Расстрельщик

Корнеев увидел, как блеснули бешенством глаза Тихомирова. И что у него лично есть несколько секунд на то, чтобы поправить дело.

– Ты про Кипр ему расскажи, – посоветовал Корнеев. – Про то, как ты его жену туда отправил.

– Она не была на Кипре! – отмахнулся Захаров.

Лучше бы он этого не говорил. В подобных ситуациях, если тебя подловили на лжи, даже на мелкой, – ты не жилец.

– Не надо Борю щадить, – сказал Корнеев. – Уж скажи, как все было. Как ты его жену на Кипр послал, чтобы за мной следила. – Повернулся к Тихомирову: – Твоя жена, Боря, ты уж мне поверь. У нее вот здесь, на колене, – показал рукой, – родимое пятно.

Там, на Кипре, он этого пятна не заметил. О нем было упомянуто в материалах уголовного дела в перечне особых примет. Корнееву почему-то запомнилось. Тихомиров стал совсем белым. Сошлось, значит.

– Была она на Кипре! – торопливо сказал Захаров. – Но все остальное – ложь!

Это была вторая ошибка. Правду надо было говорить сразу или не говорить вовсе. Тихомиров закричал, как недобитый зверь. Корнеев попытался его остановить, но не успел. Грохнул выстрел. Пуля прошла через тело Захарова навылет. Он упал. Одежда на спине его быстро потемнела от крови.

Тихомиров закрыл лицо руками и, развернувшись, пошел прочь. Он скулил, и это был очень неприятный звук. Этот звук рвал сердце, и хотелось заткнуть уши, чтобы только его не слышать.

У Захарова дела были совсем плохи. В нем еще теплилась жизнь, но он сильно побледнел. Кончики пальцев стали синюшными. Корнеев нашел в аптечке бинты, перевязал раненого. Он не верил, что Захаров выживет, но на всякий случай перенес его на диван. Хотел пойти к телефону, чтобы вызвать «скорую», но Захаров вдруг открыл глаза. Взгляд у него был ясный и незамутненный.

– Я подыхаю, Вадим, – сказал он.

Корнеев не стал его разубеждать.

Глава 51

– Не надо врачей, – сказал Захаров. – Не хочу я этого. Суд, приговор, расстрел… Уж лучше сам умру.

Давно приготовился к смерти. Жил и знал, что в любую минуту все оборвется. Не пытаться спасти ему жизнь – единственное, что сейчас мог сделать для него Корнеев.

– Ты правду сказал – за нас серьезно взялись. Теперь и я вижу. – Захаров попытался улыбнуться, с усилием раздвинул посиневшие губы. – Кто же нас терроризирует, а?

Корнеев сделал вид, что не услышал вопроса.

– Скажи, – попросил Захаров. – Я ведь не жилец. Сейчас мне сказать – все равно что в ладонь шепнуть, там и останется. Про ФАПСИ – это ведь чепуха, правда?

– Да, – ответил Корнеев.

– ФСБ?

– Нет.

– А кто?

– Спецподразделение по борьбе с преступностью.

– РУОП?

– Нет, я же говорю – спецподразделение.

– Кому подчиняетесь?

– У нас куратор в правительстве. Не знаю, кто именно.

– Как работаете?

Корнеев не сразу ответил, выдержал паузу, раздумывая.

– Собираем информацию, анализируем ее…

– Информацию – о ком?

– О тех, кто своей деятельностью наносит ущерб государственным интересам.

– Как на политзанятиях говоришь, – некрасиво скривил губы Захаров. – А мы-то чем перед государством провинились?

– Секреты разбазариваете.

– Так пусть запретят. И сначала пусть докажут, что противоправно…

– Знаешь ведь, что доказать сложно!

– И потому вы решили действовать по упрощенной схеме.

– Да! – сказал Корнеев, сильно раздражаясь. – Потому что невозможно негодяя привлечь к ответственности! Он ворует миллиардами, все видят – и ничего нельзя сделать!

– Почему же нельзя?

– Потому что все куплено! Мелкого взяточника засадить – и то проблема! Год длится следствие, а потом – пшик! Перекачали на Запад миллиарды, и хоть одного схватили за руку, посадили? Ваш «Росэкспорт» уже полстраны распродал – но попробуй через суд докажи его вину!

– Нет вины – значит, неподсуден.

– Неподсудны потому, что вас прикрывают, – зло отрезал Корнеев. – Такие покровители, что развалят любое следствие.

– Так что же делать? – осведомился Захаров.

– Во внесудебном порядке! – ответил Корнеев, сузив глаза. – Стрелять, как бешеных псов!

– И вы стреляете.

– Стреляем! Нам государство доверило, и мы эту чертову работу выполняем. Собрали сведения, определили степень вины, и никакого суда после этого не надо.

– Сами же и приговор выносите? – усмехнулся Захаров.

– Не мы.

– А кто?

– Не знаю. Есть люди, за кем – последнее слово.

– И кем же ты в этой бригаде?

– Я расстрельщик.

– Последнее звено в цепочке, да?

– Да. Привожу приговор в исполнение.

– Палач, – определил понимающе Захаров.

– Расстрельщик, – поправил его Корнеев.

– Разницы-то нет.

– Разница есть.

Захаров устало прикрыл глаза. Было заметно, как стремительно тают его силы.

– Тебе самому не страшно? – внезапно спросил он.

– Что?

– Делать то, что делаешь.

– Я выполняю работу. Она не хуже и не лучше других.

– Ну почему же? – вяло парировал Захаров. – Моя работа была поспокойнее. Крови меньше.

– А грязи больше.

Захаров открыл глаза и вроде бы задумался.

– Да! – упрямо произнес Корнеев. – Государство имеет право себя защищать! Любыми доступными ему методами. Раз вокруг беспредел и справиться с врагами сложно, тогда все методы хороши, как в условиях военного времени. Процент подонков резко вырос. Терапевтические средства не помогут. Значит – хирургия.

– Отстрел, – поправил Захаров.

– Отстрел, – согласился Корнеев.

– Я чувствовал. Видел, как наши уходят один за другим.

– Ковровое бомбометание, – усмехнулся Корнеев. – Чтоб места живого не осталось.

– Да, хорошо вы наши грядки проредили.

– И Базылева, – подсказал Корнеев.

– Что – Базылева? – Захаров прикрыл глаза, а по лицу его ничего нельзя было прочесть, там осталась одна только боль и сознание близости смерти.

– Базылева ведь мы завалили, – уточнил Корнеев.

Ему сейчас очень хотелось услышать правду.

– Завалили? – нетерпеливо повторил вопрос.

– Пошел к черту! – слабо отмахнулся Захаров.

– Завалили, – сказал Корнеев. – А тот, которого ты вчера привез, – подставка. Я сразу понял.

– Почему?

Захаров все не открывал глаза. Но было видно – ждет ответа.

– Я, когда с ним разговаривал, назвал уменьшительное имя базылевского сына. А для него это оказалось пустым звуком. Он никак на него не прореагировал.

– Вот сука, – бесстрастно произнес Захаров, и непонятно, относилось ли это к попавшему впросак лже-Базылеву или же к ушлому Корнееву.

– А теперь вот ты его убил.

– Кого? – не понял Захаров.

– Типа, которого выдавали за Базылева. Он стал не нужен, вот ему череп и проломили. Кровищи-то сколько – и в комнате, и по коридору. А говоришь, крови на тебе мало.

И тут Захаров открыл глаза. Взгляд был уже туманный.

– Крови на мне, Вадим, по самую шею.

Это были последние слова, которые он произнес на зыбкой границе жизни и небытия. Пытался сказать еще что-то, но из груди вырвался лишь глухой клекот. Потом затих. Пульс уже не прощупывался. Корнеев закрыл покойнику глаза.

Тихомирова он нашел в одной из дальних комнат. Тот сидел на стуле, бездумно глядя в пространство перед собой. Перед ним на столе лежал пистолет. Корнеев подошел и рядом положил второй, захаровский. Положил со стуком. Тихомиров вздрогнул.

– Он умер. И перед смертью во всем признался.

Самое главное еще не было сделано, и он исподволь готовил Тихомирова.

– Возьмешь с собой захаровский пистолет. Из своего ты уже стрелял; если где ненароком остановят и при проверке учуют запах пороха – возникнут проблемы.

Тихомиров никак на это не отреагировал. Сидел истуканом, будто неживой. Корнеев вздохнул, взял его пистолет и спрятал в карман.

– Боря! – позвал.

– Давай поговорим чуть позже, – попросил Тихомиров. – Сейчас я не могу.

Шок. Такое бывает. Корнеев кивнул и вышел из комнаты. Проследит, куда ведут кровавые следы, и уже потом вернется к Тихомирову. Едва он об этом подумал, как за спиной раздался выстрел. Бросился назад, в комнату. Тихомиров сидел на стуле, только теперь его голова была запрокинута. Застрелился. Это была не просто неудача. Крах.