Страница 1 из 37
Добрынин Андрей
ДЕСЯТИГЛАВ, или ПОДВИГ БЕСПЕЧНОСТИ
Добрынин Андрей Владимирович родился в Москве в 1957 г. и, не успев в полной мере вкусить всех радостей детского возраста, был, как и многие его сверстники, сдан в среднюю школу (знаменитая школа № 9 с английским уклоном). С тех пор так и пошло: Тимирязевская сельхозакадемия (экономический факультет), аспирантура, диссертация, преподавательская работа, многочисленные курсы повышения квалификации… Однако пережитый в детстве стресс не давал юноше покоя, заставляя в виде протеста непрерывно сочинять как стихи, так и произведения более крупных форм. Известность пришла в начале 90-х: к этому времени наш поэт уже успел сменить преподавательскую стезю на работу в издательстве и примкнуть, хотя и не всецело, к движению куртуазных маньеристов. Издательским работником и одновременно поэтом А.Добрынин остается и по сей день, однако теперь он еще и прозаик (9 романов), и деятель рок-культуры (песни для культовой рок-группы «Идолы молодежи»).А.Добрынин — участник девяти совместных сборников куртуазных маньеристов и автор десяти собственных поэтических книг, большей частью весьма далеких от всякой куртуазности. А.Добрынин — убежденный холостяк, тратящий большую часть доходов на пополнение своей и без того уже уродливо разросшейся библиотеки. По гороскопу он, как понятно из вышесказанного, Рак.
Жить для бессмертия — и цель, и долг.
Унамуно
Беспечный и от воды жиреет.
Каракалпакская пословица
Глава 1
Вправе ли мужчина жить на деньги своей любовницы? Этот вопрос уже много столетий мучит философов, писателей и просто людей, стесненных в средствах. Однозначного решения здесь, видимо, не имеется — все зависит от конкретной ситуации. Вот и рассмотрим такую ситуацию: а что, если небогатый мужчина является в то же время еще и человеком творческой профессии? Тогда, на мой взгляд, интересующий нас вопрос приобретает уже однозначное решение: художник не только вправе, но даже обязан требовать у любовницы средств на свое содержание. В противном случае нищета не позволит ему создать те прекрасные произведения, которые являются смыслом и оправданием его жизни и создание которых является его нравственным долгом перед обществом. Кроме того, живя на средства любовницы, художник наделяет смыслом также и существование этой женщины. Она ведь могла бы тратить деньги неизвестно на что и в самой дурной компании, а так ее деньги становятся важным подспорьем в деле создания нетленных шедевров, приносящих радость многим поколениям. Поэтому величайшим лицемерием кажется мне стремление многих моих собратьев по поэтическому цеху найти себе хорошо оплачиваемую, но совершенно не творческую работу, удушающую их вдохновение, в то время как вокруг столько богатых женщин. И такое, не побоюсь этого слова, преступление совершается лишь из боязни прослыть альфонсом! А ведь само слово "альфонс" совершенно бессодержательно, поскольку тут в одну кучу сваливаются как ушлые молодчики, стремящиеся просто пожить в сытости и неге за счет женской слабости и собственной мужской привлекательности, так и подлинные творцы, для которых жизнь на средства любовниц — своего рода нравственная необходимость, дабы суметь выполнить нешуточные моральные обязательства перед обществом и перед Высшей Силой, наделяющей художника талантом.
Все эти неоспоримые мысли пронеслись в моем мозгу однажды утром, когда я, еще не открывая глаз, лежал в постели и пытался определить уровень собственной материальной обеспеченности. Результаты моих подсчетов и прикидок оказались, увы, неутешительными — приходилось признать, что очень скоро передо мной во весь рост встанет проблема примитивного физического выживания. А ведь для того, чтобы творить, художнику далеко не достаточно поддерживать в себе искру жизни в биологическом смысле этого слова. Обратитесь, например, к любому зоотехнику, и он вам скажет, что корм, потребляемый сельскохозяйственным животным, делится на две части — "поддерживающий" и "продуктивный". Если поддерживающий корм — это то, что требуется животному, дабы оно не околело, то молоко и привес скот будет давать лишь при том условии, если сверх поддерживающего корма ему дадут еще что-нибудь. А ведь смысл физической жизни скота придают именно надои и привесы — они, если хотите, представляют собой его нехитрое творчество. Отсюда следует, что художнику для творчества помимо простого физического выживания необходимы отвлечение от житейских забот, яркие впечатления, сменяющиеся, словно в калейдоскопе, комфорт, пища для ума и фантазии, веселье и разнообразные наслаждения. Только тогда из-под его пера (или кисти) польются творения, способные всколыхнуть ума и души современников. А на злопыхательство завистников, выдающих себя за блюстителей морали, не следует обращать внимания. Ныне уже никого не интересует, на какие средства жили Буше, Грез и Фрагонар, имели они богатых любовниц или нет. Какое значение имеют подобные сведения по сравнению с их потрясающими полотнами? Итак, неспешно проанализировав свое материальное положение, я пришел к выводу, что если я не сумею в ближайшее время радикально увеличить свои доходы, то моему творчеству грозит неизбежное угасание. И если даже я найду работу, то это скорее всего не станет решением проблемы, ибо тогда физические и духовные силы все равно будут расходоваться не на творчество, а на добывание хлеба насущного. Значит, оставались два выхода — либо присосаться к какому-нибудь фонду, созданному властями для поощрения своих многочисленных лизоблюдов из числа творческой интеллигенции, либо найти богатую любовницу. Первый путь для меня по моральным соображениям был неприемлем, тогда как второй являлся достойным, простым и многократно ранее испробованным. Требовалось соблюсти лишь одно условие: будущей любовнице следовало обладать действительно значительным состоянием, поскольку честь не позволила бы мне создавать спутнице жизни материальные неудобства. А для владелицы крупного состояния содержание одного мужчины со скромными потребностями обычно не составляет трудностей, если только она не склонна к мотовству. Впрочем, от мотовства тоже существует лекарство: когда одна американская миллиардерша принялась делать мне от раза к разу все более дорогие подарки, желая, видимо, покрепче привязать меня к себе, я в ответ стал продавать все то, что она мне дарила, а на вырученные деньги преподносил подарки ей. Сам же я оставался при этом таким же бедным и независимым, как и в начале нашей связи. В результате через некоторое время любимая поняла всю бессмысленность попыток удивить русского поэта безумной щедростью. Такую же тактику я использовал позднее в своих отношениях с вдовой одного греческого судовладельца, и мне вновь сопутствовал успех. Мне могут возразить: "Легко сказать — найти богатую любовницу. Где же ее найдешь? Богатых уже окружают любовники и вздыхатели, да плюс еще охрана и прочая челядь. Кроме того, они обычно молоды и красивы, поскольку в мир богатства женщины в большинстве случаев входят через замужество, охмуряя падких на красоту бизнесменов. Наконец, они имеют и досуг, и средства на то, чтобы всячески поддерживать и подчеркивать свою красоту. Избалованные мужским вниманием и поклонением, на обычного человека такие женщины и не посмотрят". На это я отвечу: "Что ж, если вам угодно считать себя заурядным человеком, то вольному воля. Разумеется, тому, кто обладает подобной самооценкой, заказан путь в мир богатства и бурных страстей. А тем, кто посмелее и посмышленее, я готов рассказать о том, какая беспросветная скука, какой духовный голод живут порой в апартаментах богатых женщин и насколько освежается эта застойная атмосфера, когда в ней водворяется творческая личность! Я могу рассказать, ничего не выдумывая, исключительно на основе собственного опыта, как отравляет жизнь богатым, красивым и знаменитым женщинам то обманчивое впечатление недоступности, которое они производят. Красивая женщина знает себе цену, знает о своей красоте — именно поэтому она всегда готова к новой любви, ибо красота и любовь неразделимы. Однако любви сплошь и рядом препятствует порождаемая богатством недоступность — я говорю вовсе не об одноименной черте характера, а о несметном числе всевозможных прихлебателей, мешающих общению с достойными мужчинами, и о других неудобствах. А каково постоянно иметь дело с богатыми мужчинами? Уж мне-то не надо объяснять, что это за субъекты, — я слава Богу, их навидался достаточно, но для тебя, дорогой читатель, приведу меткие слова Петрюса Бореля: "Я не верю, что можно разбогатеть, не будучи жестокосердным: человек добросердечный никогда не сколотит состояния". И еще: "Чтобы наживаться, надо подчинить себя целиком одной мысли, одной твердой непоколебимой цели — желанию накопить огромную кучу золота, а чтобы эта груда росла и росла, надо сделаться ростовщиком, мошенником, бездушным вымогателем и убийцей". Так можно ли требовать от женщины — в особенности от тонко чувствующей женщины! — чтобы ее устраивали интимные друзья, набранные из числа подобных отталкивающих существ? Какие духовные горизонты сможет распахнуть перед ней богач, всецело сосредоточенный лишь на материальных проблемах, да и то лишь количественного характера? Разве сможет столь убогая личность стать изобретательным любовником? Я уже не говорю о том, что большинство издерганных звериной конкуренцией богатеев имеет серьезнейшие проблемы с потенцией. Одна из неприглядных сторон богатства состоит в том, что оно заставляет женщину волей-неволей вращаться в обществе таких, с позволения сказать, людей. И благородную миссию художника следует видеть в его готовности переложить, хотя бы отчасти, постылый груз богатства с хрупких женских плеч на свои собственные. Могу заверить: стоит художнику в его движении к избранной им подруге преодолеть некоторые первичные препятствия чисто технического характера, и можно считать, что дело сделано — ему обрадуются, как струе чистого воздуха, как носителю свободы, как дарителю острых и необычных, а не стертых и приевшихся наслаждений. Именно поэтому, пролистав свежие газеты и сделав ряд необходимых звонков, я решил остановить свой выбор на известнейшей латиноамериканской актрисе, приехавшей в Москву для осмотра достопримечательностей и для встреч с полюбившей актрису и ее сериалы русской публикой. Богатство актрисы не вызывало у меня никаких сомнений, привлекательность ее также была неоспоримой. Кроме того, в пользу данной кандидатуры говорили еще и следующие соображения: во-первых, крайне плотный график съемок, не оставляющий времени на личную жизнь и потому вынуждающий пылкую латиноамериканку хвататься хотя бы на отдыхе за любую возможность завести любовную интригу. Во-вторых, женщина, постоянно живущая в мире сериалов, неизбежно должна отличаться романтичным и экзальтированным характером. Пожалуй, она должна даже слегка спятить — со мной согласится всякий, кто смотрел хотя бы одну серию из этого нескончаемого потока. Все это, несомненно, благоприятствовало моему замыслу. Наконец, хотя я и сам был настроен весьма решительно, у меня вдобавок имелся еще и надежный друг и наставник, с которым я мог не опасаться никаких препон. Когда-нибудь в своем месте я сообщу о том, при каких обстоятельствах я познакомился с этим прекрасным человеком. Пока же сообщу только, что зовут его Евгений Грацианов и что для него не существует закрытых дверей. Должен еще добавить, что, к счастью, испанский относится к числу тех европейских языков, которыми я владею свободно — пришлось разве что подучить некоторые латиноамериканские диалектизмы. Этим словечкам предстояло особенно тронуть сердце истосковавшейся по далекому дому иностранки. Однако главные надежды, как и всегда в отношениях с красивыми женщинами, я возлагал на решительность и напор. В ночь перед знакомством я также написал в честь моей избранницы несколько сонетов по-испански. Потребовавшиеся мне для этого детали сюжетов ряда сериалов мне подсказал знающий все на свете Евгений Грацианов. Он же сообщил мне, через какую дверь и в котором часу мне следует войти в здание концертного зала, где должна была состояться встреча актрисы с почитателями ее таланта. Побеседовав с Евгением, я потом еще несколько часов оттачивал на всякий случай свой навык владения венесуэльской гитарой-куатро. Затем я спокойно лег спать и спал сном праведника до следующего полудня (лег-то я как-никак поздно). В полдень мне позвонил Евгений, осведомился, все ли у меня в порядке, но никаких новых деталей предстоявшей акции мне не сообщил. "На месте все узнаете", — лаконически отвечал он на мои вопросы, и я, привыкнув доверять ему во всем, оставил его в покое. Вечером я подъехал к концертному залу, нашел табличку с надписью "Служебный вход" и нажал на кнопку звонка. Дверь мне открыл Евгений. "Милости просим", — произнес он приветливо. "Мучас грасиас", — машинально отозвался я. В маленькой прихожей сидели на стульях и ошалело таращились на нас два связанных охранника. Рты у них были заткнуты кукурузными початками. Еще несколько то ли мертвых, то ли основательно обездвиженных охранников лежали в коридорах и на лестницах по пути к гримерной, где, по словам Евгения, уже готовилась к выходу великая актриса. У двери гримерной Евгений вручил мне невесть откуда взявшийся роскошный букет настурций, деликатно постучал в дверь и исчез. "Си, кам ин!" — донеслось из-за двери, и я вошел. "Боже! Мои любимые цветы!" — вскричала актриса, увидев букет. Затем она перевела взгляд на меня, и воцарилось молчание. Я тоже пожирал ее взглядом. Короткое и очень открытое белое платье не скрывало ни округлых плеч, ни точеных рук, ни длинных стройных ног в белых туфельках на высоком каблуке. Белизна одежд подчеркивала прелестный золотистый загар, благодаря которому кожа казалась особенно гладкой и шелковистой (хотя этих свойств ей и без загара было не занимать). Страсть мгновенно охватила все мое существо. Я почувствовал, как твердеет и напрягается мой мужской скипетр. Актриса, по-видимому, испытывала сходные чувства. Ноздри ее раздувались, как у породистой кобылицы, почуявшей жеребца. Я шагнул к ней, и через мгновение ее пленительное тело уже трепетало в моих железных объятиях. Задрав ее платье, я одним движением сорвал с нее кружевные трусики и притиснул ее к гримерному столу. Гримерша, сидевшая за столом и с удивлением наблюдавшая все происходящее, со скрипом отъехала в сторону вместе со стулом. Однако мне уже было не до нее. Я опустился на колени и припал устами к увлажнившейся от страсти пещерке наслаждений. Мои действия исторгли из бурно вздымавшейся груди актрисы сладострастный стон. Он прозвучал в моих ушах сладчайшей музыкой и сделал желание неудержимым. Поднявшись, я расстегнул молнию на брюках, а в следующую секунду изящные пальчики обхватили мою булаву и направили ее приятнейшей в мире дорогой. Я принялся за работу, а бедра актрисы двигались в такт моим неистовым рывкам. Казалось, все ее существо стремится навстречу мне и моей тверди. Актриса издавала стоны и крики, в которых явственно слышалось изумление: как потом она сама мне призналась, при всем ее богатейшем любовном опыте ей прежде никогда не приходилось испытывать ничего подобного. В углу сладко постанывала гримерша, которая мастурбировала, глядя на наше счастье. Я глухо рычал, давая выход переполнявшим меня чувствам. Все эти звуки, как сообщил мне позднее Грацианов, были прекрасно слышны в зрительном зале, поскольку гримерная соединялась с залом внутренней связью. Подразумевалось, что великая актриса начнет общаться с залом, еще только готовясь к выходу. В результате публику охватило неодолимое возбуждение, и в зале все начали бурно совокупляться: юнцы со старухами, убеленные сединами пенсионеры — с юными восторженными киноманками, ну и так далее. На экране в это время показывали наиболее драматическую часть одного из сериалов. Наконец актриса опустилась, в свою очередь, передо мной на колени, обхватила своими полными, красиво очерченными губками мой разгоряченный щуп, и через мгновение я извергся в нее в таком упоительном спазме, для описания которого слишком бедна человеческая речь. Тут же из угла послышался стон, свидетельствовавший о том, что и гримерша также достигла пика наслаждения. А в зале прочувствованные возгласы героев экрана не могли заглушить ритмического поскрипывания стульев и стонов любителей кино, азартно ублажавших друг друга. Я сжимал любимую в объятиях, а она шептала мне, что пора все-таки начинать концерт и что вечером она будет ждать меня в гостинице. Тут и Грацианов постучался в дверь и мягко произнес: "Время, время! Тьемпо!" Только мысль о грядущем свидании смогла заставить меня оторваться от дорогого существа. И свидание ничуть не обмануло моих ожиданий.