Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 16

– Агафья! Сейчас же убери! Сколько раз можно говорить! – неожиданно рассердился Ефремов. Дождавшись, когда женщина унесёт из комнаты странный свёрток, пояснил:

– Третий год уже живу в Ловозере, но к данному деликатесу так и не привык. Это, видите ли, «рыбка с душком». Берут только что пойманного сига или язя, потрошат, чуть подсаливают, заворачивают в тряпку и на сутки-другие зарывают в землю. Аромат получается – словами не передать. Желудок тут же, сам по себе, выворачивается наизнанку. Хорошо ещё, что Агафья тряпку развернуть не успела…

– А что такого? – неожиданно обиделся Илья. – Очень даже и вкусно. Откуда ты, начальник Иван, знаешь, может, гостям и понравилось бы?

Ассортимент рыбных блюд экзотикой не поражал: куски варёной щуки, жареная крупная плотва, вяленый хариус, налим холодного копчения, озёрная форель, запеченная в тесте.

«Да, сейчас бы оленятинки!», – размечтался Ник. – «Как тогда, на Чукотке: жареная печень, чуть недоваренная розовая грудинка, запечённые на углях мозги…».

– А, вот, эта жёлтая рыба как называется? – спросил любопытный Банкин, указывая пальцем на миску, в которой истекали капельками жира янтарные куски рыбы.

– Это прошлогодний лох, – пренебрежительно махнул рукой сержант. – Лично я лоха не люблю, больно уж жирён, после него часто изжога бывает.

– Чилийский лох? – попробовал пошутить Ник.

Иван юмора не понял, объяснил совершенно серьёзно:

– Обыкновенный лох, ловозёрский. Лох – это не человек вовсе, как на Большой Земле принято считать, а сёмга, зашедшая поздней осенью на нерест. Отнерестилась, но не успела вовремя уйти в море. Перезимовав в проточном озере, через которое проходит нерестовая река, такая рыба из «красной» превращается в «жёлтую», да и вкус её многократно ухудшается. Но саамы почему-то считают, что лучше ловить лохов, чем всякую там сорную рыбу – плотву, окуня, щуку…

Ник осторожно разломил ржаную лепёшку, поднёс к носу, понюхал:

– А почему выпечка пахнет хвоёй?

Иван только тяжело вздохнул:

– Понимаете, лопари всегда в муку добавляли сосновую заболонь, это такой белый внутренний слой сосновой коры. Потому добавляли, что муки всегда не хватало. Сейчас с мукой всё хорошо, перебоев в снабжении не наблюдается, а всё равно – добавляют. Привычка, одно слово, никак не могу отучить…

Агафья унесла тарелки и миски с недоеденной рыбой, вернулась с небольшим кипящим самоваром в руках. Другая саамка, на голове которой вместо платка красовалось странное сооружение, отдалённо напоминающее русский кокошник, принесла заварной чайник, сахарницу с белыми неровными кусками рафинада, большие эмалированные кружки и несколько очень крупных, уже очищенных от шкурок луковиц.

Илья, смахивая с глаз частные мелкие слезинки, ловко нарезал лук на тоненькие ломтики, разложил эти ломтики по кружкам, залил до половины кипятком, немного погодя добавил заварки и предложил:

– Разбирайте кружки, дорогие гости! Угощайтесь лопарским чайком!

Напиток получился забористым: у всех на лбу выступил обильный пот, на глазах навернулись крупные слёзы, захлюпали носы. Несмотря на это, напиток получился по-настоящему вкусный, более того, чётко ощущалось, что он ещё и очень полезный, особенно – при лечении всяческих простудных заболеваний.

Илья Озеров отодвинул свою пустую кружку в сторону, рукавом фуфайки вытер пот со лба, достал из кармана заранее набитую табаком трубку, несуетливо раскурил её, после чего спросил у Ника – нарочито небрежно:

– Так что вам у нас понадобилось, уважаемый товарищ начальник? Куда надо проводить-то?

– До Сейдозера нас проводи, очень уж хочу я с одним человеком познакомиться. Его Синицей кличут, – спокойно ответил Ник, не отрывая пристального взгляда от плоского лица председателя сельсовета.

Показалось, или, действительно, глаза бывшего шамана блеснули нехорошим огоньком, а лицо чуть заметно дрогнуло? Было не разобрать. Ильюшка тут же опустил голову и принялся старательно изучать узоры на фанерной столешнице…

С минуту поиграв желваками, Илья заговорил – негромко и почти равнодушно:





– Надо отвести к Сейдозеру? Отведу, раз надо. Это нетрудно, погоды сейчас хорошие стоят, снега мало совсем осталось. За трое суток дойдём, если в дороге ничего не случится. Только до самого озера я вас не доведу. Боюсь очень. Вместе только до Тайболы дойдём, это такое ущелье в скалах, по нему до озера три часа всего шагать. Сами дойдёте.

– А почему ты с нами до озера не пойдёшь?

– Тайбола – дорога в один конец нынче. Только в одну сторону пускает, к озеру. Обратно уже никто не возвращается, ни люди, ни олени. Раньше – все возвращались. А после того, как ваш Барченко там что-то нехорошее сделал, уже не возвращаются. – Ильюшка посмотрел на Ника правдивыми спокойными глазами и, чуть помедлив, неторопливо раскурил заново потухшую трубку.

– Товарищ Озеров чистую правду говорит, – подтвердил сержант Ефремов. – Последние годы много народу, включая людей нашей службы, отправлялись к этому Сейдозеру. Никто не вернулся, ни одного человека. Проклятое место…

Ник достал из планшета географическую карту и развернул её на столе.

– Это ваше Ловозеро, – коснулся остриём карандаша крохотного кружка на карте, – вот это – Сейдозеро. А это – твоя Тайбола?

– Смотри-ка, как хорошо нарисовали! – удивился Ильюшка, склоняясь над картой. – Да, это она и есть – Тайбола. Там Злые Духи живут. Не ходи туда, начальник!

– Хорошо, к Тайболе не пойдём, – благодушно согласился Ник. – Вот сюда пойдём, на северную оконечность озера. Доведёшь, товарищ Озеров?

– Там скалы очень высокие, в этом месте нельзя к озеру спуститься, – непонимающе передёрнул плечами Ильюшка.

– А мы – спустимся! – гордо заверил его Банкин, до этого момента оживлённо шептавшийся с Мэри. – Мы это умеем, да и всё необходимое снаряжение имеется.

– Прямо по скалам – к озеру спуститесь?

– Прямо по скалам – к озеру, – подтвердил Ник. – Так что, Озеров Илья, сейчас мы заканчиваем наши посиделки и незамедлительно ложимся спать. Завтра подъём на рассвете, завтракаем, собираемся и выступаем. Подготовь вьючных оленей, сам сообразишь, сколько голов требуется, не маленький. Есть вопросы?

– Нет вопросов, начальник! Оленей подготовлю! – бывший шаман посмотрел на Ника озабоченно, и даже – с некоторым страхом…

По утренней росе они вышли на маршрут, соблюдая следующий походный порядок: колонну самолично возглавлял Илья Озеров с охотничьим карабином, оснащённым оптическим прицелом, на плече (подарок от крайкома – за отказ от тёмных шаманских идеалов), за ним цепочкой шествовали семь северных оленей, равномерно нагружённых поклажей, потом – Ник, Банкин и Мэри, за ними трусили ещё два олешка, но налегке, замыкающим шёл молодой рослый саам по имени Ёнька.

– Не нравится мне этот Ёнька, – так, чтобы Мэри не услышала, бухтел Гешка. – Совсем не нравится. Как он, урод здоровый, пялится на Мэри. Не, командир, я точно его пристрелю, ежели что. Вот же, образина дикая…

Молодой саам, действительно, посматривал на девушку с интересом, даже подмигивал ей изредка. Мэри, которой просто безумно шёл её чёрный флотский бушлат, это нисколько не смущало, она только беззаботно улыбалась Ёньке в ответ, а Банкину изредка показывала розовый язык.

Ник только рукой махнул: мол, не до вас, сами разбирайтесь с вашим любовным треугольником.

Сопки – покатые, горбатые, всякие; холодные ручьи, которые приходилось переходить вброд; сосновое мелколесье; беспрестанно жужжащие полчища комаров и гнуса…

Комары, впрочем, почти не донимали: перед самым стартом Ильюшка выдал каждому пол-литровую стеклянную бутылку, наполненную какой-то мутной желтоватой жидкостью, коротко проинструктировал:

– Немного вылить на руку, перемешать в ладонях, протереть открытую кожу… Как часто? Да, как хотите…

Неизвестная жидкость воняла тухлой рыбой, но всех кровососущих насекомых отпугивала качественно.