Приснись мне, убийца

– Не знал! – поспешно ответил Полянский, словно рапортовал, демонстрируя собственную непричастность к случившимся давным-давно событиям.

– И даже не было чувства – такого, знаете, неясного? Ничто не щемило в груди.

– Нет.

– Почему вы расстались с матерью Олега?

– Вы как-то так вопросы задаете…

– Как? – уточнил Хургин.

– С обвинительным уклоном.

– Вам показалось.

Полянский вздохнул.

– У каждого человека бывает в молодости период, когда все легко и просто, – сказал он. – Живешь в свое удовольствие. Учеба, друзья и девочки, девочки, девочки. Очень много девочек. Сходишься, расходишься и ни с кем не остаешься надолго. Обычное дело. У вас ведь тоже так, наверное, было? – заглянул вопрошающе в глаза собеседнику.

– Нет, – сухо ответил Хургин.

– Значит, мы с вами разные люди. Так вот, о девочках. Мы с Мариной были знакомы всего ничего, месяца три, не больше. А потом просто расстались, как это случалось со многими другими. И я даже не знал, что она беременна, не сказала мне ничего.

– И даже потом не пыталась с вами встретиться?

– А я уехал.

– Куда?

– Сюда, в Рязань. Познакомился со своей будущей женой и уехал. Она здесь жила с родителями.

Потому он и бросил Марину Козлову – из-за рязанской девушки.

– Вы учились вместе?

– С кем?

– С Мариной Козловой.

– Да. В строительном техникуме.

– Веселое было время?

– Очень веселое!

Полянский даже захихикал и поднял глаза к потолку, вспоминая те чудесные деньки.

– Мы не очень много времени уделяли учебе, если честно. Были более интересные дела.

– Любили посидеть в компании?

– Да.

– И часто это происходило?

– Часто.

Сын походил на отца чисто внешне. По сути это были разные люди. Что-то кольнуло Хургина при этой мысли, беспокойство появилось, но лишь на мгновение, и он тут же забыл об этом своем чувстве.

– Марина любила компании?

– Ходила вместе со мной, – неопределенно ответил Полянский.

– Значит, не любила?

– Ей там было не очень уютно, мне кажется. Она и сейчас, наверное, такая же.

Хургин быстро поднял на собеседника глаза. Тот, оказывается, не знал ничего.

– Она умерла, – сказал Хургин.

Полянский взглянул на него немного встревоженно, но печали в его глазах доктор не увидел.

– Давно это случилось?

– Когда вашему сыну было восемь лет.

– С кем же он жил? У ее родственников?

– Он воспитывался в детском доме.

– Да, – наконец-то опечалился Полянский. – Вот оно, детдомовское воспитание.

Потом вздохнул, и этот вздох показался доктору лицемерным.

– А что – детдомовское воспитание? – спросил Хургин.

– Кого вырастил-то детдом? Бандита.

– Почему же бандита? – опешил Хургин, стремительно серея лицом, но Полянский этого даже не заметил.

– А кого же, если не бандита? Милиция им занимается, дела серьезные начались. Проморгали парня, значит.

– А кто виноват в этом?

– Ну не я же, – спокойно сказал Полянский. – У меня он вырос бы человеком.

– Но не вы его воспитывали.

– Не я, – легко согласился Полянский. – Только не надо ни в чем меня обвинять. Я не знал о нем. Понимаете? Не знал.

– Значит, другой кто-то виноват?

– Конечно. Не бывает так, чтобы виновных не было совсем. Ее родственники могли ведь взять к себе мальчишку.

– А у нее были родственники?

– Были. Родители, правда, умерли, но была двоюродная сестра.

– Алла? – быстро спросил Хургин. – Из Смоленска?

– Да, Алла, – подтвердил Полянский и покачал головой. – Ох и глубоко вы копаете, оказывается, даром что милиция, – уже и до смоленской Аллы добрались.

– А вы сами о ней откуда знаете?

– Ездили с Мариной в гости. Алла как раз лежала в больнице, что-то там серьезное такое с ней было, и мы ее навещали. И еще раз ездили, уже позже, когда она выписалась.

– Домой к ней ездили?

– Да.

– У нее была семья?

– Нет.

Значит, муж у Аллы появился позже. Может быть, он что-то сможет рассказать? О Марине, о ее маленьком сынишке – Олеге Козлове.

– А ее адрес у вас есть?

– Аллы? Нет. Помню ее дом, но очень приблизительно. Она живет недалеко от вокзала.

– Схему можете набросать?

– Попробую.

Полянский нарисовал схему. При этом он так морщил лоб, что было видно: не помнит уже, слишком отрывочны воспоминания.

– Желтый одноэтажный дом, – сказал наконец. – Вы его сразу увидите.

Хургин сложил листок со схемой вчетверо, спрятал в карман.

– Скажите, – произнес Полянский, с необыкновенным вниманием рассматривая свои тонкие пальцы. – Мне обязательно надо будет являться на суд?

– На какой суд?

– Когда будут судить… этого… этого парня. – Никак не мог произнести – «сына».

– Я вас с трудом понимаю, – признался Хургин. – Он ваш сын. И сейчас находится в беде…

Полянский поднял глаза на собеседника.

– У меня семья. Хорошая, крепкая семья. Двое детей, уже взрослые. Очень славные и порядочные. Я их такими воспитал. А за негодяя я отвечать не собираюсь. Его воспитывал кто-то другой. И поэтому это не мой ребенок. В детдоме он воспитывался? Значит, с государства и спрос. Оно его вырастило бандитом, оно с ним пусть и разбирается.

Глава 33

У каждого своя логика. И бесполезно переубеждать.

– Прощайте, – сказал Хургин и поднялся.

– Вы мне не ответили на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Надо ли мне ехать на суд?

– Мне кажется, у вас есть свое мнение на этот счет.

– Есть, – сказал недружелюбным тоном Полянский. – Тут вы не ошибаетесь.

Глава 34

Схема, которую нарисовал Полянский, оказалась на удивление точной. Хургин миновал автобусную остановку, дальше располагался магазин – все это Полянский точно изобразил на схеме, – и, повернув за угол, Хургин увидел одноэтажный желтый дом.

Старые, в бурых потеках стены. Давно не мытые окна. Открылась дверь, из дома вышла девушка и остановилась, увидев незнакомого ей человека, стоящего перед крыльцом.

– Вам кого? – поинтересовалась она.

Косметики на ее лице было много, и это придавало девушке вызывающий вид.

– Вы здесь живете? – спросил Хургин.

– А вам кто нужен?

– Здесь когда-то жила моя знакомая, ее звали Алла.

– Никакой Аллы здесь нет.

– Я знаю, – кивнул Хургин. – Она умерла. Погибла в автокатастрофе.

Наконец-то в глазах девушки он уловил проснувшееся любопытство.

– Я хочу найти людей, которые ее знали. Может быть, ваши родители помнят ее?

– Мои родители здесь не живут. Бабка есть, но она совсем плохая, – девушка беззаботно покрутила пальцем у виска.

– Бабушка все время здесь жила?

– Наверное. Я не знаю.

– Это случилось лет двадцать назад. Может быть, она помнит Аллу?

– Ничего она не помнит, у нее мозги набекрень. Я же вам говорила.

У Хургина, наверное, был очень расстроенный вид, потому что девушка сказала с сожалением в голосе:

– Здесь никого нет, кто мог бы вам помочь. В этом доме есть еще одна квартира, но там жильцы часто меняются, уже на моей памяти въехала третья семья.

Хургин оглянулся по сторонам. Вряд ли кто-то мог рассказать ему об Алле.

– Вы не местный? – спросила девушка.

– Нет.

– Зайдите, что же стоите у порога.

Внутри дом выглядел не лучше, чем снаружи. Обрывки обоев на стенах. Горы хлама, и между ними – узенькая тропинка, давно не крашенный пол. Пахло плесенью и пылью.

– Она совсем за собой не следит, – сказала девушка. – Старая уже.

Хургину показалось, что из-за плотно прикрытой двери, мимо которой они с девушкой проходили, послышался какой-то звук.

– Ну вот, – сказала девушка недовольным голосом. – Очнулась. Сейчас начнутся концерты.

Она раздраженно толкнула дверь и встала на пороге, уперев руки в бока. Хургин увидел небольшую комнату, кровать и старуху на кровати.