Восторг

Он не хотел, чтобы она брала его в рот.

Слишком интимно, как бы странно это ни звучало.

Уже приготовившись войти в нее, он замер.

Джим Херон стоял напротив них, руки ангела скрещены на груди, глаза прищурены, и в них читалось бешенство.

Отличный выбор времени. Просто превосходный.

Но он не собирался останавливаться сейчас. Его яйца напряжены как кулаки, а из кончика члена вот-вот вырвется сперма.

Эд пожал плечами и вошел в женщину. Если Джиму хотелось наблюдать, пожалуйста. Черт, если он захочет присоединиться, Эдриан возражать не станет.

Хотя последнее маловероятно, учитывая выражение его лица, кричавшее «я надеру тебе зад».

Да пофиг.

Закрыв глаза, Эд отдался скользкой компрессии, в которой находил утешение так часто в прошлом.

Боже, он до боли скучал по Эдди.

***

Шестью этажами выше, в своем номере, Матиас без остатка отдался чувствам. Потерял рассудок. Освободился от оков.

Целуя Мэлс, он добрался до пуговиц на ее шелковой блузке и расстегнул их, одну за другой, тонкая ткань открывала еще более нежную кожу… и накрытую хлопком грудь, которая свела его с ума. Боже, всего этого уже слишком много, звук их сливающихся губ, затрудненное дыхание, шорох одежды… вид Мэлс. А также то, как она двигалась рядом с ним, ее тело волнами касалось его, то грудью, то бедрами.

Матиас хотел покрыть поцелуями все ее тело, и это произойдет прямо сейчас… он начнет с ее горла. Прокладывая свой путь по гладкой шее к ее ключице, он поднял руку, положив ее прямо под грудь Мэлс, проведя большим пальцем по краю бюстгальтера.

Он хотел немного ее подразнить… но не вышло.

– О, Боже, да… – произнесла Мэлс, когда он подключил к действию руки.

При звуке ее стонов Матиасу пришлось остановиться и собраться, уткнувшись ей в волосы, пытаясь обрести контроль: нужда поглотить ее была столь сильной, что его немного трясло, ведь он не знал себя достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что не навредит ей.

Однако отступать поздно.

Бюстгальтер был снят в следующее мгновение: расстегнув застежку спереди, Матиас уставился на розовые соски и бледные изгибы.

Он зарычал. По крайней мере, предположил, что этот звук шел от него.

Либо так, либо в номер каким-то образом забралась пума.

Матиас опустил голову и втянул ее сосок в рот, обводя его языком, лаская, облизывая. Он не оставил без внимания второй, просто не мог – его пальцы сжали, а затем ущипнули напряженную вершинку, говоря ей чуть подождать, что скоро он ей займется…

Внезапный укол в шее означал, что Мэлс вонзила в него ногти, и вдруг ее бедра вошли в раж, будто это лоно управляло движениями, а не разум… и оно определяло ее как женщину, хотевшую того, что он мог дать ей.

Или, скорее, хотевшую того, что он дал бы ей, если б мог.

Дерьмо.

Мэлс подталкивала и терлась о его пах, но вопреки жару, разлившемуся в его крови, его тело не могло ответить чисто мужской реакцией. Не было ни твердого возбуждения, чтобы войти в нее, ни эрекции, за которую она могла бы схватиться, ни толстого члена, вокруг которого она могла сомкнуть губы, дабы отплатить за то, что он сделает в ближайшую минуту или две.

Когда сокрушительная горечь нахлынула на него, грозясь резко закончить происходящее, одного лишь стона Мэлс хватило, дабы вернуть Матиаса к действию: ничего из этого не имело значения. Он только хотел, чтобы ей было хорошо, поэтому в критический момент – когда ей захочется полного соития – ему придется проявить изобретательность.

Подняв голову, он всмотрелся в ее раскрасневшееся лицо и дикие глаза. Ее волнистые волосы разметались по подушке, а щеки приобрели цвет костюма Санты.

Боже, она была невероятна.

Не разрывая зрительного контакта, он оторвался от Мэлс, чтобы опуститься меж ее раздвинутых ног. И в течение этой паузы, прежде чем все стало действительно серьезно, Матиас представил себя, каким он был раньше, сильным, властным, тело могло доминировать, как и его воля.

И прямо сейчас он был рад, что остался в майке. И он чувствовал себя… настоящим везунчиком.

У нее было все, у него – ничего. Но она все равно хотела его.

В этот момент он понял, что влюбился в нее.

Перемена в его сердце и душе не имела смысла, и все же эмоциональная логика была такой убедительной, в центре груди разливалась теплота, которой не было там раньше: Матиас знал, хоть и без подробностей, что провел всю жизнь, погрязнув в запутанной жестокости, но вот он здесь, обнажен перед Мэлс, несмотря на одежду, его приняли за внутренний мир, а не за то, как он не выглядел и что не мог сделать.

Откровение изменило его внутри, заставляя действовать медленнее, а не в спешке, в которой он взялся за Мэлс.

Теперь Матиас двигался сознательно, направляясь к пуговице и молнии на ее брюках, расстегивая их, не торопясь. Распахнув ширинку, он наклонился и поцеловал нижнюю часть ее живота, ниже пупка, но выше ее разумных, невероятно эротичных бикини.

Кому нужны эти вычурные кружева и шелковая дребедень? Его устраивал простой хлопок, пока именно она носила его.

Боже, ему хотелось ласкать ее языком сквозь чертову ткань.

– Я собираюсь раздеть тебя, – сказал он голосом, пропитанным сексом.

С очередным сводящим с ума стоном, Мэлс склонила голову набок и наблюдала, как он снимает то, что накрывало нижнюю часть ее тела, и поднесла руку ко рту.

Матиас вложил пальцы Мэлс меж ее губ.

– Оближи их для меня… о, черт, да…

Мэлс сделала так, как он сказал, ее щеки втянулись, когда она повиновалась, а затем между указательным и средним пальцами показался ее язык, а потом костяшки вновь исчезли из виду.

– Нравится? – спросила она, вынув их.

Ему пришлось закрыть глаза. Либо так, либо полный нокаут… потому что он мог думать только о своем члене в этой влажной, теплой хватке, о ней у своих бедер, ее голове, двигающейся взад-вперед, в то время как этот процесс окутал его.

– Ты прекрасна, – прорычал он, перебросив ее штаны через плечо.

Пора приниматься за дело.

Его губы задержались на верхнем краю ее трусиков, прокладывая дорожку к бедру, за ртом следовали пальцы, касаясь легко, ласково. Добравшись до бока, он снял хлопок с ее тела, стягивая по ее длинным ногам.

Он своим ртом занялся с ней любовью.

Лучший сексуальный опыт в его жизни. Все внимание уделялось ей: тому, что она чувствовала, что ей нравилось, насколько далеко он мог завести ее прежде, чем дать ей кончить… и это было поразительно. У него также не было намерения останавливаться в скором времени. Ладонями Матиас поднял ее бедра и наклонил их, вытянувшись, готовый оставаться в таком положении вечно.

И ведь он все-таки мог войти в нее.

Высунув язык, он ритмично проникал в ее тело, чередуя волны с большими глотками, щекочущими вершину ее лона. Быстрее. Глубже. Сильнее. Он хотел, чтобы она кончала на него снова и снова, продолжала достигать пика на его губах, вырывалась и с огнем в глазах возвращалась на землю до конца их естественной жизни.

– Дай мне, что я хочу, – сказал он. – Дай то, что мне нужно…

Положив пальцы к себе в рот, Матиас облизал их и погрузил в нее, и, боже, это было замечательно. Особенно когда Мэлс достигла оргазма, пульсация сжала что-то, что, казалось, растеклось по нему, будто он кончал вместе с ней.

Когда все закончилось, он остановился, чтобы перевести дыхание, Мэлс лежала на кровати в великолепном забвении, грудь вздымалась, тело совершенно расслаблено, кожа залита краской.

Она оправилась не сразу. Мэлс даже пыталась заговорить пару раз, но не смогла.

Любой парень почувствовал бы себя мужчиной.

– Это было… невероятно.

Мэлс, скорее, промурлыкала эти слова, нежели сказала, и это было просто великолепно.

Матиас улыбнулся, чувствуя себя немного коварным – не в плохом смысле этого слова, а в мужественном – когда желанная тобою женщина лежит в твоей постели, на спине, обнаженной, и ты определенно собираешься уделить ей еще внимания.