Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 86

— Потрудитесь согнуть ножки, — разозлившись, сказал ему Яков. — Что-нибудь видите, товарищ начальник заставы?

— Честно говоря, не вижу, — довольно мрачно признался Аверьянов, которому не понравился тон заместителя коменданта.

А Яков подумал: «Что его ругать, когда он служить-то только начинает, ничего еще не видел...»

— Вот посмотри, — спокойно продолжал он. — По камню — ширк подошвой... А под подошву травка попала. Видишь, зеленая полоска и осталась... Это и есть след. А теперь смотри в направлении от этого камня прямо по склону отщелка. Видишь, травинки-бурьянинки легкой паутиной переплетены? Тот, кто здесь побывал, в сухой траве целый коридор проломил. При таком низком солнце это и слепой разглядит. Неужели не видишь?..

Аверьянов посмотрел на старшего лейтенанта, будто хотел сказать: «Нарушенную паутинку я вижу, но это ни о чем не говорит, мало ли кто здесь побывал!»

— А вот здесь ишак прошел... Постой, это не ишак Якшимурада, у того трещинка на заднем левом копыте... Ишак был нагружен, вел его в поводу невысокий мужчина с маленькими ступнями.

Аверьянов с глубокомысленным видом взглянул на след неизвестно откуда взявшегося здесь ишака и тоже увидел на мягкой осыпи отпечаток небольших галош с полустершимися подошвами.

Яков почувствовал, как на лбу его выступила испарина: точно такой след он видел в районе аула Карахар. Казалось, мало ли кто мог приехать на ишаке, но след был необычный, и доказать это, увидеть его необычность мог только опытный следопыт.

Некоторое время Яков внимательно рассматривал отпечатки галош. Все было точно: и полустертая подошва, и размер, и постав ног с давлением на наружную часть ступни, и рядом — след палочки. Отпечаток маленькой, но не женской, а мужской ноги на рыхлой осыпи был четким и ясным. Его заглубление указывало на то, что побывал здесь взрослый мужчина.

— Уж не это ли след нарушителя? — все еще не веря Якову, со скрытой иронией спросил Аверьянов.

Кайманова взорвало, но и на этот раз он ничем не выдал себя.

— Ирония, лейтенант, не к месту, — ответил он. — Два часа назад тут побывал квалифицированный разведчик! Опытный и опасный враг! А теперь где его искать?!

— Как вы докажете, что здесь был квалифицированный разведчик с ногами подростка? — заметно побледнев, спросил лейтенант.

— И доказывать нечего. Есть такие...

Смутная догадка, не подозрение еще, а тень подозрения мучила Якова. Он знал, если эта догадка подтвердится, дело может обернуться серьезной бедой.

— Давай-ка быстрее обратно в Карахар!

Снова подключились к розетке, выслушали рапорт дежурного по заставе о том, что никакие посторонние следы нигде не обнаружены. Поднялись в седла.

— Еще бы обнаружить! — фыркнул Кайманов. — Если это тот, о ком я думаю, он и самых опытных вокруг пальца обведет...

— Товарищ старший лейтенант, — вспыхнув от обиды, проговорил Аверьянов, — вы забываете, что я тоже офицер и что мне доверили заставу! Солдаты слушают...

— А они отстали. Догадались, что им слушать не надо, — сказал Кайманов, а про себя подумал: «Ну погоди, товарищ офицер, я тебе еще сегодня покажу, чего ты стоишь! Таких зазнаек, не щадя, учить надо!»

В ауле Карахар оперативной группы уголовного розыска уже не было. Увезли и трупы погибших. На улице ни души, кроме двух подростков. Они складывали дувал из камня-плитняка.

У кибитки Айгуль все затоптано, лишь возле арыка, огибавшего аул, в том месте, где земля оказалась рыхлой и немного влажной, Кайманов без труда отыскал след небольших, почти женских галош.

Подозвав одного из подростков, спросил, как его зовут, на фронте ли отец. Выслушав парнишку, узнав, что зовут его Бяшим, а отец действительно на фронте, Кайманов отпустил недоумевающего парня.

— А теперь смотри сюда, — сказал он Аверьянову.

Оба наклонились к земле. След только что подходившего пятнадцатилетдего Бяшима и на половину заглубления не вдавливался во влажную землю по сравнению со следом человека в женских мелких галошах.





— Все теперь ясно, товарищ лейтенант?.. Пишите докладную записку коменданту о том, что в ауле Карахар побывал неизвестный человек, который, возможно, и убил Айгуль. А от моего имени попросите аксакала Даугана Али-ага рассказать вам, какие муллы есть в окрестностях, а мы уж сами определим, причастны они или не причастны к убийству... Поставьте еще в известность руководителя бригады содействия Балакеши... Начальнику КПП лейтенанту Дзюбе я сам скажу... Если мои предположения правильны и я действительно узнал след этого человека, у вас на участке побывал опасный враг, искать которого будет нелегко... А сейчас срочно к перекрестку дорог...

У поселка Дауган Яков распрощался с лейтенантом. Тот поехал к заставе, Яков направился к Дауганскому кладбищу.

Осталась еще одна необязательная, но очень существенная проверка. Яков надеялся, что, возможно, предположения его не оправдаются, и тогда — гора с плеч... Ну а если...

По шоссе, которое рассекало долину Даугана, непрерывным потоком шли крытые брезентом военные машины. В воздухе стояла пыль. Относимая слабым ветром, она медленно оседала на пожухлую траву и придорожные кусты.

Кайманов свернул с дороги, проехал по склонам сопок мимо Даугана к поселковому кладбищу, спешился, вошел в ограду.

Время как будто остановилось в этом последнем прибежище тех, кто когда-то жил в поселке. Тот же сложенный из высушенного солнцем самана невысокий дувал, в дальнем углу кладбища — обелиск на могиле отца, куст жасмина над ней. Рядом — крест на могиле матери.

Кайманов медленно пошел по тропинке между могилами, остановился у обелиска.

«Григорий Яковлевич Кайманов... член Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов... Вениамин Фомич Лозовой... молодой ученый...»

На могиле матери крест с дощечкой. Выжженная увеличительным стеклом надпись: «Глафира Семеновна Кайманова... погибла от руки бандита в 1940 году...»

Кайманов стоял возле дорогих могил, оттягивая время, когда он должен будет увидеть то, ради чего пришел сюда.

Но он уже знал, что совсем недавно здесь кто-то побывал: край могилы матери слегка примят, больше того, в двух местах на ней видны углубления от пальцев и локтей, словно побывавший здесь человек, раскинув руки, припадал к могиле грудью, лежал на ней ничком.

Кайманов медленно опустил взгляд и почувствовал, как сжалась кожа на затылке и мурашки побежали по спине: на тропке у могилы матери четко отпечатались следы то ли женских, то ли подростковых галош с полустертыми рифлеными подошвами, с энергичным поставом ног, опирающихся на наружную часть ступни.

Кайманов невольно вытер пот со лба, до предела напряг внимание, изучая малейшие отпечатки на тропинке.

Он настолько сосредоточенно смотрел на эти едва заметные следы, что, словно наяву, увидел человека, припавшего грудью к могильному холмику...

ГЛАВА ВТОРАЯ

НА КПП

Мог ли подумать Яков, что его злейший враг, которого он мысленно похоронил, не только воскреснет, но и опять станет на пути грозной, жестокой силой?

В мозгу Якова вспыхнула, словно озаренная блеском молнии, навсегда врезавшаяся в память картина: на фоне оконного проема пригнувшаяся невысокая кряжистая фигура... Истошный крик матери, вспышка выстрела, тупой удар в грудь. Последнее, что почувствовал тогда Яков, выскальзывающее из его слабеющих рук, оседающее на пол тело самого родного человека, давшего ему жизнь.

«У-ху-ху-ху-ху!..» — словно из-под земли слышит Яков до боли знакомый крик дикого голубя-горлинки и снова: «У-ху-ху-ху-ху!»

Этот крик Яков впервые услышал в тот день, когда белые расстреляли отца.

«У-ху-ху-ху-ху!..» — слышал он на сеновале старейшины Даугана Али-ага, куда притащили его друзья после погони за Шарапханом и падения с горного карниза.

«У-ху-ху-ху-ху!..» — кричала горлинка, когда навсегда уехала Светлана.

Почему он слышит этот привычный крик в особенно тяжкие минуты?