Украсть у президента

Корнышев вышел к ожидавшей его Кате с видом умиротворенным и благодарным. Катя смотрела на него с выжидательной улыбкой. Корнышев приблизился, осторожно взял руку девушки в свою и поцеловал ее. Катя смутилась.

– Удивительное место! – голосом расчувствовавшегося человека, которому только что открылась истина, произнес Корнышев.

– Вам понравилось? – обрадовалась Катя.

– Очень! Как жаль, что дорога туда вам закрыта. Вы ведь за этими воротами не были никогда?

– Разумеется, нет.

– Но кого-то вы сюда привозили, – понимающе улыбнулся Корнышев. – Ваню?

Улыбку с Катиного лица будто ветром сдуло.

– Да, – коротко ответила девушка.

– Вы на меня, пожалуйста, не сердитесь, – попросил Корнышев. – Вам, может быть, когда-то и кажется, что я говорю что-то не то, но я не со зла, честное слово…

– Я не сержусь. Просто тема для меня такая…

– Неприятная? – подсказал Корнышев.

– Да.

– Напрасно вы на своего молодого человека обижаетесь, – сказал беспечно Корнышев. – Вы ведь его девушку даже не видели. Ее, может быть, и в природе не существует.

Катя полыхнула в ответ взглядом. Корнышев демонстративно этого взгляда не заметил.

– Ваш папа мог придумать, – продолжал он с прежней беспечностью в голосе. – Про то, что у вас есть соперница. Он ревновал вас, может быть, по-отцовски, а?

Он умышленно ее терзал, потому что другой возможности что-нибудь дополнительное из нее вытянуть о таинственной девушке по имени Женя можно было долго дожидаться.

– Давайте не будем об этом говорить, – взмолилась Катя.

– Ее не было, этой Жени, – с настойчивостью инквизитора продолжал гнуть свое Корнышев.

– Была! – сказала Катя в отчаянии.

– А доказательства? – шутливо парировал Корнышев.

Она бы его отбрила давным-давно, потому что он делал ей больно и оттого ей было неуютно рядом с ним в эту минуту, но она не смела ни сердиться, ни дерзить, поскольку он был для нее больше чем просто спутник.

– Она есть, эта Женя, – сказала Катя, страдая. – Вы просто не знаете всего. У нас из-за нее фактически семья распалась.

– Из-за Жени? – приподнял бровь Корнышев.

– Да. Дело в том, что мой папа и она… В общем, там такая некрасивая история…

– Ваш папа хотел уйти из семьи? – догадался Корнышев.

– Да.

Генерал Калюжный был в кабинете один. Сидел за столом и рассматривал какую-то книжицу, и, когда Горецкий вошел, Калюжный эту книжицу отложил в сторону, поднял на Горецкого глаза и сказал голосом доброго дядьки-опекуна:

– С приездом!

– Спасибо, – сказал Горецкий.

Он даже не сразу сообразил, что не доложил о своем прибытии по всей форме – так его сбил с толку отеческий тон Калюжного.

– Товарищ генерал!..

– Да ладно тебе! – махнул рукой Калюжный. – Не подпрыгивай. Тяжеловато пришлось?

– Приятного мало, товарищ генерал, – честно признался Горецкий. – По могилам мне еще шнырять не приходилось. Я видеозапись привез, акт вскрытия захоронения, объяснения лиц, причастных…

– Не Алтынов там, – проявил чудеса прозорливости Калюжный.

– Так точно! Останки ушли на экспертизу, скорого результата не обещают, но кое-что мне специалисты сказали уже сейчас. Это не Алтынов, а человек, имевший рост сантиметров на двадцать пять меньший, чем у Алтынова. Пол мужской. Почти наверняка это подросток. Имеются повреждения в теменной части, а также повреждения грудной клетки и конечностей. И ни малейших следов ожогов, хотя наш рязанский убийца якобы облил трупы бензином и поджег. В общем, явно левый чей-то труп. Чужой. Могли взять чей-то невостребованный труп. Какого-нибудь пацана, забитого ногами в драке. Эксперты обещали внешность реконструировать, но это все не скоро.

– Да и не к чему оно, – сказал Калюжный. – Нас это в поисках не продвинет.

– Получается, что Алтынов жив, – подвел итог Горецкий. – Мать его, кстати, до сих пор с этой мыслью не может свыкнуться. Как бы на этой почве у нее проблемы с психикой не возникли.

– Как думаешь, она действительно не знала, что ее сын жив?

– Думаю, что да. Такое горе не сыграешь. Но я подумал, товарищ генерал, что надо бы за ней присмотреть. Приставить к ней людей, чтобы понаблюдали…

Говоря это, Горецкий смотрел на генерала и вдруг осекся, что-то прочитав в глазах собеседника. Сдержанная ирония там была, как показалось Горецкому. Превосходство человека, который знает и умеет гораздо больше, чем Горецкий. Да давным-давно за теткой этой там присматривают, запоздало догадался Горецкий. С первого же дня, как всплыла фамилия Алтынов. Люди Калюжного там сидят безвылазно и в три смены каждый шаг этой тетки отслеживают в надежде, что Ваня Алтынов сделает опрометчивый шаг и даст знать о себе матери.

– Вот такие мои предложения, – пробормотал Горецкий.

С тех самых пор, как он пришел работать к Калюжному, он чувствовал, что не вписался, что не стал здесь своим, что он пришлый. Вроде как на временном соглашении он – выполнит свою часть работы, и распрощаются с ним без сожаления.

Надо отдать должное Калюжному: он не позволил собеседнику окончательно скиснуть. Двинул по столу бумаги, произнес деловым тоном:

– Женщину эту мы отработаем, конечно. Но на нее надежды мало. Главное – убийца этот рязанский и его семейка. Через Кипр все шло, и там нам надо копать. Корнышев в течение недели должен вернуться. И вы крутите этого рязанца фальшивого, что хотите с ним делайте, но чтобы был мне результат!

Он еще некоторое время накачивал Горецкого, задачи формулировал, потом поднялся и, продолжая речь, стал ходить по кабинету, и в какой-то момент, когда он оказался у окна и стоял спиной к Горецкому, Илья быстрым движением озорника-школьника взял с генеральского стола ту книжицу, которую Калюжный перед его приходом рассматривал, и заглянул в нее.

Это был паспорт на имя Али Рустамова, уроженца города Махачкалы.

Разговор с Ивановым Горецкий начал с того, что продемонстрировал ему одну из множества фотографий, привезенных из Воронежа. Иванов взял карточку в руки, взглянул на снимок, дрогнул и испуганно посмотрел на Горецкого.

– Как вы думаете – что это такое? – с невозмутимым видом спросил Горецкий.

– Я не знаю, – пробормотал Иванов и положил фотокарточку на стол.

Было заметно, как дрожат его руки.

– В гробу лежат останки убитого вами человека, – пояснил Горецкий. – Помните материалы своего уголовного дела? Вы убили офицера Алтынова, облили труп бензином и подожгли. Мы недавно вскрыли могилу, – кивнул на снимок Горецкий. – В якобы убитом вами офицере метр пятьдесят роста… Вы когда-нибудь видели полутораметровых офицеров?.. И на трупе нет ни малейших следов огня… И получается, что никакой это не Алтынов. Может, вы и не убивали его вовсе – Алтынова?

– Я не помню, – неуверенно ответил Иванов.

Рядом с воронежской фотографией Горецкий положил уже знакомое Иванову удостоверение. С фотографии на удостоверении на Иванова смотрел моложавый мужчина.

– Ведьмакин Александр Никифорович, – прочитал в удостоверении Горецкий. – Это ведь вы!

Он поднял глаза на собеседника.

– Вы говорили, – осторожно подтвердил Иванов. – Я помню.

– Я надеюсь, у вас в памяти что-нибудь всплыло после того нашего разговора, – предположил Горецкий.

Иванов покачал головой. Не вспомнилось ему. Горецкий терпеливо ждал. Иванов понял, что просто отмолчаться у него не получится.

– Я не помню, – сказал он.

– Надо вспоминать, – настаивал Горецкий.

– Зачем?

– То есть как? – пожал плечами Горецкий. – Мы уже столько времени с вами бьемся, пытаемся вас раскачать…

– А зачем… раскачать?..

Во взгляде Иванова угадывалась опасливая настороженность человека, который давно научился никому не доверять.

– У вас в камере есть зеркало? – спросил Горецкий.

Его вопрос поставил Иванова в тупик.

– Нет, – сказал Иванов растерянно, теряясь в догадках относительно того, чего от него хотят на этот раз.