Украсть у президента

Корнышев настоял на том, чтобы Катя осушила свой бокал до дна, попросил официанта принести еще одну бутылку «Коммандарии», которую он хотел взять с собой в дорогу. Расплатился с официантом. Кате, которую уже основательно развезло, Корнышев сесть за руль не позволил, усадил на заднее сиденье и туда же посадил Эльвиру.

– Где ваш паспорт, Катя? – спросил Корнышев.

– В пе-перчаточном ящике! – ответила Катя и заливисто рассмеялась, обнаружив, что у нее заплетается язык. – И еще мне надо по-позвонить…

– Уж это непременно, – согласился Корнышев. – Из аэропорта. А сейчас мы спешим. У нас два часа до вылета.

Возвратившийся с Нижней Масловки Горецкий обнаружил Иванова все в той же комнате без окон под присмотром охранников. Горецкий выпроводил охранников. Сел за стол.

– Где я сейчас? – вдруг спросил Иванов.

– В смысле? – не понял Горецкий.

– Город какой? Куда это меня привезли?

– А вам не говорили разве?

– Нет. Все молчат. Сплошной секрет.

– Это Москва.

– Москва, – пробормотал Иванов, будто еще не до конца веря.

– Теперь-то вспоминаете? – с интересом посмотрел Горецкий.

– Чего? – озадачился собеседник.

– Свою московскую жизнь. Вы ведь когда-то жили в Москве.

– Да ну?! – изумился Иванов. – Что-то я не помню.

– Жили-жили, – сказал Горецкий уверенно. – На улице Нижняя Масловка. А потом квартиру продали и уехали на Кипр.

– Куда? – округлил глаза Иванов.

– Кипр – это остров такой, – терпеливо просвещал собеседника Горецкий. – И там вы работали вместе с Ваней Алтыновым. Ведь Ваню вы помните, правильно? – заглянул он в глаза Иванову.

И обнаружил, как потемнел взгляд собеседника. Иванов помрачнел прямо на глазах.

– Что вы помните об Алтынове? – гипнотизирующим голосом многоопытного психиатра произнес Горецкий.

– Я хотел его убить.

– Вы это точно помните?

– Да.

– А за что? – вкрадчиво спросил Горецкий.

Вот тут они раз за разом спотыкались. Иванов почему-то твердил, что он желал смерти Ивану Алтынову, но в чем заключалась причина такой его кровожадности – этого он объяснить не мог.

– Я не помню, – после долгого раздумья развел руками Иванов. – Вот хоть режьте меня!

– А он о деньгах знал?

– О каких деньгах? – посмотрел непонимающе Иванов.

– Вы на Кипре вообще чем занимались? – задал наводящий вопрос Горецкий.

– А чем я там занимался?

– Вы прокачивали через Кипр деньги. Прятали их.

– Зачем? – хмурился Иванов, явно не понимая, чего от него добивается этот человек.

– Вам поручили.

– Кто?

– Я не знаю, – честно признался Горецкий. – Но давайте будем считать, что это был президент.

– Президент? – не поверил Иванов.

– Или с президентом вы не встречались?

– Не-е, – замотал головой Иванов. – С ним не встречался.

– А с кем?

Иванов хлопал глазами и молчал. Было видно, что вопросы Горецкого неизбежно ставят его в тупик.

Зазвонил мобильный телефон Горецкого.

– Слушаю, Горецкий.

– Илья! Это Корнышев. Я лечу в Москву, у меня вылет через тридцать минут! Встреть меня в Шереметьеве! Кататься будем всю ночь, так что будь готов! Это первое. Дальше. Район Хорошево-Мневники. Улица Нижние Мневники, ресторан «Ермак». Закрой его на сегодня, посади там пяток человек наших подсадных посетителей, чтобы никого из посторонних. Это второе.

– Это обязательно? – вздохнул Горецкий, который уже понял, что сегодня он себе не принадлежит.

– Со мной летит якобы моя жена, а на самом деле проститутка. Не хватало, чтобы ее кто-либо в ресторане случайно узнал. И теперь третье и самое главное. Я везу дочь Ведьмакина, предупреди Калюжного, может быть, он захочет на нее взглянуть.

– Как дочурка? – игриво осведомился Горецкий.

– Я бы женился.

– Как ее зовут?

– Катя.

– Катя, – эхом повторил Горецкий. – Красивое имя.

Он поднял глаза, увидел выражение лица Иванова – Ведьмакина и дрогнул.

– Что?! – спросил быстро.

– Катя, – произнес Иванов так, будто пробовал это имя на зуб. – Катя… Алтынов…

Он сфокусировал свой взгляд на Горецком и неуверенно сказал:

– Я его из-за Кати хотел убить.

– А кто такая Катя – вы знаете? – напористо спросил Горецкий.

– Нет, – покачал головой Иванов. – Не знаю.

Едва самолет поднялся в воздух, Катю стошнило.

– Ничего-ничего, – невозмутимо приговаривал сидевший рядом Корнышев, помогая своей незадачливой спутнице управиться с гигиеническим пакетом.

Потом он едва ли не на себе доволок до туалета Катю, которую не слушались ее собственные ноги, и лично умыл ее с нежностью и тщанием, словно был он заботливой мамкой. И по-прежнему он приговаривал:

– Ничего-ничего, так мы быстрее протрезвеем.

Катя норовила заглянуть в зеркало, но она сейчас была бледна и некрасива, и Корнышев пригибал ее голову к рукомойнику, чтобы она не испугалась собственного отражения.

Когда они вернулись на свои места, Катя очень быстро заснула, прикорнув на плече у Корнышева, и проспала весь полет. Очнулась она, когда самолет стал снижаться. Прильнула к иллюминатору. Уже можно было разглядеть внизу кубики домов, ниточки дорог и зеленые пятна лесных массивов.

– Прилетели? – спросила она недоверчиво.

– Сейчас будем в Москве.

– Что я наделала! – прошептала Катя.

Обернулась к нему, и он увидел ее испуганные глаза.

– Я боюсь! – сказала она.

– Чего?

Она нервно пожала плечом в ответ.

Самолет приземлился, подкатил к зданию аэропорта, вот-вот должны были подать трап, а протрезвевшая и раскаявшаяся в собственном безрассудстве Катя сидела, сжавшись в комок, и хотела бы, наверное, этим же самолетом немедленно улететь обратно на Кипр, но поправить уже ничего было нельзя.

Нахохлившаяся, как воробей, Катя в сопровождении Корнышева и Эльвиры дошла до зоны пограничного контроля, отстояла очередь, подала с обреченным видом пограничнику свой паспорт, и Корнышеву было видно, как она удивилась, когда ей вернули паспорт, предварительно шлепнув в него отметку о въезде в Россию. Дорога ей была открыта. Но ей не верилось, что все произойдет так прозаично и совсем нестрашно.

Корнышев прошел погранконтроль. Катя уже успела пообщаться с таможенниками и дожидалась его в зоне прилета.

– Я в Москве! – произнесла она недоверчиво.

– Вот как все просто! – снисходительно сказал Корнышев.

– Я боялась!

– Чего?

– Того, что меня арестуют! – смущенно улыбнулась Катя.

Корнышев рассмеялся ей в ответ.

– Чепуха! – сказал он. – Вы прилетели в лучший город на Земле, и здесь не может быть плохо!

– Это правда! – счастливо зажмурилась Катя.

К ним присоединилась Эльвира.

– Можем ехать, – сказал Корнышев.

Горецкий их уже ждал. Он вынырнул из-за спин таксистов, очень натурально изобразил радость от встречи с «семейством Корнышевых», Корнышеву пожал руку, Эльвире бросил короткое и свойское «привет!», а Кате поцеловал ручку, чем поверг ее в смущение.

– Это мой друг, – представил его Корнышев. – Зовут Илья. И он сегодня всю ночь будет катать нас по Москве.

– С удовольствием! – изобразил энтузиазм Горецкий.

Когда Катя уже села в машину, Горецкий шепнул Корнышеву:

– Похожа на отца!

Корнышев кивнул в ответ.

– Калюжный нас ждет, – сообщил Горецкий.

– Где?

– В «Ермаке».

Но сначала, как и обещал Корнышев, они отправились на Нижнюю Масловку. Катя смотрела вокруг широко раскрытыми глазами. Вокруг было так много интересного, чего никогда не заметит москвич и что способен оценить только тот, кто уже не надеялся когда-нибудь снова увидеть Москву. Здесь все машины были с левым рулем и двигались они по правой стороне дороги. Здесь на автобусных остановках стояли бледнолицые люди, и среди них не было ни одного киприота. Здесь на рекламных щитах все было написано по-русски, а уже успевшие позабыться названия улиц и объектов на дорожных указателях звучали чарующей музыкой: «Ул. Петрозаводская», «Северный речной вокзал», «Войковская». С Ленинградского проспекта – на Третье транспортное кольцо, и вдруг на дорожных указателях крупно: «Ул. Нов. Башиловка», «Ниж. Масловка». Катя покачала головой.