Телохранитель Каина

– Я пройдусь.

– Холодно, – сказал Глеб.

– Я недалеко. Надоело сидеть в машине.

Глеб пересел в «Жигули» к охранникам, не обращая внимания на закованного в наручники Шварца. Да Шварц и сам старался быть незаметным. Забился в угол.

– Здесь этот гад! – доложил охранник.

– Китайгородцев?! – обрадовался Глеб.

– Да.

Вот она, удача!

– А Михаил?

– Был, но уехал.

– Куда?

– Не знаю. Знает Китайгородцев.

– Ты уверен?

– Мне так сказали. Тут были Михаил, мама ваша и какой-то с ними безумный доходяга. Китайгородцев утром приехал, всех их забрал, увез куда-то. Потом вернулись, врача искали, у вашей мамы заболело сердце. Снова уехали, а недавно Китайгородцев вернулся без них, но с каким-то мужиком.

– Кто такой? – нахмурился Лисицын.

– Неизвестно. Мне его описали так: низенький, худой, черненький, и глазищи такие глубокие.

– Это Потемкин! – подал голос Шварц.

– Знаешь его? – заинтересовался Глеб.

– Да. Он гипнотизер. Мы его крышевали, покуда не сбежал.

– Действительно умеет… ну, это… с гипнозом… или шарлатан? – спросил Глеб.

– Умеет! – с готовностью ответил Шварц, воодушевившись оттого, что он может быть чем-то полезен. – При мне такие трюки проделывал! Я не поверил бы, если бы сам не видел. Загипнотизировал, к примеру, мужика. И тот стал дурак-дураком. Жену свою родную не узнает. Нет, он разговаривает, смеется даже, но жена ему вроде никакая не жена. Тоже сначала смеялась эта дура, ей было весело, а потом разревелась. Неприятно потому что.

– Так его можно снова взять под крышу, коли он здесь, – сказал Глеб. – Дело выгодное? Доход большой был?

– Да он как целый завод! – вспомнил давнее сравнение Шварц, все сильнее воодушевляясь.

Какая-та надежда для него лично впереди забрезжила.

– Мы возьмем его в оборот, а ты будешь за ним приглядывать, – стал строить планы Глеб. – Ты как? Согласен?

– А как же! – выдохнул счастливый Шварц.

– Тогда такое дело. Ты вон ту бабу видишь?

И у Шварца сердце ушло куда-то в пятки. Он смотрел на силуэт женщины, прогуливающейся в вечерних сумерках, и уже понимал, что на самом деле счастья в жизни не бывает.

– Мы все вместе должны быть, – сказал Глеб. – Чтобы никто друг друга не продал.

Охранники мрачно смотрели на Шварца, будто уже заподозрили его в том, что он решил их сдать.

– Если ты с нами, тогда ты должен стать таким, как мы, – сказал Глеб. – Убей ее!

– Когда? – глупо спросил Шварц.

– Прямо сейчас.

Шварц обездвижел.

– Сделаешь? – настаивал Глеб. – Ты с нами или нет?

Если он не с ними, в живых его не оставят. Он будет жить, только если они повяжут его кровью.

– Я не слышу! – сказал Глеб, на глазах мрачнея.

– А чем убить? – быстро спросил Шварц.

Может, ему дадут оружие?

– Руками, – тут же развеял Глеб его иллюзии.

– Я не смогу! – взмолился Шварц.

Мол, если из пистолета, например, тогда еще куда ни шло, а голыми руками – это выше его сил.

– Голыми… руками, – раздельно произнес Глеб.

Шварца передернуло. Ему хотелось выть от страха за себя и от ужаса перед тем, что он сейчас сделает.

– Она баба, – доверительным тоном произнес Глеб. – В ней силы нету. Дело плевое. Одна минута, и ты свободен.

Но его тон не мог Шварца обмануть. Глаза Глеба выдавали. Зверь. Пощады от него не жди.

Глеб кивнул охраннику. Тот снял наручники с запястий Шварца.

– Иди! – сказал Шварцу Глеб.

Шварц не сдвинулся с места.

– Мы здесь никого не уговариваем, – сказал Глеб.

И дальше уже должна была последовать команда охранникам. Убьют они Шварца и глазом не моргнут. А потом и бабу эту. Раз решили – ей все равно не жить. Хоть Шварц ее убьет, хоть эти. Какая ей разница? Для нее конец один. Это у Шварца еще выбор есть. Пока. Он решился.

– Я пойду! – сказал он хрипло.

Его выпустили из машины. Он пошел медленно, оттягивая страшный миг. Глеб, глядя ему вслед сквозь стекло машины, тронул за плечо охранника, сказал:

– Когда он женщину эту грохнет, займись им. Он нам не нужен. А потом с женщиной до конца разберись. Сам он прилично дело вряд ли сделает. Кишка тонка.

Шварц уже нагнал Нину Петровну. Она, услышав скрип снега под его ногами, обернулась, но не успела ничего сказать. Шварц вцепился в ее шею и стал давить, что было сил, женщина захрипела и забилась в его руках. Она отчаянно сражалась за свою жизнь и сильно расцарапала Шварцу лицо. Он уворачивался и зло матерился. Смог, наконец, свалить несчастную на снег, и теперь ему было сподручнее действовать. Он прижал жертву к земле, Нина Петровна уже почти не сопротивлялась. Потом она затихла. Шварц понял, что дело сделано, испуганно отпрянул. К нему приближался один из охранников Лисицына.

– Шеф сказал, чтобы я подсобил тебе, – произнес охранник.

Подошел и с силой вогнал нож в грудь Шварцу.

Шварц устоял на ногах.

– Ты чего?! – спросил он изумленно.

Вместо ответа охранник ударил его еще раз. Теперь Шварц упал.

Глеб видел происходящее, сидя в «Жигулях». Он сидел сзади, а впереди, за рулем, так же наблюдая за происходящим, был второй охранник. Он сидел неподвижно, будто не живой был, а вылепленный из воска. В его застывший до воскового подобия затылок Глеб в упор выстрелил из травматического пистолета. Парень без чувств рухнул на рулевое колесо. Хорошо еще, что не сработал звуковой сигнал.

Глеб вышел из машины. Второй охранник, разобравшись со Шварцем, уже направлялся к неподвижной женщине. Глеб дождался, пока он добьет Нину ножом, после чего и этому охраннику выстрелил в голову.

Потом Глеб погрузил убитых и покалеченных в «Жигули», доехал до ближайшего леса, где свернул с шоссе на лесную дорогу. Ноябрьский снег был неглубок, и Глеб смог заехать достаточно далеко в глубь леса, застряв уже на просеке, где на открытом месте снега намело немало. Из канистры он вылил в салон двадцать литров бензина, бросил туда горящую зажигалку. Полыхнуло так, что Глеб покатился от машины кубарем. Побежал в испуге прочь. Он долго выбирался через лес к шоссе. Стало уже совсем темно. Только теперь он понял, как далеко оставил свою машину, и до нее ему идти несколько часов, не иначе.

Кроме Потемкина и Китайгородцева, других постояльцев в монастырской избе не было. Утренние паломники, помолившись, разъехались. Других можно было ожидать не ранее завтрашнего утра, когда по близлежащей трассе пройдет первый рейсовый автобус. Китайгородцев и Потемкин заняли разные комнаты. От ужина Китайгородцев отказался. Не до еды. Лег на скрипучую кровать, не раздеваясь и не зажигая света, и стал разглядывать небеленый, из струганых досок, потолок. В полной тишине, царящей в доме, он услышал, как зазвонил мобильник в комнате Потемкина, как тот что-то ответил. Потом шаги.

– Анатолий!

Китайгородцев встрепенулся.

– Я ничего не понимаю, – признался Потемкин, протягивая ему свой мобильник. – Поговорите с ним, пожалуйста.

– Алло! – сказал в трубку Китайгородцев.

– Алло! – произнес мужской голос.

– Это Алексей. Мы с вами встречались вчера в Калуге. Вы помните? Вы мне визитку гипнотизера подарили.

– А-а, да, да, – протянул Китайгородцев.

Сын Нины Петровны.

– У меня вашего телефона не было, так я на этот…

– Это не важно! Что случилось?

– Где моя мама?

– Я не знаю.

– Вы сейчас где?

– В монастыре.

– Правильно! – сказал Алеша. – И мама мне в записке написала, что поехала в монастырь! Она с вами?

– Нет.

– Как нет? – сердито спросил Алеша. Это был вопрос человека, который понимает, что ему беспардонно лгут. – Дайте маме трубку!

– Ее здесь нет, – сказал Китайгородцев. – Поверь мне! И почему ты решил, что она со мной?

– Она написала, что едет в монастырь. Не «едет», а «едем». Она не одна. Она и не собиралась ехать. И если она так внезапно сорвалась, не предупредив меня, значит, кто-то ее туда увез!