Украсть у президента

Корнышев и Ведьмакин наблюдали за чаепитием из-за стекла, которое с противоположной стороны было зеркальным и их видно не было.

– Вам знакомы эти люди? – спросил Корнышев.

Ведьмакин всмотрелся в людей за столом, потом перевел взгляд на Корнышева и спокойно сказал:

– Да.

– Кто они? – встрепенулся Корнышев.

– Всех я их не знаю. Но женщину эту видел. Вы мне показывали недавно.

– А юношу с девушкой вы, значит, не припоминаете, – понимающе сказал Корнышев, сердито хмурясь.

– Нет, – извиняющимся тоном ответил Ведьмакин.

– Это ваши сын и дочь, между прочим.

Ведьмакина будто током ударило. Обернулся и прилип к стеклу.

– Катя! – пробормотал он.

– Вы Катю знаете? – быстро спросил Корнышев.

– Мне говорили.

– Кто?

– Товарищ ваш.

– Что он говорил?

– Что дочь у меня есть – Катя. Это вот она?

– Да.

– Красивая, – пробормотал Ведьмакин.

Он говорил о Кате как о постороннем и незнакомом человеке, случайно увиденном на улице. Красивая девушка. Он оценил. И больше – ничего.

– Мы вывезли их с Кипра. Специально, чтобы вы их увидели. Это ваша семья. Ваши дети и ваша жена. Как вашу жену зовут? – спросил Корнышев.

Ведьмакин смотрел на него с напряженным ожиданием.

– Чего вы от меня ждете? – спросил с досадой Корнышев. – Что я вам скажу, как вашу собственную жену зовут?

– Да.

Это «да» Ведьмакина прозвучало ужасно. Как приговор всем попыткам Корнышева хоть чего-то добиться от собеседника.

– Ваша жена, – сказал Корнышев, – Алла Михайловна! Неужели вы не помните ее?

Он злился, но вдруг вся его злость испарилась в одно мгновение, когда он увидел, как скривилось лицо Ведьмакина и брызнули слезы.

– Я устал! – всхлипывал Ведьмакин. – Я ничего не понимаю! Я не знаю, чего вы от меня хотите!

И таким он раздавленным сейчас был, и таким несчастным, что у Корнышева опустились руки.

Вызванные Калюжным Корнышев и Горецкий пришли в кабинет генерала. Корнышев, догадывающийся, о чем сейчас пойдет речь, выискивал что-либо особенное в поведении Калюжного, но тот был по обыкновению спокоен и деловит и поглядывал строгим взглядом начальника, видящего насквозь всех и вся.

Сначала Калюжный выслушал доклад Корнышева. Хвастаться было нечем. Никаких подвижек.

– Свою семью в упор не признает, – рассказывал о Ведьмакине Корнышев. – С Кипра их тащили. Сколько сил, сколько времени, а пользы никакой.

Генерал вопросительно посмотрел на Горецкого. Тот понял, что ждут его комментария.

– Это был едва ли не единственный способ его раскачать, товарищ генерал, – сказал Илья. – Я очень рассчитывал на присутствие семьи Ведьмакина в Москве. Но результата это не дало, тут я согласен с Корнышевым.

– Но вы же говорили, что он иногда кого-то вспоминает. То Алтынова, то Катю свою.

– Он их вспоминает, когда мы ему о них рассказываем, – не удержал вздоха Корнышев. – Как попка повторяет. На уровне рефлекса.

– Ладно, с Ведьмакиным понятно, – остановил его Калюжный. – С ним вам еще работать и работать. У нас по Нефедовой новости хорошие появились…

Он не оборвал фразу и продолжал говорить, не меняя интонации и даже не глядя на своих подчиненных, и оттого все это выглядело так буднично и так непугающе обыкновенно, что и заподозрить ничего нельзя было, но знавший подоплеку событий Корнышев не увидел даже, а будто почувствовал нутром, как дрогнул сидящий рядом Горецкий.

– Установлен московский банк, в котором гражданка Нефедова арендует сейфовую ячейку, – продолжал Калюжный со сдержанной гордостью за тех своих подчиненных, которые раскопали столь ценную информацию. – По паспортным данным это та самая Нефедова, которую мы упустили. Теперь промашку исправим. Раз у нее там арендована ячейка, значит, она обязательно туда придет.

Корнышеву даже показалось, что Горецкий перестал дышать.

– Придет, а там ничего нет! – усмехнулся недобро Калюжный. – В общем, будем мы эту ячейку вскрывать. Посмотрим, что там хранится. Возможно, эта закладка нас на Нефедову выведет. Нужно будет получить решение судебных органов. Сколько тебе времени понадобится, чтобы бумаги подготовить? – Калюжный выразительно посмотрел на Корнышева.

– Дня три, – ответил понятливый Корнышев. – Сегодня день какой?

Обернулся к Горецкому за ответом.

– Четверг, – ответил деревянным голосом Илья.

Корнышев закатил глаза к потолку, зашевелил губами, подсчитывая.

– В понедельник, товарищ генерал! – определился он со сроками.

– В понедельник ты бумаги подготовишь, – сказал Калюжный. – А во вторник уже надо получить разрешение суда. После совещания задержись на минутку, я тебе подскажу, к кому из судей обратиться, чтоб без проволочек.

– Слушаюсь!

– И во вторник навещаем банк, – сказал Калюжный. – Ты учти, – ткнул он пальцем в направлении Корнышева, – сбоя быть не должно! И если я начальству своему доложу, что во вторник у них на столе будут результаты нашей работы по этой ячейке – значит, во вторник они и должны быть!

– Я понял.

– А ты туда подъедь, покрутись немножко, – вдруг обратился Калюжный к Илье. – Банк этот посмотри. Потом доложишь мне. Во вторник выемку сделаем, и надо там пост наблюдения ставить.

Калюжный придвинул к собеседнику листок с адресом и названием банка. Горецкий осторожно взял бумагу в руки. Калюжный спросил:

– Вопросы есть?

– Никак нет! – ответил Горецкий, который сейчас мечтал об одном – уйти как можно скорее.

– Тогда иди, – будто прочитал его мысли генерал.

Когда Горецкий вышел из кабинета, Калюжный передал Корнышеву точно такой же листок, какой только что получил Илья, и сказал:

– Подежуришь эти дни возле банка. Только незаметненько так. Чтоб не засекли. Присмотришь. Интересно, кто придет. Если одна Нефедова – проследи, куда после банка отправится. Если с Горецким – все равно проследи.

Горецкий приехал к Глебу взвинченный, на нервах, и по той причине даже не обратил внимания на то, в каком состоянии пребывает сам Глеб.

– Женя где? – спросил Горецкий.

– В своей комнате. Телевизор смотрит.

– Без нее поговорим, – нервно сказал Горецкий. – Глеб! Есть еще один сейф, записанный на нее, про этот сейф знают чужие!

– Какие «чужие»? – насторожился Глеб, хотя догадался, о ком речь.

– Наши, черт бы их побрал! И во вторник они его будут вскрывать! Женя ходила в «Спектрум»? Что там было? Какой-нибудь очередной ключ?

– Там было пусто.

– Как – «пусто»! – обмер Горецкий.

У него было такое чувство, будто он только что мчался вприпрыжку и вдруг со всего маху шлепнулся о внезапно выросшее препятствие.

– Илья, она пришла в скверном состоянии. Я ее взгляд поймать не мог. Что-то мямлила. Спрашивала, верю ли я ей…

– Ты думаешь, что врет?

– Я не знаю, – честно признался Глеб. – Тут что угодно можно подумать. Но ты скажи – если ей приходит эсэмэска, в которой адрес банка, и Женька туда идет, и там действительно есть ячейка, а внутри ничего. Так бывает?

– Подозрительно, – оценил Горецкий.

– То-то и оно.

– Ты с ней разговаривал? Пытался на чистую воду вывести?

– Обижается на недоверие. Но комплекс вины у нее есть.

– Хорошо, я напрямую спрошу. Ты вещи ее проверял?

– Был грех, – процедил сквозь зубы Глеб.

– Что-нибудь подозрительное есть?

– Нет.

– Значит, спрятала где-то?

– Или действительно ничего не было, – подсказал Глеб.

– Ты сам в это веришь?

– Почти что нет.

– То-то и оно, – с интонацией Глеба его же собственную недавнюю фразу произнес Горецкий и засмеялся невесело. – Да, скверные дела. Что она могла там найти?

– В этих закладках, которые для нее приготовлены, всегда есть записки. Могло быть написано что-то такое…

Глеб сделал неопределенный жест рукой.

– Там могла быть какая-то новая вводная для нее, – сказал он. – Пойди туда-то, сделай то-то. Кто-то ее ведет, кто-то ее направляет. Мало ли что он мог на этот раз придумать.