Украсть у президента

– Если вы это помните, то должны помнить и то, что больше я вам никого назвать не смогла.

– Не смогли? Или не захотели? – уточнил Корнышев.

– Не смогла, – стояла на своем женщина.

– Еще вопрос. Какими суммами оперирует ваша семья? Сколько у вашей семьи денег? Сто тысяч долларов? Миллион? Миллиард?

Ведьмакина растерялась. То ли бесцеремонность вопроса ее поставила в тупик, то ли размер цифр огорошил.

– Да вы что! – пробормотала она. – Мы на зарплату живем!

– На какую зарплату? – пришел черед удивляться Корнышеву.

– На Никифора зарплату. Я еще иногда кое-что зарабатываю.

– Чем вы зарабатываете?

– Я иногда экскурсии вожу. Групповые. Туристы из России. Тут античные развалины. И еще есть горные монастыри. В сезон гидов не хватает и можно подзаработать. Я иногда и Катерину, дочку свою, отправляю провести экскурсию. Лишние деньги не помешают.

Вот откуда у Кати такое знание Кипра, понял Корнышев.

– Скажите, а ваш супруг никогда не намекал вам, что где-нибудь есть место… какой-нибудь счет в банке… или что просто есть какие-то люди, к которым можно прийти в тяжелую минуту…

Алле Михайловне показалось, что их судно застопорило ход, и она насторожилась, но Корнышев продолжил как ни в чем не бывало:

– И там можно разжиться деньгами…

Он внимательно смотрел на Ведьмакину, ожидая ответа.

– Нет, не говорил, – ответила озадаченная Алла Михайловна.

– И что же он, уехал, не оставив вам никаких средств? – не поверил Корнышев. – Даже не позаботился, на что вы будете жить…

– Он же ненадолго уезжал, – нахмурилась Ведьмакина.

– Минуточку! – уловил несоответствие Корнышев. – Но я так понимаю, что, когда ваш супруг уезжал с Кипра, отношения между вами уже были не ахти…

– Допустим, – еще больше хмурилась женщина.

– И могло так получиться, что он уезжает насовсем, – гнул свое Корнышев.

– Пускай будет так!

– И если с вами у него отношения испортились, то уж с детьми-то ему делить было нечего, – рассудительно сказал Корнышев. – И их он не мог оставить без денег.

– Он не оставил.

– Без денег не оставил? – оживился Корнышев. – И много он оставил на молочишко?

– Тысяч пять.

– Пять тысяч? – безмерно удивился малости названной суммы Корнышев. – Долларов?

– Нет, паундов. Кипрских фунтов. Если в долларах – тогда тысяч десять.

И все равно получалось негусто.

– И это все? – спросил Корнышев.

– Это не такие маленькие деньги! – поджала губы Ведьмакина.

Но и не такие большие. Оставил бы Ведьмакин денег много – не пришлось бы его жене и дочке таскаться по жаре, рассказывая разомлевшим туристам об удивительных фактах из кипрской истории.

– Я хочу к своим детям! – вдруг сказала Ведьмакина.

У нее был такой умоляющий взгляд, что казалось: если Корнышев сейчас откажет ей в праве увидеть Никифора и Катю, бедная женщина просто разрыдается.

– Вы увидите их позже, – ответил Корнышев. – В Москве.

И в который уже раз за сегодняшний вечер лицо Ведьмакиной стало белее выбеленного полотна.

– Где они?

Она рванулась прочь из каюты, уже не думая о том, что с нею что-то могут сделать эти люди, не боясь пистолета в руках ее молчаливого стража.

Корнышев остался сидеть на месте и слышал, как кричит Ведьмакина:

– Катя! Никифор! Дети! Катя!

И в каждом следующем крике все явственней проступало материнское безумие. В конце концов, безрезультатно пометавшись по катеру, она снова ворвалась в каюту, но уже растрепанная, перепуганная насмерть, с безумным взглядом, и закричала, брызгая слюной:

– Что вы с ними сделали?!

– Их уже увозит другой катер, – спокойно ответил Корнышев. – Я же говорю: вы встретитесь с ними в Москве. Я думал, что вы отправитесь все вместе, но нам с вами надо вернуться в Ларнаку. Я все переиграл, как видите. Ведь доступ к сейфовой ячейке банка в Ларнаке имеете только вы, не так ли?

Калюжный вызвал к себе Горецкого, и когда тот пришел, генерал отдал распоряжение никого к нему не пускать и ни с кем не соединять, и все говорило о том, что разговор будет серьезный. Горецкий в подобных случаях чувствовал себя не в своей тарелке, как будто люди здесь занимались важным делом, а он пришел со стороны и ему вынужденно уделяют внимание и носятся с ним, хотя лично он на это не имеет никакого права. А ведь на самом деле и право он имел, и делами теми же самыми важными он наравне со всеми занимался, но не чувствовал он здесь себя своим, и это было самое главное.

– Корнышев задерживается, – сказал генерал. – А дело не ждет. Так что ту информацию, с которой я предполагал ему предложить поработать, я тебе передаю. Как там твой подопечный?

– Ведьмакин? – уточнил Горецкий.

– Да.

– Есть прогресс, – сообщил Горецкий. – Кое-что ему вспоминается.

– Неужели?! – приятно удивился Калюжный.

– Как раз накануне он вспомнил Катю. Катя – это его дочь.

– Он так и сказал, что дочь?

Генералу лапшу на уши не повесишь. Он без труда отделяет зерна от плевел.

– Нет, то, что дочь, – не сказал, – сдержанно ответил Горецкий. – Только имя пока вспомнил. Но это уже хорошо, товарищ генерал. Значит, не все так безнадежно. Если это вспомнил, вспомнит и все остальное.

– Как ты там говорил? – прищурился Калюжный. – Ему надо помогать вспоминать. Давать информацию, которой он, возможно, когда-то владел.

Он скосил глаза на стопку картонных папок, лежащих на краю стола.

– Наши аналитики в союзе с опытными финансистами, с теми, кто понимает в денежных делах и в бизнесе, проанализировали то, что мы им дали в качестве установочных данных, и прикинули, как бы это все могло происходить. Схема получается такая. Раз Ведьмакин долго сидел на Кипре и оттуда руководил всеми операциями по выводу денег из России, то логично было бы предположить, что эти деньги, пускай и не все, но значительная часть, выводились на Кипр. Или через Кипр деньги шли транзитом, но все равно на Кипре какие-то следы этих денег должны были остаться. Я задал финансистам прямой вопрос: как это все могло делаться технически? Где нам искать и что именно мы должны искать? Они мне в один голос говорят: офшоры! То есть фирмы, учрежденные на Кипре не киприотами, а иностранцами. В дела таких фирм кипрские власти нос не суют, позволяют им любые суммы из-за рубежа принимать и в любую страну мира их отправлять – это раз. Налогов с этих сумм киприоты практически никаких не берут – это два. Фамилии истинных хозяев офшоров нигде не публикуются и не фигурируют, а вместо них светятся специально нанимаемые киприоты – это три. Чем, по-твоему, Ведьмакин мог так долго на Кипре заниматься?

– Офшоры открывал, – сказал догадливый Горецкий.

– Правильно! Офшоры открывал и прослеживал, как через них прокачиваются деньги! Ты понял?

– Я про то, что «прокачиваются», – не понял, – честно признался Горецкий. – Деньги все-таки на Кипре или нет?

– Не знаю, – пожал плечами Калюжный. – Это мы в конце концов и установим. С деньгами этими такая история. Возможны три варианта. Первый: деньги закачали в кипрские офшоры и там оставили до лучших времен. Это реальный вариант? Мне не верится.

– Слишком большая сумма, – попытался угадать причину генеральских сомнений Горецкий.

– Да! Такие деньжищи за короткий срок закачать в экономику маленького Кипра – местные банки просто захлебнутся в деньгах. Второй вариант: Кипр – это только транзитная точка, через которую деньги отправились куда-то дальше. Я у финансистов спрашиваю: «дальше» – это куда? Объясняют: на Карибские острова какие-нибудь, потом еще в Тихом океане есть острова. Что за острова? Почему именно туда? Ну, говорят они мне, там офшоры. Стоп! Офшоры! Так ведь на Кипре тоже офшоры! Получается, что те острова от Кипра мало чем отличаются! Значит, нет смысла все деньги без остатка через Кипр транзитом гнать, значит, второй вариант тоже вряд ли возможен. И тут уже предполагается вариант номер три. Кипр использовался как транзитная зона для переброски денег в далекие островные офшоры, но часть этих денег все-таки осталась и на Кипре, потому как Кипр – это тоже офшор!