Восторг

Мэлс услышала, как дверь захлопнулась за Джимом Хероном, но не обратила внимания ни на него, ни на его уход. Она не сводила глаз с лица Матиаса. Каким-то… чудом, мужчина преобразился… целиком и полностью: цвет его кожи впервые с момента их знакомства был теплым, а не серым от переживаемой боли. Шрамы исчезли. А его глаза…

Его глаза.

Тот, что всегда был мутным, сейчас прояснился, будто проблемой была некачественная линза, и он ее вытащил.

Но дело не в браке у «Бауш энд Ломб»[142], ведь так?

– Что… – Все, что она смогла вымолвить, голос пропал от каши в голове.

– Я не знаю. – Матиас покачал головой. – Я… понятия не имею…

Она протянула руку и коснулась едва различимых шрамов.

– Ты исцелился.

Как такое возможно…

Взгляд Мэлс резко переместился к зеркалу, изображение Джима Херона, стоявшего позади нее, вернулось с поразительной точностью.

А потом она услышала голос Матиаса… «Я верю в ад… потому что был там…»

О, Боже… буквально…

– В этом есть нечто большее, ведь так? – сказала она натянуто. – И это связано с Хероном.

Матиас повернул голову и в поцелуе коснулся губами ее ладони. Все, что она получила в ответ.

В последовавшей тишине Мэлс думала о том, что говорил ее отец годами. Тогда она была типичным подростком, спорила со всем и всеми: когда они ехали из церкви, она заявила, что не верит в Бога, Рай или Ад… так с чего ей портить себе каждое воскресное утро?

Ее отец посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:

– Просто потому, что ты не веришь, еще не значит, что этого не существует.

Смотря в лицо любимого мужчины, она не верила произошедшим переменам… и все же, могла провести пальцем по его коже, сейчас не отмеченной шрамами.

И, развивая мысль, Мэлс пришла к выводу, что плохо понимала все это: ни то, как все началось за пределами кладбища… ни тех двух мужчин, сопровождавших Матиаса… ни то, что произошло с ней под водой… это тоже.

Но, как сказал ее отец, это еще не значило, что все нереально.

– Я хочу поцеловать тебя. – Матиас не сводил взгляда с ее губ. – Это все, что я знаю.

Она понимала его. В водовороте замешательства и послешоковом состоянии, для нее было важно лишь одно… лишь одно казалось реальным… что она хотела быть с ним любым способом, каким только возможно.

Губы Мэлс замерли в дюймах от его, и она прошептала:

– Мне кажется, что сейчас кровать освободилась.

Матиас сократил дистанцию, легко касаясь ее губ. Потом он поднялся на ноги и поднял ее, запустив одну руку под колени, а вторую – под руки.

– Подожди, я слишком…

Она не успела произнести «тяжелая». Он поднял ее с кресла и, уверенно держа над полом, отнес к кровати нехромающей походкой.

– Что произошло в ванной? – снова спросила она.

Вместо ответа он уложил ее на покрывало, а потом оседлал ее бедра, нависая над ней.

– Я не знаю… и это правда. Я вошел внутрь и… Эдриан… слушай, давай не будем об этом сейчас. Давай… займемся другим… описав произошедшее словами, понятней при этом не станет.

У нее возникло чувство, что он прав. Все бессмысленно, кроме нужды быть с ним… и утверждение приобрело особенную правоту, когда он провел пальцем вниз по ее горлу и до выреза на кофте.

– Где ты достала это платье.

– Это плащ. Складной… я всегда ношу его в сумке.

– Без молнии?

– Да.

Он слегка улыбнулся, но потом вновь помрачнел… будто вспоминал, почему ей пришлось сменить одежду.

– Не думай об этом, – сказала она ему. – Не сейчас.

В конце концов, оба могут играть в игру «Забудь об этом».

– Как я могу, – сказал он серьезно. Но потом наклонился и поцеловал ее, нависая над ней, его руки потянулись к поясу, который удерживал две половины плаща вместе…

– На тебе под этим ничего нет? – выдохнул он.

– Абсолютно.

Он слегка отстранился.

– Не могу решить, это либо самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышал…

– Либо?

– Либо я хочу убить любого, кто увидит тебя в таком виде.

– Я ничем не сверкаю.

– Это тут не причем.

Собственническая нотка в его глубоком голосе заставила ее улыбнуться… особенно когда он распахнул плащ и скользнул своими большими ладонями по ее телу. Его рот повторил путь, губы были мягкими, а зубы острыми – когда нежно прикусывали кожу, задерживаясь на каждой груди, пока сосок не становился напряженным.

Она остановила его прежде, чем он зашел слишком далеко.

– Я бы хотела принять душ… присоединишься ко мне?

– Думаю, все и так хорошо, – заблестел из-под ресниц его взгляд.

– Пошли со мной.

Когда она села, он скатился в бок.

– Я посмотрю, как насчет этого?

– Если это то, чего ты хочешь.

В ответ донеслось «да, мадам», самое громкое из всех возможных… и она была намерена начать представление раньше: обнаженной встав с кровати, она намеренно медленно потянулась руками за головой и выгнула спину, груди были напряжены.

Особенно когда она обхватила их руками и потерла пальцем соски.

– Черт… возьми, – простонал он.

Мэлс неспешно обошла кровать, позволяя Матиасу разглядывать ее тело, когда ее руки скользнули по бедрам и ягодицам. Была в этом уединении свобода, в том, как свет лампы на столе падал на нее сбоку, в том, как его горячий взгляд преследовал каждое ее движение.

– Ты со мной? – спросила Мэлс.

– Да… – Он собирался сесть, но потом нахмурился, посмотрев с замешательством на свое тело. – О… да.

– Ты можешь не раздеваться, – сказала она мягко, не желая смущать его. – И в ванной полно свободного места.

Матиас покачал головой, будто пытался прояснить мысли.

– Да. – Он неловко рассмеялся. – Кстати, кажется, это – предел моего словарного запаса в настоящий момент.

Снова повернувшись к нему спиной, она услышала, как Матиас с шорохом поднялся с кровати, а потом его теплые ладони легли на ее талию, и он прижал ее к себе. Целуя ее плечо, руками обхватывая груди, приподнимая их, лаская.

– Мэлс… Боже, так приятно касаться тебя. – Он потерся носом о ее затылок и ухо. – Ты…

– Не желаете взглянуть, насколько талантливой я могу быть в обращении с мылом?

– О, черт.

– Приму за «да».

В ванной, она наклонилась и включила душ, в это время Матиас опустил стульчак и сел на унитаз, потирая челюсти так, будто был голоден и с нетерпением ждал трапезы.

– Разумеется, ты не станешь задергивать ее, – сказал он.

– Шторку?

– Да.

– А если задерну?

– Я сорву ее с креплений.

Она отодвинула перегородку с дороги.

– Ну, нельзя допустить, чтобы ты начал крушить этот номер.

Мэлс зашла под теплые струи и снова выгнулась, становясь под воду. Потом она повернулась и намочила волосы, запрокинув голову, поток воды касался ее, словно руки.

Его руки.

Мыло было предоставлено гостиницей, небольшой брусок, стертый Матиасом, и, намочив его, Мэлс почувствовала имбирь, душный воздух принес этот аромат прямо к ее носу.

Так скользко.

По шее и грудям, потом ниже, по животу и бедрам… она водила мылом повсюду, пузыри покрывали ее кожу, а потом соскальзывали вниз изумительными струйками… некоторые из них устремлялись между ее ног.

Матиас сидел, не шевелясь, поедая ее взглядом, будто то, что он видел, было сверх меры…

На мгновение она сбилась с ритма, загадка его исцеления снова завладела ее мыслями… но потом он сказал:

– Помочь со спинкой?

Хриплость в его голосе привлекла ее внимание:

– Терпение.

– Чего нет – того нет.

– Придется научиться. – Когда он выругался, грязно и тихо, Мэлс улыбнулась и наклонилась к ногам, влажные и полные груди покачнулись при этом. – Оно благотворно влияет на душу.

– Как и ты. И, ради всего святого… не останавливайся.

С удовольствием подчинившись, Мэлс не спеша провела по икре и голени, ее соски покачивались из стороны в сторону, касаясь бедер…

– Позволь я продолжу. – Он наклонился и выхватил мыло. – О, милостивый Боже… Я должен прикоснуться к тебе.