Дорога к замку

Прозвучал звонок, потом два длинных свистка. Охранники поправили форму и подтянулись. В камерах зашевелились заключённые. Накагава отправился вниз за банными принадлежностями. Я прошёлся вдоль по галерее мимо своих камер проверить, все ли встали. Тот заключённый сидел неподвижно, но не спал — обжёг меня злобным взглядом.

Раздался ещё один свисток. Охранники, загремев ключами, открыли двери камер. Стало шумно. Заключённые высыпали в коридор. Я закрыл двери, Накагава раздал всем банные принадлежности. Потом мы приступили к личному досмотру — Накагава с одного конца, я — с другого. Подумав, что не стоит оставлять того типа Накагаве, я заторопился, но все‑таки опоздал — молодой охранник уже ощупывал заключённого под мышками. У меня возникло недоброе предчувствие.

Голубой пакет с банными принадлежностями, описав дугу, упал вниз, из него выскочил кусок дешёвого мыла и заскользил по полу — прямо под ноги вошедшему в коридор бригадиру. Тот взглянул наверх, рванул из нагрудного кармана свисток и, пронзительно свистя, бросился к кнопке сигнала тревоги, однако нажимать на неё не спешил.

Накагава, упав на одно колено, вцепился руками в перила, а заключённый с размаху бил его ногой в живот.

— Ни с места! Всем стоять смирно!

Охранники выхватили дубинки и согнали заключённых в кучу.

— Кто тронется с места, буду стрелять!

Бригадир встал у выхода с револьвером в руке, держа палец на спусковом крючке — как на тренировке.

Растолкав заключённых, я бросился вперёд по узкому проходу. Тот тип уже ухватился за кобуру Накагавы. Взмахнув дубинкой, я обрушил удар на его подставленный затылок. Мне отдало в плечо, и заключённый рухнул поверх Накагавы. Я хотел врезать ему ещё разок, но это было уже ни к чему — он лежал, запрокинув голову, и подёргивал ногами, как заведённый. Накагава спихнул его и, держась руками за живот, поднялся.

— Надень на него наручники, — сказал я, чтобы привести Накагаву в чувство. Но он застыл на месте с остановившимся взглядом; лицо у него подрагивало. Я наклонился над лежащим ничком заключённым, заломил ему руки за спину и защёлкнул наручники сам.

— Всем возвращаться в камеры. Баня отменяется, — объявил бригадир, пряча револьвер в кобуру. Охранники поспешно загнали заключённых в камеры и заперли двери. Недовольно шумя, осуждённые прильнули к смотровым окошечкам, желая узнать, что будет дальше. Охранники встали по местам, а бригадир поднялся по лестнице к нам.

— Все в порядке? Ты цел? — спросил он у Накагавы. Тот, глядя под ноги, кивнул. Наверное, боялся, что расплачется, если раскроет рот. Колени у него тряслись, и дрожь передавалась всему телу.

— Все нормально, — ответил я за него и положил руку ему на плечо, но Накагава вдруг отпрянул. Я мысленно присвистнул и внимательно посмотрел ему в лицо. Изо рта у него струйками стекала кровь.

— Ас этим что делать? — спросил я у бригадира, взявшись за наручники заключённого, уже пришедшего в себя.

— В кабинет для допросов. Ну и кретин! Думает отсрочку себе заработать.

— А помните, одному как‑то раз это удалось, — сказал я.

— Помню, помню. Но ведь тот получил ранение. Да и отсрочка‑то была на три дня. А этот целёхонек. Накагава, ты тоже с нами.

Бригадир спустился вниз.

Я подтолкнул заключённого в спину, и мы пошли вниз по лестнице. Накагава, немного помешкав, двинулся следом. Тут зазвенел звонок, и дневная смена кончилась. На выходе мы столкнулись с Хорибэ, который сегодня дежурил в паре с другим охранником.

— Что стряслось? — спросил он, быстро оглядев нас троих.

— Да вот этот разбуянился.

— С чего это? — Хорибэ попытался заглянуть заключённому в лицо, но тот упорно не поднимал головы.

— На Накагаву набросился, — сказал я.

— Почему?

— Откуда я знаю!

— Ты в порядке? — спросил Хорибэ у Накагавы.

— Все нормально, — ответил я за него.

— Ну–ну. А как с рыбалкой?

— Идём. Гляди не опаздывай, как тогда.

— Не бойся, встану вовремя.

— Ну пока, до завтра, надо ещё этого отвести. Попрощавшись с Хорибэ, я взял заключённого за локоть и вывел его в коридор. Потом оглянулся: Хорибэ замахнулся кулаком вслед осуждённому и беззвучно засмеялся.

Мы втроём прошли по коридору в узкий бетонированный тамбур, а оттуда в кабинет, напоминавший складское помещение. Я тут бывал столько раз, что и счёт потерял.

Из‑за отсутствия окон воздух в кабинете был спёртый. Ножки деревянного стола и стула наглухо крепились к бетонному полу. На этот единственный стул я и посадил нашего подопечного. Он, очевидно, ещё не оправился от удара и двигался как во сне. Мы стали молча ждать, обливаясь потом. Временами Накагава, словно спохватываясь, шумно вздыхал.

Где‑то далеко прозвучал свисток. Похоже, заключённых все‑таки повели в баню. Потом в коридоре раздался звук шагов, дверь отворилась, и вошли бригадир и узколицый чиновник, державший в руке какие‑то бумаги. Чиновник был в светлом пиджаке, с аккуратно повязанным галстуком пепельного цвета. Я его никогда раньше не видел.

Бригадир представил ему нас с Накагавой и, бегло оглядев кабинет, вышел, но тут же вернулся, неся ещё один стул, который предложил чиновнику. Тот сел было, но потом поднялся и перенёс стул поближе к заключённому.

— Итак, что произошло? — спросил чиновник, обращаясь к Накагаве.

— Он… меня ударил… ни с того ни с сего…

— Почему?

— Может, ты ему что‑то такое сказал?

— Да нет…

— Так, не говорил… Значит, что‑нибудь ему сделал?

— Ничего.

— Никакой провокации не было?

— Никак нет.

— Твоя фамилия, кажется, Сасаки? — обратился ко мне чиновник, вертя в руках карандаш.

— Так точно.

— Все было, как говорит Накагава?

— Так точно.

— А утихомирил его ты?

— Я был ближе всех.

— И каким образом ты это сделал?

— Дубинкой.

— Ударил его дубинкой?

— Так точно.

— Куда?

— Вот сюда. — Я похлопал себя ладонью по затылку. Чиновник, приподнявшись, посмотрел на опущенную голову заключённого. Стриженые волосы на затылке были примяты, но крови не было.

— Так, травмы нет. Он пытался завладеть оружием? Для побега или с какой‑либо иной целью? — спросил чиновник, скользя шариковой ручкой по бумаге, под которую была подложена копирка. Бригадир покачал головой, давая мне знак ответить отрицательно. Чиновник этого не видел.

— Нет, не пытался, — твёрдо ответил я и взглянул на правый бок Накагавы: из расстёгнутой кобуры виднелась рукоятка пистолета. Чиновник тоже заметил это, но ничего не сказал.

Вдруг заключённый вскинул голову, привстал и закричал, обращаясь к чиновнику:

— Врут они! Я бежать хотел! И пистолет пытался выхватить. Вы что, суки, задумали? Вздёрнуть меня торопитесь?

Я схватил его за плечо и усадил на место.

— Тебя пока не спрашивают, — спокойно ответил чиновник. Заключённый злобно глянул на него, стряхнул мою руку с плеча и судорожно вздохнул.

— Значит, никакой конкретной цели он не преследовал, так?

— Так точно, — ответил бригадир из‑за спины чиновника.

— У Накагавы есть травмы?

— Пустяки.

— Ладно, подпишитесь вот здесь.

Чиновник протянул нам исписанный лист бумаги. Мы трое приложили к нему свои печатки.

— Можете идти, — сказал чиновник мне и Накагаве и подложил копирку под новый лист бумаги. Мы вышли из комнаты. Проходя по коридору, мы услышали, как заключённый что‑то завопил. Потом стало тихо.

В комнате охранников никого не было, только вентилятор медленно крутил свои лопасти под потолком. Накагава подошёл к дивану и молча сел. Я снял фуражку, убрал оружие в шкаф и, подойдя к окну, широко раздвинул шторы. Солнце клонилось к закату.

— Ничего, бывает, — сказал я, глядя в окно. Потом, стараясь не смотреть на Накагаву, подошёл к своему столу, вытащил из ящика непочатую пачку сигарет и закурил. От дыма слегка закружилась голова. — Хочешь? — Я протянул пачку Накагаве. Он чуть приподнял голову, взял сигарету и, опять уставившись вниз, стал жадно затягиваться. Пепел сыпался на пол. Я достал ещё одну для себя. — Не расстраивайся, — сказал я. — Вот сходим на рыбалку, и все забудется.