Восторг

– Мы не можем пронести его через холл, не привлекая… – вмешалась Мэлс.

– Хорошая мысль. – Эдриан поправил вес Джима и обратился к нему. – Ты же можешь устроить шоу, так, босс?

«Босс?» – подумал Матиас.

– Я с вами, – сказала Мэлс, исчезнув за парусными лодками. – Дайте мне минуту.

Чуть больше, чем через шестьдесят секунд, она вышла другой. Буквально. Она сняла мокрые штаны и рубашку и заменила их черным платьем; зачесала волосы к шее и чем-то перевязала их, а также надела пару туфель без каблука.

Кто же знал, что в ее сумке поместится целый гардероб?

Мэлс подошла прямо к нему.

– Окажи себе услугу и никогдане говори со мной таким тоном. В этот раз я закрою на это глаза. Но в следующий я выбью это отношение прямо из твоего рта… ты понял?

Ладно. Он мог быть почти возбужден прямо сейчас.

– Пойдем, – объявила Мэлс, ныряя под другую руку Джима, кладя ее себе на плечо. – Боже, ты тяжелый…

Они повели пациента к двери, и, видя, как Мэлс прикасается к другому парню, Матиасу захотелось схватить ублюдка и скинуть его с причала с якорем на шее.

Он пошел следом, потому что хотел ответов… и хотел ее.

Черт, нет ничего сексуальнее женщины, которая может о себе позаботиться. Но, проклятье, два раза за сутки побывать на волосок от смерти?

Мэлс определенно расскажет ему, что здесь произошло на самом деле.

***

Когда F-150 подъехал к камердинерам на подземной парковке «Мариот», никто из парней в ливреях не ждал того, что из кабины выйдет много народу, как в цирковом трюке. Но именно это и произошло.

«Сюрприз», – подумала Мэлс, выйдя из машины первой.

Мэлс предположила, что со стороны выглядит презентабельно в своей наскоро подобранной одежде, однако она пахла мертвой рыбой, и в действительности была одета в складывающийся дождевик и носки с твердой подошвой в качестве обуви. Но вряд ли менеджеры отеля задержат ее за «горячий» внешний вид?

Или, скорее, «холодный»… потому что дрожь из-за реки и страха все еще пробирала до костей.

Следующим из пикапа вышел Матиас, и лакей отошел от него на шаг. Умный ход: его настроение было самым что ни на есть отвратительным, лицо так напряжено, что, казалось, он вот-вот взорвется… но это его проблемы, не ее. Если ему хочется поговорить, то он может сделать это как взрослый человек, и не кричать, а понизить голос.

Наклонившись, он помог Джиму вылезти, ничего странного, будто парень всего лишь страдал нарушением суточного ритма организма или же гастроэнтеритом[139]. И Херон умудрился взять себя в руки. Хотя он трясся, если знать, где искать проявления дрожи, парень самостоятельно дошел до двойных дверей в нижнем холле, каждый шаг был размерен и умышленно тверд.

«Эдриан» быстро подошел к нему, большими шагами сокращая расстояние, обернул руку вокруг парня, помогая ему оставаться на ногах.

Почему-то она не считала совпадением, что мужчина у мотеля был связан с Хероном. Но сейчас едва ли подходящее время задавать подобные вопросы.

И это было жутковато. Люди, входившие и выходившие через двойные двери, даже не смотрели на Джима… и, похоже, не потому, что были тактичны.

Как они могли не заметить кого-то, выглядевшего таким пьяным и не способным стоять на ногах? Ведь подобные вещи всегда привлекают людские взгляды.

Словно парня здесь вообще не было.

Странное предупреждающее покалывание задело нервные окончания на шее…

В этот самый момент Эдриан обернулся через плечо, его глаза мерцали, совершенно не походя на человеческие… но в них не было угрозы.

– Мэлс, ты идешь?

Встряхнувшись от глупости, она подошла к лестнице и присоединилась к трем мужчинам у лифта.

– Да, я здесь.

Недостаток кислорода, очевидно, оказал влияние на ее мозг… а, может, после последней пары дней ее надпочечники просто пребывали в состоянии повышенной тревоги, и кто мог их винить? С другой стороны, нет причин пропадать в стране грез. Джим Херон не невидим. Люди не вели себя странно. И незачем превращать жизнь в книгу комиксов, где у людей есть магические способности.

Она журналистка, в конце концов… а значит, беллетристика не для нее.

Поднявшись на лифте на первый этаж, им пришлось совершить еще один переход через ковер, а затем вновь поддерживать Джима как учившегося ходить ребенка. К счастью, большинство людей, стоящих вокруг в ожидании, были вымотанными туристами, и даже если кто-то проедет на роликах в костюме клоуна, бренча на гавайской гитаре, они вряд ли заметят.

Да, вот почему на них никто не обращал внимания.

Когда у тебя синдром смены часовых поясов и отвратное самочувствие, на других людей тебе попросту плевать.

– Мне нужна ванная, – прохрипел Джим.

– Две минуты, – ответил Эд.

Двери лифта проворно открылись, сам он быстро поднялся, они и опомниться не успели – и пока не начался беспорядок – как оказались на шестом этаже, волоча ноги, почти подпрыгивая, чтобы доставить неминуемое извержение поближе к туалету Матиаса.

Как только они вошли в номер, Джим с Эдрианом исчезли в уборной. И она осталась с глазу на глаз с…

– Прости.

Когда Матиас заговорил, она вздернула брови. Учитывая его хмурый взгляд, он явно все еще психовал, поэтому извинение – последнее, чего она ждала.

– Ты права. Мне не следовало вот так накидываться на тебя. – Он запустил руку в волосы и взъерошил их. – Мне все труднее не думать о тебе как о своей… а значит, появившись в изолированном месте и увидев тебя всю мокрую, замерзшую и, очевидно, ошеломленную, я почувствовал себя так, будто подвел тебя, потому что меня не было рядом.

Так, теперь ей хотелось разинуть рот от удивления.

– Ты сильная женщина и можешь позаботиться о себе… но это не значит, что я не стану реагировать как типичный парень, чьей женщине причиняют боль или подвергают опасности. Я импотент, но не бесполый. – Он выругался. – Не говорю, что это правильно, но такова правда.

Матиас посмотрел ей прямо в глаза.

И в повисшей тишине она могла сказать лишь… «Я тоже тебя люблю».

Потому, что именно это он говорил ей прямо сейчас… это было видно в его твердом взгляде, его спокойных, важных словах, гордой линии подбородка.

Боже, он так сильно напоминал ей отца: сначала стреляй, потом задавай вопросы, но всегда называй вещи своими именами.

– Все нормально, – хрипло сказала она. – Я знаю, что в последнее время вещи выбились из привычной колеи. Все на взводе.

На этой ноте для нее было шоком осознавать, что ей хотелось сказать мужчине эти три слова… но она не поддалась импульсу. Было… слишком рано. Как давно они встретились? Два дня назад? Три?

Внезапно он начал выписывать круги, трость наклонялась под крутым углом, указывая, что ему было больно. Остановившись у окна, Матиас раздвинул шторы и выглянул на улицу. Не для того, чтобы полюбоваться пейзажем, догадывалась она. Ему нужен был предлог, чтобы постоять на одном месте.

– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала, – резко сказал он.

– Что?

– Я хочу, чтобы после моего отъезда ты начала пристегиваться.

Пару секунд Мэлс не отвечала, напоминание о том, что он оставляет ее, ударило словно пощечина.

– Эм…

Он обернулся через плечо.

– Мэлс, я серьезно. Ты сделаешь это ради меня?

Мэлс подошла к кровати и села на нее, разум наполнили случайные мысли: ей очень хотелось принять душ… Боже, она надеялась, что никто не найдет ее одежду прежде, чем она вернется за ней… она действительно зашла в «Мариот» как проститутка – без нижнего белья под дождевиком?

Все это – просто когнитивный диссонанс, стратегия уклонения от вопроса.

Решив взять себя в руки, она сказала:

– Ты знаешь, почему я не пристегиваюсь?

– Умереть хочешь?

– Мой отец был пристегнут, и именно поэтому погиб в аварии. – Когда Матиас медленно повернулся, она кивнула. – Ремень удержал его на месте. Без него он бы спрыгнул с сиденья, и половина его тела не была бы размозжена. Понимаешь, его машина врезалась в один из тех эвакуаторов, перевозящих оборудование для работ на лужайках. И металлический край пронзил дверь. Когда парамедики добрались до него, он все еще был жив, потому что сдавливание замедлило потерю крови. Черт, он даже был в сознании. Он… – Ей пришлось кашлянуть. – Он знал, что умрет в той чертовой машине. Как только его вырежут, он истечет кровью… и он… он зналэто. Он был в сознании и все понимал… должно быть, ему было чертовски больно. Я не… я не знаю, как люди ведут себя в подобных обстоятельствах. Но знаешь, что сделал он?