Страница 13 из 36
– О чем разговаривали?
– Я и не вспомню сейчас.
– Надо, чтобы вспомнили.
– О диссертации его, о прежней жизни.
– О чьей прежней жизни?
– Его, моей.
– Он о себе рассказывал?
– Да.
– Что именно?
– Как в институте учился. Как поступил в аспирантуру.
– А что он вам об убийствах говорил?
– А?! – вскинулась Вика.
Она испугалась, и это было видно.
– Об убийствах! – сказал требовательно Большаков. – Быстро вспоминайте!
– О каких убийствах?
Вика все еще никак не могла понять, как себя вести. Большаков знал, что надо делать в подобных случаях, и пришел ей на помощь, подсказал:
– Вам сейчас надо быстро и внятно всю правду рассказать! Козлов уже во всем признался и о вас тоже упомянул…
Вика вздрогнула при этих словах.
– И единственный шанс для вас выйти достойно из этой истории – рассказать все, что знаете.
– Я ничего не знаю!
– Зато мы знаем!
Большаков приподнял одну из лежащих на его столе папок и помахал ею в воздухе:
– Во какая пухлая! Материалов в ней – в том числе и на вас – не счесть. И если вы все слово в слово расскажете так, как нам о происшедшем сам Козлов повествовал, – считайте, что уже свободны и у нас претензий к вам нет. Но если будете юлить…
– Я ничего не знаю!
– Но как же? – сказал недоверчиво Большаков и демонстративно открыл папку. – Вот Козлов, например, говорит…
Вика не видела, что там, внутри папки.
– Ага, вот… «Что касается убийства по улице Веселовского, то подтвердить мои слова может моя знакомая по имени Виктория, которая была свидетелем происшедшего…»
– Да! – быстро сказала Вика, словно только что вспомнила. – Я это видела! Это когда мужчину усатого убили?
– Вот-вот! Усатого! – подтвердил Большаков и нетерпеливо придвинулся к собеседнице. – Значит, не отрицаете?
– Нет! Я видела! Его выносили как раз…
– Откуда выносили? – не понял Большаков.
– Из подъезда. Я мимо проходила, а его выносят. Он простыней был закрыт, а тут ветер подул…
– Какая простыня? – сказал с досадой Большаков. – Какой ветер?
Вика поняла, что что-то не то говорит.
– Я там живу, – сказала несмело.
– Где живете?
– На улице Веселовского.
– Это правда? – удивился Большаков.
– Да.
– Ладно, дальше рассказывайте, – предложил Большаков, заметно поскучнев.
– О чем? Я уже все рассказала.
«Может быть, они с Козловым сговорились? И теперь наперегонки несут околесицу».
– Значит, решили все на себя взять?
– А? – не поняла Вика.
– Убийства эти, – пояснил Большаков. – Козлов – тот сразу все рассказал, не отпираясь. А вы решили поиграть с нами?
– Что он рассказал? – спросила Вика упавшим голосом.
– Об убийствах, которые вы совершили.
– Я?!
– Не вы лично, – смилостивился Большаков. – Непосредственно все сам Козлов делал…
Он посмотрел испытующе на Вику, но в ее глазах не увидел ничего, кроме ужаса.
– Вам нечего бояться, – мягко продолжил Большаков. – Надо лишь рассказать о Козлове.
– Я ничего не знаю! – заплакала Вика.
Она окончательно запуталась и теперь не знала, как ей выбраться из страшного лабиринта.
– Как Козлов с этими убийствами связан? – крикнул Большаков, раздражаясь. – Что он вам об этом говорил? О мужчине усатом! О старухе, которую Козлов убил сковородой!
Вика вскинула голову.
– Это не он! – произнесла испуганно.
– Он!
– Не он!
Большакову показалось, что девушка даже осмелела. Она все еще ничего не понимала, но что-то ей подсказывало: надо рассказать обо всем, что ей известно.
– Его в последнее время мучили кошмары. Он рассказывал мне об этом. Какие-то жуткие сны, которые снились ему ночами.
«Значит, все-таки сговорились».
– Очень интересно, – кивнул Большаков, а глаза оставались равнодушными. – И что же дальше?
– С ним что-то происходит.
«Еще бы. Четыре убийства – это не шутки».
– Я хотела, чтобы он обратился к врачу.
– А он? – быстро спросил Большаков.
– Отказался.
– Почему?
– Боится. Говорите, что ему навесят ярлык ненормального.
А ведь это выход для него, Козлова. Если его признают невменяемым, он останется жить. Значит, и это предусмотрел. Большаков прикрыл глаза. Да, точно. Козлов уже на первом допросе начал косить под идиота. Сны, ночные кошмары. Пока врачи проведут экспертизу, то да се. Время выгадывает.
– Вы сами хоть в это верите?
– Во что? – не поняла Вика.
– В эти бредовые сны.
– Не знаю, – осторожно сказала Вика.
«С ними придется повозиться. С обоими».
– Пишите, – Большаков придвинул бумагу и ручку. – Все, что знаете. О чем вам Козлов рассказывал. Что сами видели.
Вика писала долго, и все это время Большаков сидел не шелохнувшись и смотрел на нее. Глаза опустил, только когда Вика отложила ручку.
– Я написала.
– Все?
– Да.
Она так посмотрела, будто спрашивала, может ли уже быть свободной. Но Большаков не смог бы доставить ей такого удовольствия, даже если бы очень захотел.
– Я задерживаю вас до выяснения обстоятельств дела, – сказал он.
– Какого дела? – спросила Вика упавшим голосом.
Она стремительно, на глазах, бледнела.
– Об убийствах, – сказал Большаков безжалостно. – Так-то вот.
Глава 19
Доктор Хургин обрадовался Большакову как родному.
– О! – сказал он. – Вижу явный прогресс. Вы посвежели.
– Неужели? – удивился Большаков и посмотрелся в зеркало, висевшее в кабинете врача.
– Определенно, – заверил Хургин.
– Стрессы мои отступили.
– Есть причина?
– Думаю, да. Поймали убийцу, и у меня теперь снова тридцать шесть и шесть. Хоть в космос лети.
– А в чем задержка?
– Начальство не пускает, – засмеялся Большаков. – Говорят – раскрути сначала этого маньяка, после полетишь. – Согнал с лица улыбку. – А я к вам за помощью, доктор. – Провел ладонью по лицу, раздумывая, как бы все рассказать покороче. – Убийца ваньку на допросах валяет. Несет околесицу, прикидывается идиотом. Мы его на освидетельствование отправим, за этим дело не станет, но пока, предварительно, не могли бы вы на него взглянуть?
– Зачем?
– Это ваш профиль, доктор. Вы этих симулянтов ведь чувствуете за версту. От вас ничего не требуется: я буду вести допрос, а вы тихонько посидите в уголочке, понаблюдаете. Мне ваш совет нужен, как с этим типом обращаться. С ним сладу нет, и я не знаю, честно говоря, как к нему подступиться.
– Он изображает из себя ненормального?
– Да. Этакий лунатик. Ночью спит в своей постели, видит жуткие сны, в которых он кого-то убивает, а утром просыпается, и все у него нормально. А потом обнаруживается, что убийства эти существуют в действительности. Но он ничего не помнит. А? – Большаков посмотрел на доктора. – Неплохо придумано?
– Провалы в памяти едва ли не каждый второй из такого рода клиентов демонстрирует, – сказал Хургин. – Не знаю, не помню и все такое прочее. На Нюрнбергском процессе один из нацистских бонз такую комедию разыграл. Сидел в зале суда с отсутствующим видом, будто его происходящее не касается. Не помню, мол, ничего, память отшибло – и спроса с меня нет. Но его на чистую воду быстро вывели.
– Каким образом?
– Посадили в просмотровом зале одного и стали ему кинохронику крутить. Вот он парад принимает, вот с Гитлером о чем-то беседует. В общем, его прежняя жизнь, где он был в силе. Приятные воспоминания, он даже прослезился, смотрел с улыбкой умиления на себя прежнего. А его тем временем снимали скрытой камерой. Пленка потом и послужила доказательством, что он все помнит, ничего не забыл.
– Ловко! – сказал Большаков. – Но с этим сложнее все.
– Почему?
– Он не говорит, что у него память отшибло. Наоборот, все помнит. Но утверждает, что видит все во сне. Этакое раздвоение личности.
– А может, и вправду он что-то такое во сне видел?