Украсть у президента

Он едва не плакал. Он не очень-то верил во все эти байки про офицерское звание, жизнь на Кипре и секретную работу, но он готов был в это поверить, лишь бы только вырваться из тюремных стен. Так осужденный на длительный срок заключения человек идет на то, чтобы признать свое участие в каком-нибудь громком и страшном преступлении, к которому на самом деле не имел никакого отношения. Он сознается в преступлении, совершенном далеко-далеко от того места, где он отбывает наказание, и его долго везут к месту событий, где допрашивают день за днем, где вывозят на место преступления для проведения следственного эксперимента, устраивают опознания и очные ставки только для того, чтобы убедиться, что не он это был. И его отправляют обратно на зону, и он долго едет через полстраны, довольный своей командировкой и чередой разнообразных событий, хоть немного расцветивших его нелегкую жизнь, и даже устроенный ему на прощание мордобой за лживость и лукавство, отнявшие время занятых людей, не кажется ему чрезмерной платой. А тут – офицер, большие деньги, заграница…

Зазвонил телефон.

– Алло? – сказал Горецкий, скользнув взглядом по мрачному лицу расстроенного Ведьмакина.

– Это Калюжный.

– Слушаю, товарищ генерал! – напрягся Горецкий.

– Ты где?

– Я на объекте.

– Дуй ко мне! Времени тебе – полторы минуты!

«Полторы минуты» – это значит срочно. Горецкому была известна присказка генерала.

– Слушаюсь!

– Телефоны «Самсунг», – вдруг сказал Ведьмакин.

Закончивший разговор Горецкий отключил свой телефон и спросил озадаченно:

– Что?

– Телефоны «Самсунг».

– При чем тут «Самсунг»?

У самого Горецкого была «Нокиа».

– Я не знаю, – сказал Ведьмакин.

Горецкий продемонстрировал свой мобильник, спросил:

– Вы знаете, что такое сотовый телефон?

– Без проводов который.

– У вас был такой?

– Откуда? – пожал плечами Ведьмакин.

– Но вы же сказали: «Телефоны «Самсунг». Вы знаете марки мобильных телефонов? Вот у меня «Нокиа», к примеру. Какие еще вы знаете?

– Я никаких не знаю.

– А «Самсунг» знаете?

– Нет.

– А почему сказали?

В ответ Ведьмакин пожал плечами. Не мог объяснить.

Мобильный телефон у Горецкого забрали охранники на входе в особняк. Потом один из них сопровождал его до генеральского кабинета. Горецкий шел по коридорам с невозмутимым выражением лица, но внутренне был напряжен. Неприятное чувство человека, идущего под конвоем. Глеб, конечно, прав, когда говорит об опасности. Сотрут в порошок и развеют по ветру. И необязательно будут ждать, пока все раскроется. Малейшего подозрения им будет достаточно.

Войдя в кабинет, Горецкий увидел там Калюжного и Корнышева. Корнышев уже вернулся? Случилось что-то?

– Товарищ генерал! – щелкнул каблуками Горецкий.

Но Калюжный остановил его:

– Не поднимай пыль! Не на параде!

Показал рукой на место за столом, как раз напротив Корнышева.

– Садись!

А что это так смотрит Корнышев? Горецкий, собрав волю в кулак, смог непринужденно кивнуть товарищу. И Корнышев ответил ему невнимательно. Но что это за взгляд у него, черт побери?

– Как там Ведьмакин? – спросил Калюжный. – По-прежнему ваньку валяет?

– Работаем, – доложил Горецкий.

– Кого-нибудь он вспомнил?

– Нет.

– А ты говоришь – «работаем», – сказал Калюжный с укоризной. – Что толку от такой работы?

Горецкий не испугался, потому что знал – такой у начальства метод. Демонстрировать недовольство и пытаться всячески подчиненных уесть, чтоб про нерадивость позабыли, чтоб боялись, ну и уважали опять же, как без этого.

– Видишь, не действует твой метод, – продемонстрировал свое генеральское разочарование Калюжный, – долбить ведьмакинские мозги фактами из его офицерской биографии.

– Ну метод не мой, предположим, – осмелился поправить шефа Горецкий. – Не сработает – другой применим.

– Ты говорил, подсказал какой-то твой коллега. Да?

И у Горецкого сжалось сердце. Он смотрел в глаза генералу, а тот вроде и не ждал ответа, будто бы между прочим спросил, и вот эта необязательность больше всего испугала Горецкого, потому что его не просто спросили о Глебе, а еще и сделали вид, будто ничего тут серьезного нет. Первый признак близкой беды.

– Да учились вместе, – смог ответить Горецкий. – Со Славой мы ездили к нему в тот раз.

Посмотрел на Корнышева, призывая того в свидетели, и увидел его бесстрастное лицо. Горецкий ощутил одиночество загнанного охотниками зверя. Они вместе против него – и Калюжный, и Корнышев. О чем-то они уже переговорили здесь, в генеральском кабинете, без Горецкого.

– А где сейчас работает твой товарищ?

– В институте Сербского, товарищ генерал.

– По психам практикуется?

– Так точно!

Как скоро все произошло! Как такое может быть?

– Это он тебе посоветовал Ведьмакина потормошить, рассказывая ему его же собственную биографию?

– Так точно! Но мы с Корнышевым ему не говорили, о ком идет речь. Мы все в общих чертах, без имен и фамилий.

Не выступил ли у него на лице пот? Не бледный ли он сидит? Черт возьми, ну кто же мог подумать, что от орденов до плахи такой короткий путь?

– А у него такие случаи были? – спросил Калюжный.

– Я не понял, товарищ генерал, – вопросительно посмотрел Горецкий.

– Он таких в своей практике наблюдал?

Они, все трое, кто присутствовал сейчас в кабинете, знали, о чем идет речь, а отвечать по недоброму умыслу фортуны выпадало Горецкому, и он снова почувствовал себя загнанным зверем.

– Да у него прямо под рукой такой пациент, товарищ генерал, – сыграл уготованную ему роль Горецкий. – Сестра у него. После автокатастрофы. У нее дела не так плохи, как у нашего Ведьмакина, но тем не менее…

– А ты ее когда увидел в первый раз? – перебил Калюжный.

– Сестру?

– Да.

– Вот мы с Корнышевым приехали и познакомились.

– А раньше?

– Нет, – с готовностью сообщил Горецкий. – Раньше я ее не видел.

– Но слышал хоть о ней?

– Нет.

– Как же так? – вопросительно глянул Калюжный, и взгляд у него был такой, будто Горецкому теперь придется отвечать за то, что раньше он о сестре Глеба не удосужился справки навести.

Горецкий промолчал.

– Ты видел его сестренку, – сказал Калюжный. – Можешь оценить. Как думаешь, действительно у нее и у Ведьмакина один и тот же диагноз?

– Не уверен, – осторожно ответил Горецкий.

– Да? – будто бы удивился генерал.

Но это не удивление, а предложение обосновать свое мнение.

– Что у них общего? – сказал Горецкий. – Проблемы с памятью. Но причины патологии могут кардинально различаться. От врожденной патологии до физической травмы. Там множество причин.

– Слава, покажи ему фотографии, – попросил Калюжный.

И Корнышев перевернул до сих пор лежавшие оборотной стороной кверху фотографии, которые разволновавшийся с самого начала разговора Горецкий не заметил. Просто внимания не обратил.

– Бери-бери, – подсказал Горецкому Калюжный.

Горецкий боялся, что у него будут дрожать руки, и фотографии просто придвинул к себе, разложил их веером, после чего руки спрятал под столом, склонился над снимками.

На всех фотографиях были Ведьмакин и Женя. Явно не Кипр. Очень похоже на Москву. Снимки делались со значительного расстояния. Слежка? Кто следил? Женю Горецкий сразу узнал, но поначалу вида не подал, и только когда дело дошло до снимка, где она была сфотографирована крупным планом, Горецкий протянул изумленно:

– Ба-а-а! Вот так номер!

Эти шпионские фотографии действительно его поразили.

– То-то я смотрю, на этих фотографиях лицо вроде как знакомое, – сказал Горецкий. – Но мелко снято. Я сразу даже глазам не поверил. А тут вот смотрю…

Он взял в руку фотографию, на которой была Женя.

– Как это понимать? – спросил Горецкий. – Они знакомы?

– Эта женщина – близкая подруга Вани Алтынова, – сказал Корнышев.