Страница 13 из 33
И вдруг Кайманов почувствовал, что его прошиб холодный пот, а волосы сами шевельнулись на затылке.
В мозгу вспыхнул безобидный случай, тем не менее оставшийся в памяти на всю жизнь… Сам он, молодой Яков Кайманов, сидит, поджав ноги на ковре, перед ним — его учитель, знаменитый в Туркмении следопыт Амангельды.
Дочь Амангельды по имени Аксолтан разводит в тамдыре [2] огонь, собирается печь чуреки. Из законченной дыры там дыра жаркими языками вырывается пламя от горящих, как порох, веток саксаула, освещает лоб и глаза девушки, нижнюю часть ее лица, закрытую в присутствии мужчин яшмаком — темно-красным платком.
Пламя прогорело, и Аксолтан начинает укладывать в тамдыр чуреки, пришлепывая их к внутренним стенкам.
— Сколько чуреков насчитал? — лукаво спрашивает у Кайманова Амангельды.
— А я их и не считал, яшулы [3],— смущенно говорит Кайманов, — шесть или семь…
— Ай, Ешка, Ешка!.. — с упреком говорит Амангельды. — Хочешь стать следопытом, а чуреки не считаешь… Чурек — не бандит, стрелять не будет. Бандит — будет… Поймает Ешка кочахчи [4], скажет: «Ай, хорошо! Шесть или семь поймали!..» А восьмой — бух из винтовки Ешке в спину: «Зачем меня не посчитал?..»
Видение мелькнуло в мозгу и пропало. Кайманов весь напрягся, понимая, что сейчас, когда нарушитель уже в полутора километрах от берега, счет времени идет на мгновения.
— Сколько у тебя лыжников пошло за аэросанями, Дмитрий Дмитриевич, — спросил он.
— Шесть. Лейтенант Друзь седьмой…
Это совпадение чисел еще больше встревожило Кайманова:
— Семь, — твердо сказал он. — Лейтенант — восьмой…
— Ты обсчитался, — спокойно сказал Аверьянов. — На буксире за аэросанями ушло вместе с лейтенантом семь человек.
— Посмотри сам…
Аверьянов приник лбом к козырьку локатора и тут же отстранился.
— Всего семь, — сказал он. — Помехи в такой снегопад и опытного оператора с толку собьют…
Кайманов наклонился к экрану локатора и увидел, что Аверьянов прав: в группе лейтенанта, расположившись полукругом, двигались на сближение с импульсом нарушителя семь светлых точек. Но Кайманов совершенно ясно видел, что всего минуту назад их было восемь. Исчез крайний светлячок, тот, что ближе других передвигался вдоль высокого берега.
— Опутали нас с тобой, Дмитрий Дмитриевич! — воскликнул Кайманов. — Нарушитель не на ледяном поле у острова, а в вашей «мертвой зоне» под обрывом!
Аверьянов с секунду молчал, зная, что Кайманов не бросает слов на ветер, но и не видя причин для такого его решения.
В ту же минуту радист передал ему трубку:
— Товарищ подполковник, вас просит начальник заставы…
— Докладывает капитан Гребенюк, — прозвучал глуховатый голос в мембране. — Товарищ подполковник, под высоким берегом, в двадцати метрах 6 т спуска к морю, прятался в нише неизвестный, по виду — из Средней Азии. Говорит, приехал к родственникам, шел с соседнего хутора, заблудился в метель.
— Вот он, пособник! — воскликнул Кайманов. — Теперь веришь, что восьмой импульс вошел в «мертвую зону»? Сколько времени займет, чтоб добраться на машине к Гребенюку?
— Пять-шесть минут…
— Срочно выезжаем! Основному нарушителю понадобится, чтобы туда дойти вдоль обрыва, минут пятнадцать.
— А тот импульс, что в районе островка?
— Справятся и без нас… Потом выясним… Передай нарядам под обрывом, во избежание ненужных жертв замаскироваться; в случае появления неизвестного — пропустить, скрытно преследовать, блокируя со стороны моря.
Аверьянов тут же передал распоряжение и, уже садясь в машину, спросил:
— Тогда кто же так лихо пер на курьерских прямо к острову? Слушай, Яков Григорьевич, а тебе не померещилось?..
— Пусть даже померещилось, но мы немедленно должны быть на том месте, где Гребенюк задержал пособника!
Водитель, едва офицеры сели, так рванул машину с места, что и майор и подполковник от неожиданности откинулись назад на своих местах. Тем не менее Аверьянов еще и подхлестнул командой шофера:
— Гони вовсю! В три минуты быть под обрывом!
Но как гнать, когда встречный ветер несет снег почти горизонтальными струями, залепляет стекло, тормозит движение. Вот уж и дорога пошла под уклон. Вездеход заносит: идет он где прямо, а где почти боком. Удерживая машину, водитель отчаянно крутит рулевое колесо, пытается тормозить двигателем. «Газик» идет почти боком, чудом удерживаясь в колее.
— Гони! — приказывает Аверьянов, — теперь уже заразившись тревогой Кайманова, очевидно, поверив, что не может опытный нарушитель так просто прикатить на вороных к острову только для того, чтобы попасться пограничникам.
Кайманов молчал, лишь наблюдая, как бледный водитель лихорадочными усилиями, почти вслепую удерживает на курсе машину.
Наконец спуск кончился. Под колесами захрустел ноздреватый у берега ледяной припай. Струи снега здесь летели навстречу машине почти вдоль обрыва. Сверху, как пена водопада, сыпалась снежная пыль.
Сквозь метель смутно, белесым пятном просматривался в километре от берега островок. Но не открытое ледяное поле занимало сейчас Кайманова, хотя туда и примчался какой-то непонятный импульс.
Проехав метров двадцать вдоль обрыва, у его подножия, остановились рядом с возникшим прямо из снега капитаном Гребенюком.
— Ни звука! — вполголоса предупредил его подполковник. — Где задержанный?
Капитан жестом предложил подойти к стене обрыва. В ближайшей нише со связанными за спиной руками сидел у стены незнакомец в белом полушубке и такой же белой барашковой шапке, опустив глаза в землю, сдвинув сросшиеся на переносице темные брови.
При виде подошедших офицеров он встал на ноги, касаясь спиной стенки ниши, поднял делано-безразличный взгляд, тут же выпучил глаза, в которых можно было увидеть не только крайнее удивление, но и суеверный ужас.
— Салам алейкум, Аббас-Кули, — подходя вплотную, с издевкой вполголоса сказал Кайманов. — Можете развязать ему руки: теперь никуда не денется, если жить хочет…
Задержанный, с кистей рук которого сняли веревки, не то что слова сказать не мог, от страха лишь, как рыба, ртом хватал воздух.
— Ешка!.. — наконец сдавленным шепотом едва прошелестел он.
— Точно, Ешка, — подтвердил Кайманов. — Только для всех давно уже Яков Григорьевич, а для тебя все Ешка.
— Прости, Кара-Куш…[5]
— Ладно, прощаю, — также с издевкой сказал Кайманов. — Если не секрет, кого ты здесь встречаешь?
Ноги задержанного подогнулись, как будто он чувствовал свой смертный час.
— Не хочешь говорить? Сами узнаем… Смотри сюда и слушай внимательно: времени у нас в обрез…
Кайманов развернул перед лицом задержанного фотографии отравленных проводников.
— Узнаешь?..
Тот, став белее снега, молча, не отрываясь, смотрел на фотографии трупов.
— Вы и сами могли их убить, — то ли оправившись от первого испуга, то ли наглея от приближения развязки, надеясь на что-то, сказал Аббас-Кули.
— Кто их убил, ты отлично знаешь, — также вполголоса сказал подполковник Аверьянов.
Ветер дул со стороны пробирающегося вдоль обрыва к этому месту нарушителя, относил слабые звуки, тем не менее появиться он мог каждую минуту — необходимо было соблюдать предельную осторожность.
— Вызовите мне лейтенанта Друзя, — приказал радисту подполковник Аверьянов.
Щелкнул тумблер радиостанции, в телефонах послышался взволнованный молодой голос:
— Товарищ подполковник, докладывает командир группы лыжников лейтенант Друзь. — Нарушитель мертв. Шел с попутным ветром к острову на специальном устройстве вроде буера с лыжами. Когда остановили, нарушитель был еще теплый. Ведем преследование по лыжне, появившейся в направлении к высокому берегу. Лыжню сразу же заметает…
Аверьянов и Кайманов молча переглянулись: оставались считанные минуты до появления того, ради сохранения которого полчаса назад был убит еще один пособник.
2
Тамдыр — род печки (турк.)
3
Яшулы — «большие годы» — уважительное обращение (турк.).
4
Кочахчи — нарушитель (турк.)
5
Кара-Куш — «Черная птица, Черный орел» (прозвище курд.).