Страница 21 из 37
"А я-то думал, что мужчины вам надоели", — признался я Надежде в минуту краткого отдыха. "Мужчины никогда не надоедят женщине, — усмехнулась Надежда. — Женщина может так думать, но в таком случае она ошибается. Рано или поздно она поймет свою ошибку, встретив мужчину, за которым готова будет пойти на край света". В этих словах мне послышалось признание, и я смущенно замялся, подыскивая ответ. Однако Надежда избавила меня от этого труда, продолжая говорить — неторопливо, словно сама с собой: "За вами, поэтами, наверное, не стоит идти на край света, потому что вы слишком влюбчивы. Но и устоять перед вами невозможно, потому что вы каждой женщине напоминаете о том, что у нее есть сердце, способное бескорыстно любить. Вам может казаться, будто женщины предпочитают вам деньги, но это только видимость — на самом-то деле они всю жизнь мечтают о вас, даже сами себе не отдавая в этом отчета. Нет смысла обвинять их в продажности — всякая женщина стремится так или иначе повыгоднее себя продать, уж так они устроены. Нас же вы ни в чем не обвиняете? А ведь мы, в сущности, есть образ ваших дам". Я задумался было над этим неожиданным заключением, но Надежда прильнула сначала к моим устам, а затем к моему соску такими будоражащими поцелуями, что я ощутил прилив яростного желания, повернулся и набросился на нее, как лев. Вскоре ее лукавый смешок сменился блаженным стоном, и вновь весь мир исчез для меня — точнее, он сосредоточился в любимой, удивительной и неисчерпаемой. Прошу читателя простить мне некоторую высокопарность слога, ибо я абсолютно искренен — вспоминая о той ночи, я и впрямь испытываю самые возвышенные чувства.
Итак, после многих причудливых схваток мы наконец заснули друг у друга в объятиях с твердым намерением утром продолжить свои забавы. Однако намерению этому не суждено было осуществиться, поскольку наш сладкий утренний сон был прерван наглым стуком в дверь, способным разбудить и покойника. "Кто там?" — услышал я голос Евгения, спрыгнул с кровати и мгновенно натянул брюки. "Двести грамм", — с грубым хохотом ответили Евгению и снова забарабанили в дверь. "Мы же разобрались! — возмущенно воскликнул Евгений. — Чего вам еще надо?!" — "Не знаю, с кем вы там разобрались, — отвечал грубый голос из-за двери. — Открывайте, писаки хреновы, а то хуже будет!" Я вышел в гостиную и столкнулся там с Евгением — сидя на корточках, он открывал свою дорожную сумку. "Это какие-то другие бандиты, — сообщил Евгений, подняв на меня глаза. — Им нужны именно мы. Точнее, именно вы". Он извлек из сумки несколько увесистых свертков, сноровисто развернул их, и моим глазам в ворохе газет и полиэтиленовых пакетов предстали тускло поблескивающие части пулемета неизвестной мне конструкции. С ловкостью фокусника Евгений собрал оружие, смачно лязгая его металлическими сочленениями. Бандиты между тем продолжали безмятежно ломиться в дверь, уверенные в собственной непобедимости. Снаружи доносились их реплики, полные предвкушения близкой расправы. Щелкнула вставленная лента, Евгений вскинул собранный пулемет к бедру и передернул затвор. К этому моменту за его действиями уже наблюдали из соседних комнат все поэты и их подруги. "Евгений, может, не надо стрельбы? Всех соседей перебудим", — робко заикнулся Григорьев. "Молчите, трусливые койоты, — проскрипел Степанцов, уже успевший опохмелиться. — Жека, вали этих козлов, я за все отвечаю". Евгений с пулеметом наперевес шагнул было в прихожую — судя по всему, он еще не утратил надежды договориться с бандитами по-хорошему. Однако он тут же отпрянул, потому что снаружи грохнули выстрелы и пули, пробив дверь, со щелканьем заметались по прихожей. Переждав секунду, Евгений вновь ринулся вперед и с бедра открыл огонь по двери, за которой копошились бандиты. Квартира мгновенно наполнилась оглушительным грохотом, звоном стреляных гильз и кислой вонью пороховых газов. Щепки от расстреливаемой двери долетали даже до гостиной, а с лестницы доносились оглушительные щелчки и взвизги рикошетирующих пуль. На секунду стрельба смолкла, но в следующую секунду Евгений услышал шевеление на лестничной клетке и снова открыл огонь. Казалось, этот ужасный грохот никогда не прекратится, но едва эта мысль промелькнула в моем мозгу, как у Евгения кончилась лента и воцарилась тишина. Морщась от звона в ушах, я шагнул в прихожую, но тут же поскользнулся на стреляных гильзах, устилавших пол, и только чудом сохранил равновесие. Изрешеченная пулями дверь теперь представляла собой подобие ажурной сетки, в ячею которой с лестницы струился тусклый свет. Снаружи также царила полная тишина, если не считать приглушенного мяуканья перепуганной кошки в какой-то квартире. Евгений пнул дверь ногой, и она осыпалась на порог с шорохом и легким постукиванием. За нею открылась затянутая пороховой дымкой лестничная площадка, на первый взгляд казавшаяся пустынной. Однако уже в следующий миг я увидел на кафельном полу двух лежавших навзничь бандитов — раскинув руки и ноги и старательно зажмурив глаза, они бездарно притворялись мертвыми. Евгений подошел к ним и отвесил пинка сначала одному, а потом другому. "Уй-уй-уй! Ты чего делаешь, фашист?! Больно же!" — застонали бандиты. Неохотно поднявшись и всем своим видом изображая ужасные страдания, они привычно заложили руки за спину и поплелись в нашу квартиру, где их тут же заперли в ванной. Было ясно, что остальные налетчики прячутся где-то поблизости, потому что на площадке слышалось их шумное дыхание. Внезапно один из них выскочил из-за выступа стены, одним прыжком достиг железной двери лифта, распахнул ее и с ревом отчаяния бросился в шахту. Следом тут же проехал лифт, и по донесшемуся снизу липкому хрусту я понял, что он раздавил бандита. Однако через минуту сквозь мутное стекло окна я увидел, как преступник, сплющенный, словно краб, боком вывалился из подъезда и с необычайной быстротой покатил по двору, невнятно бранясь и грозя кому-то кулаком. Тем временем у другого бандита, прятавшегося за тем же выступом, не выдержали нервы, и он бросился на обитую дерматином дверь одной из квартир в надежде его протаранить. Когда его попытка оказалась тщетной, он принялся царапать обивку ногтями, покрывать ее слюнявыми поцелуями и с плачем причитать: "Ну откройте, ну чего вы, ну пожалуйста… Ну будьте людьми… Озолочу, бля…" Его с трудом оторвали от двери и препроводили в ванную, причем он вопил: "Дяденьки, не надо!" — и плакал навзрыд. Пока мы управлялись с ним, Евгений заметил на площадке маршем ниже еще одного бандита. Негодяй попытался спрятаться в мусоропроводе, однако сумел пролезть в отверстие только до пояса и затем застрял. Поняв, что его обнаружили, он начал дрыгать ногами, стараясь лягнуть подходящих врагов, и что-то угрожающе выкрикивать.
Впрочем, его выкрики доносились к нам только невнятным гулом, раздававшимся в трубе. Подойдя к бандиту, Евгений отколол с лацкана своего пиджака университетский значок и вонзил булавку значка в вызывающе торчавший из мусоропровода бандитский зад. Прогремел гулкий рык, труба зашаталась, все здание затряслось и раздалось оглушительное чпоканье, словно выдернули пробку из гигантской бутыли. Это бандит одним рывком освободился из своего плена и тут же издал такой вопль, от которого у всех заложило уши. "Гады, — побагровев от обиды и заливаясь слезами, бессвязно забормотал затем бандит, — гады, булавками колются…" Не найдя больше слов, он широко разинул щербатый рот и заревел на весь подъезд, словно гигантский младенец. Какая-то бабушка, вышедшая выносить мусор, сделала нам замечание за то, что мы не можем успокоить ребенка. "Сейчас успокоим", — скрипнув зубами, пообещал Евгений, и бандит тут же притих, со звериной чуткостью уловив угрозу в его голосе. Захваченного налетчика погнали в ванную, а Евгений погрузился в раздумье: он полагал, что бандитов было больше, и не мог понять, куда делись остальные. В этот момент облачко побелки плавно опустилось с потолка, заставив его чихнуть. Евгений посмотрел вверх и удивленно приоткрыл рот. Я проследил за его взглядом и тоже не поверил своим глазам: два бандита прилепились к потолку и застыли в таком необычном для человека положении, словно ящерицы-гекконы или огромные клопы. "Эй вы, слезайте оттуда", — обратился к ним Евгений, но они и не подумали слезть, притворяясь, будто ничего не слышат. Евгений ушел в квартиру и вскоре вернулся, но теперь вместо пулемета в руке у него был большой черный пистолет. "Последний раз вам говорю, уроды, слезайте оттуда, иначе стреляю", — пригрозил Евгений. Ответом послужило невыразимо тоскливое урчание в кишечниках у негодяев. Евгений на всякий случай отошел в сторону и вскинул пистолет. "Может, не надо?" — попытался я помешать смертоубийству, но наш редактор ободряюще улыбнулся мне и нажал на спуск. Вместо грохота выстрела пистолет неожиданно издал звук "ссык!" и выпустил струйку теплой воды в одного из громил. Затем Евгений точно так же обрызгал второго. Видимо, теплая вода нарушила сцепление бандитов с потолком, потому что через несколько минут терпеливого ожидания сначала один, а потом другой головорез с отвратительным чавканьем отклеились от потолка и рухнули на пол к нашим ногам. Некоторое время они, кряхтя, возились на полу, пытаясь симулировать тяжелые увечья. Однако Евгений холодно произнес: "Ну, я жду. Долго еще будем ваньку валять?" — и бандиты неохотно поднялись, заложили руки за спину и были также отконвоированы в ванную.