Женатый мужчина

ЧАСТЬ V

Глава первая

Проснувшись на следующее утро от аромата кофе, Джон прежде всего подумал, чего это ради Клэр поднялась раньше его; потом — где дети, почему они не прыгают у него на постели. Он поискал глазами будильник на тумбочке и, только увидев незнакомую лампу, вспомнил, где он, и все обстоятельства вчерашнего вечера. Он снова закрыл глаза и уткнулся лицом в подушку, точно хотел уснуть, чтобы увидеть сон с другим концом, а не этот кошмар.

Но уснуть он не мог. Жуткое зрелище тела Клэр, прижатого к двери в сад, вызвало у него такое сердцебиение, что в ушах загудело; при мысли о том, что Генри Масколл лежал нагой в их постели, болезненно защемило под ложечкой. Тут он подумал о детях, о родителях Клэр, о Пауле и Терри Пайке, о лейбористах из Хакни-и-Харингея и глубже уткнулся в подушку; задохнуться, ничего не видеть и не слышать.

Он услышал рядом с постелью какой-то шорох. Мелькнула мысль о полиции, но он узнал голос Паулы, она тихо окликнула его. Повернулся, открыл глаза.

— Проснулся? — спросила она.

— Да, — сказал он, садясь в постели, — но лучше бы не просыпаться.

Она держала поднос. Кофе, молочник, тосты, мармелад, масло и вареное яйцо — все это было аккуратно расставлено на белоснежной салфетке.

— Я принесла завтрак, — сказала она.

— В горло ничего не лезет.

— Надо, — сказала она. — И я тебе дам еще валиум. Чтобы ты успокоился.

Он поставил поднос на колени, а она пошла к своему туалетному столику за пилюлей. Подождала, терпеливая, как сиделка, пока он принял лекарство, запил его кофе, и села в изножье кровати.

— Послушай, — сказала она, — вчера ты был в невменяемом состоянии, что ж, это естественно, но сейчас надо срочно решать…

— Понимаю, — сказал Джон.

— Прежде всего звони в полицию. Объясни, что произошло, скажи, где ты был вчера вечером, и условься встретиться с ними там сегодня.

— Ты сказала, что подтвердишь мое алиби.

— Да, если ты действительно хочешь, но, по-моему, лгать не стоит. Во-первых, Терри знает, что по крайней мере в течение часа мы не были вместе, и мне страшно подумать, как он может это использовать. А во-вторых, «ланчию» мог кто-нибудь видеть там, у коттеджа.

— Пожалуй, ты права.

— И потом, просто глупо врать — в этом нет необходимости.

— Но ведь полиция заподозрит меня…

— Ерунда. Ты же сказал, что кровь уже засохла. Значит, их убили задолго до того, как ты там оказался.

— Да.

— Итак, первую половину дня ты был в Принне-те — мы уехали оттуда после обеда. Затем до четырех были здесь. Ты не мог оказаться в коттедже ни на час раньше, чем это было в действительности.

— Но они могут подумать, что мы с тобой в сговоре…

— Нет. Я думала об этом. Ты мог войти с любовницей в сговор, чтобы убить жену, но не жену с любовником. И потом, Гривзы живут над гаражом в Приннет-Парке. Они могли слышать, как ты заводил машину.

Джон вздохнул:

— Похоже, ты права.

— У тебя есть поверенный?

— Знаю нескольких, но своего у меня нет.

— Хорошо, я позвонила сэру Питеру Крэкстону, папиному адвокату, и он заедет по дороге в контору.

— Тогда надо одеться.

— Он будет через полчаса.

— А мне сейчас звонить в полицию?

— Нет. Подождем его.

Джон поставил поднос на тумбочку у кровати.

— Ты очень добра, что позаботилась обо всем. Вряд ли я бы сам со всем этим справился.

Она посмотрела на него любящим взглядом.

— Ты пережил жуткий шок. Люди месяц приходят в себя после такого, а у нас нет этого месяца — через две недели выборы, и нельзя допустить, чтобы этот ужасный… несчастный случай все испортил.

— Мне придется снять свою кандидатуру.

— Нет, ни в коем случае. Если ты это сделаешь, то не только дашь основания подозревать тебя в убийстве жены. Ты лишишь себя всякого шанса на будущее. А сейчас у тебя все так удачно складывается, ты наверняка получишь это место…

— Но кто станет голосовать за подозреваемого в убийстве?

— Никто тебя не подозревает и никогда не будет подозревать. Когда полиция узнает, где ты находился и кто подтверждает твое алиби, им и в голову не придет подозревать тебя; а раз так, то ты вызовешь не подозрение, а наоборот, тебе будут сочувствовать, вот что. Если это станет достоянием гласности до выборов.

— Но ведь выплывет же…

— Может быть, но сэр Питер мастер в таких делах.

— Каких?

— Не допускать в газеты что не надо.

— Но как я стану выступать на предвыборных собраниях…

— Станешь, должен, — с ударением произнесла Паула, — не только ради своей карьеры, но и просто чтобы не спятить. Иначе ты превратишься в ипохондрика. Подумай о детях. Ты должен сделать это ради них.

— Тебе не понять этого.

Она поднялась, подошла и снова села рядом. Взяла его руку в свои и стала гладить морщинистую кожу с набухшими венами.

— Я знаю, я молода, — сказала она, — и, кроме того, я, как ты это назвал бы, заинтересованная сторона, но я понимаю куда больше, чем ты думаешь. Я знаю, ты любил Клэр и тебя сразило не только то, что ее зверски убили, но еще и вместе с любовником… Не стану притворяться, будто я в восторге оттого, что ты ее любил, а теперь сгораешь от ревности и скорби, но это никогда не мешало мне любить тебя. А поскольку я тебя люблю, то полна решимости помогать тебе, пока ты не переживешь все это, по крайней мере настолько, что сможешь отвечать за свои поступки. А там как знаешь — захочешь, я уйду и живи один или женись на ком-нибудь еще, но сейчас я нужна тебе и могу помочь, так что, пожалуйста, позволь мне.

Он поднял взгляд и посмотрел в ее юное, прекрасное лицо, в исполненные решимости глаза.

— Конечно, — сказал он. — Конечно. Одному мне не справиться… сейчас… одному.

Глава вторая

Сэр Питер Крэкстон, поверенный семьи Джеррардов, отвез Джона в своем «даймлере» в коттедж, где человек пять или шесть уже трудились, словно группа энергичных мастеров-декораторов: снимали отпечатки пальцев с дверных ручек, фотографировали трупы. При дневном свете труп Клэр выглядел не так ужасно: опасаясь, как бы не показаться сексуальным маньяком, если он станет слишком пристально разглядывать труп, Джон лишь искоса взглянул на него. На ягодицах — там, где они опирались на пятки, — проступали темные пятна; волосы Клэр были перекинуты вперед, чтобы не закрывали рану. Одна рука была покрыта запекшейся кровью, кровь была и на полу под рукой — маленькая, липкая лужица, от которой под прямым углом протянулись два ручейка.

В другом конце комнаты поверенный Джона вкрадчиво разговаривал с двумя мужчинами. Они подошли к нему.

— Джон, — произнес сэр Питер (который, видимо, полагал, что знакомство с Джеррардами позволяет ему быть накоротке с их друзьями), — это инспектор Томпсон из уголовной полиции, а это — сержант Симмс, оба они из Уилтширского отделения уголовного розыска.

Джон поздоровался с ними за руку.

— Я им сообщил, — продолжал сэр Питер, — что вы готовы ответить в моем присутствии на все их вопросы.

— Конечно, — сказал Джон.

— Должны предупредить вас, сэр, — сказал Томпсон, плотный, розовощекий мужчина, больше похожий на фермера, чем на полицейского, — что все сказанное вами может быть использовано в качестве улики…

— Мистер Стрикленд — адвокат, — сказал сэр Питер. — Нет нужды напоминать ему о правилах судопроизводства.

Все четверо прошли на кухню и сели за стол. На нем все еще стояли остатки ужина на двоих: два подсвечника, две тарелки с мандариновыми корками, два бокала для вина, один — наполовину недопитый; рюмка, а рядом — бутылка бренди и тут же окурок толстой сигары в пепельнице. Сержант немного отодвинул все это, чтобы положить блокнот. Томпсон задавал вопросы, а сержант и сэр Питер делали какие-то пометки — последний в своей записной книжке.