Санитар

Паша пистолет с предохранителя снял, прикрыл пакетом и стал подниматься наверх. Он обнаружил, что страх его покидает стремительно. И причину он тогда понял – начал Подбельского переигрывать. С той секунды, как патроны в обойме проверил. Они его хотели перехитрить. Но недооценили.

Ачоева он все равно убьет. За его спесивость. А потом уже – очередь Подбельского.

На площадке шестого этажа он остановился и прислушался. Тишина. Сюда, на лестницу, никакие звуки не доносились. Паша дверь приоткрыл и выглянул в коридор. Никого.

Напротив номера шестьсот восьмого Паша остановился, оглянулся по сторонам и достал из пакета пистолет. Уже знал, что Ачоеву скажет, и потому нисколько не волновался. Постучал осторожно в дверь – глушителем постучал, и потому стук получился негромким, но требовательным. Пистолет Паша держал на уровне лица стволом вверх, приготовился уже, и теперь ждал, когда Ачоев его из-за двери спросит: "Кто?" Но дверь внезапно открылась, она распахнулась широко, на пороге стоял Ачоев. Все в одно мгновение спрессовалось – Паша от неожиданности растерялся, Ачоев увидел человека с пистолетом. Паша автоматически ему в лицо пистолет направил, Ачоев на шаг назад отступил – и вот тут Паша выстрелил. Раздался негромкий хлопок, и Ачоев упал. Пуля ему попала между глаз, и он был, несомненно, мертв. Паша в номер вошел, прикрыл за собой дверь. Один патрон сэкономил, как и хотел, и чувствовал, что все теперь как нельзя лучше складывается.

Из небольшого и тесного коридорчика, в котором он находился, Паша в комнату прошел. Здесь был столик накрыт на двоих, Ачоев кого-то ожидал, наверное, и следовало поторопиться. Еще одна дверь была – в смежную комнату, – Паша ее толкнул и вздрогнул. У кровати стояла девица – в одном нижнем белье – и нервно мяла в руках платье. Ачоев, оказывается, гостью привел. И, еще не покормив ее ужином, собирался уделить ей немного своего драгоценного времени.

Паша в руке по-прежнему держал пистолет, бесполезно было его прятать – девица уже увидела оружие.

– Ты кто? – спросил Паша.

– Ольга.

Он засмеялся.

– Да мне твое имя ни к чему, – сказал. – Ты шлюха?

Ольга молчала, глядя на него широко раскрытыми глазами. Паша пистолетом дернул демонстративно.

– Проститутка, спрашиваю?

Он все еще никак не мог решиться истратить на нее пулю. Тогда осложнится все для него неимоверно.

– Да, – ответила она, не сводя взгляда с пистолета.

– И сколько берешь за услуги?

– Сто.

– Сто долларов? Оно того не стоит, – сказал Паша наставительно.

Подумал.

– Раздевайся! – скомандовал после паузы.

Ольга замешкалась, но лишь на мгновение, потому что Паша опять повел пистолетом, и тогда она стала торопливо расстегивать бюстгальтер.

– Мне это не нужно, – засмеялся Паша. – Трусики снимай.

Она подчинилась. Паша приблизился; развернул Ольгу лицом к кровати и с силой толкнул. Она упала на колени.

– Ничего, если я буду сзади? – спросил Паша.

Ольга не успела ответить, потому что в следующий миг Паша выстрелил ей в затылок. По накрахмаленному постельному белью брызнуло алым.

– Стерва! – сказал Паша зло.

Он остался без патронов и сердился неимоверно. Хорошо еще, что повел себя правильно и эта дура не начала кричать.

Пистолет спрятал в пакет, вышел из номера, переступив через лежащего у двери Ачоева. Лифтом не поехал, спустился по лестнице. Администраторша все так же безуспешно боролась со сном. Где-то мурлыкало радио.

Машину с Виталием Викторовичем Паша обнаружил за углом. Двигатель урчал нетерпеливо. Паша сел на переднее сиденье. Он уже все просчитал, и получалось не так уж плохо.

– Все? – спросил начальник охраны.

– Да. Едем!

Паша сидел к Виталию Викторовичу вполоборота и в руке сжимал рукоятку пистолета.

– Он один был?

– Да, – солгал Паша.

Выехали за город.

– Патронов в обойме почему-то всего два оказалось, – сказал Паша. – Но я один сэкономил.

Пистолет из пакета выдернул и к лицу начальника охраны его поднес:

– Останови!

Тот подчинился. Паша левой рукой нащупал под костюмом Виталия Викторовича кобуру, забрал пистолет.

– Вот так-то, – сказал. – Перехитрить меня хотели?

Злости не было в голосе. И чего злиться, если знаешь, что все получается у тебя. Проверил оружие. Этот пистолет был снаряжен полной обоймой.

– Вы зря со мной в эти игры решили играть, – сказал Паша.

– Я не играю ни во что.

– Играете. И вы, и Подбельский. Со мной нельзя так.

– Павел, ты делаешь не то!

– Я все правильно делаю. Едем!

– Куда?

– В пансионат.

Паша пистолет с предохранителя снял.

– Если не будешь дергаться, останешься в живых.

Он начальника охраны собирался застрелить, когда с шоссе к пансионату свернут, но говорить об этом нельзя было. Человек подчиняется, пока сохраняет надежду. Надежда выжить, как ни странно, парализует волю.

– Что происходит, объясни, – попросил Виталий Викторович.

– Сам знаешь, – ответил Паша и даже головой покачал, поняв, за какого дурака его эти люди держали.

Левой рукой зацепил лежавший на заднем сиденье чемоданчик, положил к себе на колени.

– Не поскупился Подбельский на деньги, – сказал Паша с иронией. – А? Много денег здесь, как думаешь?

– Думаю, много.

– А я думаю – совсем ничего. Вы ведь не собирались со мной расплачиваться. А?

– Проверь, – спокойно сказал Виталий Викторович, не отрывая взгляда от дороги. Лента шоссе стелилась под колеса.

– Проверю, – усмехнулся Паша.

Открыл замки.

– Ну? – сказал. – Сумму назови! Быстро! Сколько денег?

– Не знаю.

– Ноль! – засмеялся Паша. – Ничего там нет!

Распахнул чемоданчик. Взрыв разорвал их обоих на куски. Объятая пламенем машина сорвалась с ленты шоссе в кювет.

72

Подбельский сидел в кабинете у мэра. Выглядел неважно после бессонной ночи, но крепился.

– Никого конкретного не подозреваете? – спросил Хохряков.

– Нет.

– И мыслей по этому поводу никаких?

– Не наши это.

– Не наши? – вскинул ресницы Хохряков.

– Конечно. Из своих никто бы не решился. Я и Мухатову то же самое сказал.

– Ты с ним разговаривал?

– Да.

– Возьми его людей к себе в охрану. Хотя бы на время.

– Не надо, – сказал Подбельский. – Сам справлюсь.

Помолчали.

– Знаешь, – сказал мэр негромко. – Может, оно и не очень хорошо – на костях покойницких плясать. Но если честно – я рад, что ты будешь этими заправками заниматься. Один ты.

"Один ты" означало – без Ачоева. Тот был чужим человеком. Чужим и враждебным. Но теперь он умер. Совершенно неожиданно. Надо же, какие бывают в жизни совпадения.

– Жалко Ачоева, – сказал Подбельский на всякий случай. – Но мы и без него справимся.

И на мэра выразительно посмотрел. Тот кивнул понимающе.

– Помощь тебе потребуется?

– Нет, – качнул головой Подбельский. – Вот только бумаги…

– Что – бумаги?

– Чтобы без заминок обошлось. Подписи там всякие, то да се.

– Хорошо, – сказал Хохряков. – Я прослежу.

Распрощались. Подбельский спустился вниз, сел в машину. Запиликал негромко телефон. Голос брата в трубке звучал тревожно:

– Что случилось?

– Все нормально, Юра, – ответил Подбельский.

– У тебя какой-то шум был прошлой ночью, как мне сказали.

– Да. Двоих людей из моей охраны убили. И еще – компаньона моего, Ачоева. Я тебе о нем рассказывал. Помнишь?

Брат понял наконец, что к чему.

– А-а, – протянул он. – Да, да. Какая жалость.

Но скорби в его голосе не было ни грамма. Подбельский ему еще при последней встрече сказал, что хочет от своего начальника охраны избавиться. Хороший исполнитель. Верный пес. Но уж слишком много знает. И, в отличие от собаки, умеет говорить.

– Ты поосторожнее там, Дима.

– Да, конечно, – пообещал Подбельский.

И вдруг ладонью трубку прикрыл, сказал водителю, пальцем на пустырь показывая: