амвону. Макс закрыл глаза: «Хоть бы все получилось. Я должен сделать это. Рассказать, покаяться и отринуть. Оставить все за чертой».

Шелест молитв вдруг смолк, в храме стало тихо. Настолько, что он услышал птичий щебет. Макс поднял голову, под куполом бился воробей. Откуда он? Здесь, в храме? Перелетая от окна к окну, маленькая птица билась о стекла и пыталась вылететь наружу. Но створки были заперты, и воробей тщетно бился о стекла, спасения не было. «Вот так и я. Бьюсь, бьюсь, а выхода не найду».

— Отец Иоанн примет вас. — Кто-то коснулся его руки. Служка стояла рядом и благостно улыбалась. — Подождите немного.

Страх или стыд, а может, и то, и другое сковали его. Опустив голову, он смотрел в пол и ждал. Священник вот-вот должен был подойти.

— Вы хотели исповедоваться?!

Макс увидел подол рясы и большой крест на груди. Посмотреть в глаза батюшке не было сил. Он робко кивнул.

— Да.

— Слушаю вас.

Собираясь с силами, он набрал в легкие воздуха. Торопливо утер глаза и увидел руки. Холенные мужские руки. На безымянном пальце — перстень с черным агатом. Он даже не сразу понял, что — но его пронзило. Тряхнуло, будто смертника на электрическом стуле. Нет же! Нет! Это — невозможно! Судорожно подняв глаза, тут же и опустил. Не может быть! Он зажмурился и стиснул зубы. Только не это! Почему?! Кровь, прильнув к вискам, не давала возможности мыслить. Почему именно сейчас?!!!

Священник растолковал его молчание по-своему. Мягким поставленным баритоном начал.

— Сын мой, что привело вас сюда? — Голос был дьявольски похож. — Какой грех тяготит вашу душу?

«Грех? Ах, если бы он был лишь один, этот грех! Вот так сразу возьми и выложи тебе, все, что у меня на душе. Хотя, что мне терять? Я — грешник, нуждающийся в покаянии, ты — священник, отпускающий грехи. И только. Все остальное вне этих стен».

Сбиваясь от волнения, Макс прошептал.

— Даже не знаю.… Понимаете, мой грех, он… Он — огромен. И не знаю, есть ли мне прощение.

— Прощение даруется всем, искренне покаявшимся.

— Хорошо. — Макс сглотнул ком. — Я… я убил человека.

Священник, будто каждый день исповедовавший убийц, невозмутимо продолжал.

— Это было намеренное убийство?

— Да! — Макс с вызовом посмотрел ему в глаза. Священник был спокоен. Даже холоден. Настолько, что Макс засомневался, он ли. — И не одно! Жертв было несколько. Но я… Я просто вернул им то, что они когда-то сделали мне.

— Сын мой, ветхозаветное око за око Сын Божий собственной жертвой отринул, как неприемлемое.

— Я знаю. Я читал Библию. Правда, давно. Но.… Понимаете, сил терпеть больше не было. Щеку мне отбили и правую, и левую. Мне уже больше нечего было подставлять. Пришлось отвечать.

— Сожалеете ли вы об этом? Раскаиваетесь в своих греховных поступках?!

— Не знаю. Наверное, да.

Батюшка выжидающе молчал. Ответ грешника не подразумевал искреннего покаяния. Не дождавшись, продолжил.

— Сомнение сквозит в твоем голосе. — Заметив его волнение, священник решил перейти на доверительное «ты». — Что-то не дает тебе покоя.

— Вы правы. Я сделал не все, что задумал.

— Что еще тревожит твою душу?

— Я не смог закончить всего.

— Еще одно убийство?

Макс утвердительно кивнул.

— Человек, который заслуживал возмездия больше остальных. Он… Я просто не смог его отыскать.

— А отказаться от своего замысла? Разве ты не отрекся от него?!

Макс молчал. Ответа не было. Силы света и тьмы боролись в нем, как никогда раньше. В горле запершило, он кашлянул.

— Вся моя прошлая жизнь… — Слова выходили вместе с злостью. — Она искалечена. Отравлена этим существом. Из-за него я стал жертвой, изгоем, а потом и убийцей. Из-за него жить в этом мире мне стало невыносимо.

Не находя более нужных слов, Макс замолчал. Тяжело вдыхал сладкий воздух и ждал. Но теперь, не давая потухнуть искре откровения, уже священник доверительно произнес.

— Бог ему судья. Каждый должен отвечать за свои дела. Как сказал Иисус: «По делам вашим вам воздастся».

— Тогда за какие дела воздалось мне?!

— Я не могу знать, что случилось — но уверен, что произошедшее с тобой было послано Господом, как испытание…

— Вы просто не знаете всего. Это скорее была пытка, нежели испытание.

— Что же с тобой случилось?

— Мне обязательно говорить вам это?!

— Ты волен говорить, все — что пожелаешь. Ты на исповеди.

— Хорошо, я скажу… — Макс набрал побольше воздуха. — Меня изнасиловали. Давно, еще в детстве.

— Это сделал человек, о котором ты говоришь?

— Нет.

— Тогда почему он?

— Потому что, он приказал сделать это.

Священник неуверенно кивнул и посмотрел на руки грешника: напряженные, они были сжаты в кулаки.

— В мироустройстве божьем все уравновешено. В том числе и грехи людские. Каждый несет свой крест.

— Не знаю. Не уверен, что он понес наказание. Поэтому и хотел сам воздать ему.

Священник молчал.

— Вот вы говорите, у каждого свой крест. Но почему тогда одни его не чувствуют, а других он прижимает до самой земли?! — Макс неожиданно повысил голос. — Посмотрите на меня. Раньше я думал, что все, что со мной происходит — моя судьба или крест, как вы говорите. И ничего уж здесь не изменить. Я просто был во власти мысли, что я не такой, как все, и что моя жизнь — жизнь жертвы в этом мире. Но потом…

Макс неожиданно улыбнулся. Гримаса умалишенного исказила его лицо. Священник опешил, грешник, будто разговаривал с собой.

— Потом меня, как осенило. Я спросил себя — почему? Почему, одни страдают и умирают, а другие, унижая и уничтожая, могут жить припеваючи. Нисколько не сожалея и не сострадая. Они обедают в дорогих ресторанах, спят с красивыми женщинами, ездят на модных машинах и предаются всевозможным развлечениям. Почему их жизнь в этом мире ничем не омрачена? Никто не воздает им по делам их.

Подавляя возбуждение, Макс снова замолчал.

— Сын мой, воздается всем. Не в этом, так в другом мире.

— В другом?! — Юноша ухмыльнулся. — Может, и так. Только ждать — невыносимо. Понимаете?! Невыносимо! Вот я и решил восстановить справедливость. Отправить их в другой мир. Тогда, кто я сам? Для всех, вероятно, безумец. Палач. Мясник. Но это не так! Ведь, я стал им не сразу. Первое убийство вышло почти случайно. Я убил приемного отца. Зарезал ножом. И только потом осознал — ничего случайного не бывает. Значит, так и должно было быть. Значит, кто-то там на небесах избрал меня для этого. В какой степени, я стал орудием божьего промысла. Потом я убил второго, третьего.… Почти всех, кого помнил и… кого мог отыскать.

Священник, уже с неприкрытым страхом взирал на юношу. От него исходила опасность. Слова грешника горели злостью, а во взгляде пылал огонь безумия. То был взгляд убийцы, готового еще раз преступить черту.