Страница 44 из 49
— Папа, иди есть, — позвала из кухни Масако.
На столе стояли яичница с ветчиной, тосты и только что снятый с плиты кофе. Рёскэ был уже не в том возрасте, когда просыпаются со зверским аппетитом, но на пустой желудок много не наработаешь. Яичница с ветчиной и тосты — как раз то, что нужно. А кофе просто необходим, чтобы во время ночной работы не клонило ко сну.
— Красота! — улыбнулся Рёскэ дочке и, сев за стол, начал есть.
— Слушай, пап, — сказала Масако, пристроившись с чашкой кофе напротив него, — почему тебя все время назначают в эту смену? Ты не можешь попросить, чтобы пораньше? Не молоденький уже по ночам работать, загубишь вот здоровье.
Рёскэ вздрогнул и с трудом протолкнул в горло недожеванный кусок тоста. Смутившись, он отхлебнул кофе и закашлялся.
— Так удобней фирме. Ничего не поделаешь.
Он так и не сказал Масако, что уволился. Тем более она ничего не знала о его нынешнем занятии. Надо было придумать какое‑то объяснение.
— Я ведь уже достиг пенсионного возраста. Поэтому меня больше не используют как штатного водителя. Я все время на подмене. В такси, дочка, на одной машине обычно ездят два шофёра. Каждый работает по тринадцать дней в месяц, и если, скажем, один из водителей заболел, вызывают подмену. Раз я вышел из возраста, меня и перевели в такие вот внештатные водители. И то ещё повезло. Обычно просто увольняют безо всяких разговоров.
— Но почему тебе все время приходится подменять по ночам? Неужели ничего нельзя сделать?
— Нет. Дневную смену всегда отдают штатным шофёрам. Вот и получается, что свободным чаще всего остаётся ночное время. А мне так даже лучше. Если б я ходил в парк днём, труднее было бы получить машину, а чем сидеть там и ждать, не освободится ли какое‑нибудь такси, лучше уж ходить ночью. Почти наверняка без работы не останешься. Так что ты не волнуйся. Я пятнадцать лет прокрутил баранку, сутками не вылезал из машины. По сравнению с той порой сейчас просто лафа.
— Да мне невыносима мысль, что ты вообще должен работать в таком возрасте! — со слезами в голосе воскликнула Масако. — Надо бросать колледж и устраиваться куда-нибудь на работу. Тогда тебе не придётся надрываться.
— Не болтай ерунды! Скольких трудов стоило попасть в колледж, а ты хочешь все усилия пустить на ветер?! Да ни за что на свете!
Рёскэ грохотал и делал страшные глаза, но сердце его разрывалось от любви, когда он смотрел на заплаканное, совсем ещё детское лицо Масако. "Да для такой дочки я на что хочешь пойду!" — снова подумал он.
— И потом, я люблю свою работу. Мне нравится быть таксистом. Я не ухожу из фирмы вовсе не из‑за твоей учёбы. Пока я здоров, я такси не брошу.
И это было правдой.
— Если я перестану работать, я сразу превращусь в старика. Такси — залог моего здоровья. А брось ты колледж и устройся куда‑нибудь на службу, тебе будут платить столько, что мне этого и на табак не хватит. Я должен накопить немного денег на старость. Понимаешь, Масако?
— Да.
Масако смахнула слезы кончиками пальцев и улыбнулась отцу.
— Я буду хорошо учиться и получу диплом, а потом устроюсь на работу в солидную фирму, и тогда у тебя, папочка, будет все, что ты захочешь.
— Ну вот и умница.
Рёскэ тоже улыбнулся и, доев все до последней крошки, встал из‑за стола.
— Ну, я пошёл.
— Счастливо, папочка.
Масако проводила его до двери и помахала вслед рукой. Этот детский жест, такой знакомый Рёскэ, помог ему вновь обрести хорошее расположение духа.
Отойдя метров на пятьсот от дома, он остановил такси и велел водителю ехать в Икэбукуро. Путь неблизкий и влетит в копеечку, но ничего не поделаешь. За минувшие полгода Рёскэ "обработал" все более или менее близкие районы, а промышлять несколько раз в одном и том же месте было опасно.
Он, конечно, прекрасно знал, как быстрее всего доехать от этой улицы до Икэбукуро, — за пятнадцать лет работы в такси названия и расположение кварталов, улиц, домов и парков накрепко засели в его голове. Но водитель машины, в которую он сел, молодой парень лет двадцати пяти, судя по всему, набраться опыта ещё не успел. Для такого ветерана, как Рёскэ, это было заметно с первого взгляда — по тому, как шофёр брался за рычаг переключения скоростей, следил за проезжей частью, вообще по самому ходу машины.
Сидевшему на заднем сиденье Рёскэ неопытность шофёра действовала на нервы, и он с трудом сдерживался, чтобы не начать учить парня уму–разуму. Только когда машина свернула не в ту сторону, он сделал водителю замечание. Среди таксистов попадаются такие, которые, видя, что пассажир не знает дороги, норовят повезти его кружным путём, чтобы побольше нащёлкало на счётчике. Но этот парень, видимо, просто ещё недостаточно хорошо знал город. Рёскэ объяснил ему, как надо ехать, и шофёр удивился:
— Как вы хорошо знаете Токио! Лучше, чем мы, таксисты.
Рёскэ внутренне замер, но ответил нарочито небрежным тоном:
— Да нет, просто я всегда езжу этой дорогой, только и всего.
Опытный таксист сразу распознал бы в нем своего, а этот ещё слишком зелен, успокоил себя Рёскэ.
— Что, все время ездите в Икэбукуро по ночам? — ещё больше поразился шофёр. — Извините, а что это у вас за работа такая?
— Почему работа? Я иногда, как сегодня, например, засиживаюсь тут у приятеля за игрой в маджан[26], вот и приходится возвращаться домой на такси. Я живу в Икэбукуро.
Рёскэ внутренне улыбнулся, представив, как отвисла бы челюсть у парня, если бы тот узнал, что они коллеги да ещё кое‑что насчёт его ночной работы.
— В моем возрасте уже утомительно засиживаться за игрой допоздна.
— Наверно. Среди нас, таксистов, тоже многие любят играть на деньги. Есть такие, которые все свободное время во что‑нибудь режутся. Я тоже люблю это дело. Тут продулся в пух и прах, вот и приходится навёрстывать за баранкой.
Рёскэ и сам знал, что таксисты любят азартные игры, будь то скачки, бега, маджан, карты или кости. Те из них, кому вдруг повезёт, нередко пускаются в тёмные делишки и, как правило, остаются на бобах, потеряв в этих махинациях и силы, и здоровье. Встречаются, правда, и таксисты другого типа — оборотистые ребята, которые, скопив немного деньжат, начинают ссуживать своим азартным товарищам под проценты, спекулируют земельными участками, да ещё, глядишь, и жена у такого хозяйничает в собственной забегаловке. Рёскэ не относился ни к тем, ни к другим. Он был не прочь иногда сыграть в приятной компании, но всерьёз этим никогда не увлекался. Не пытался он и наживаться на страстях своих товарищей. Рёскэ всегда гордился, что зарабатывает на жизнь честным трудом…
Он вышел из такси примерно за полкилометра до намеченного места. Ближе вылезать никак нельзя: если потом начнётся разбирательство, шофёр может сопоставить факты и сообщить в полицию его приметы.
На улице не было ни души, шёл второй час ночи. Рёскэ неторопливо приближался к цели своей поездки. Это был гараж небольшой таксомоторной компании. Он заранее выяснил, что фирма имеет около двадцати машин. Именно такие предприятия подходили для его намерений лучше всего.
"Работа" Рёскэ заключалась в том, что он пробирался в гараж, садился в чужое такси и уезжал в город на промысел. Таких, как он, прозвали "похитителями такси". Угнанную машину он никуда не прятал и никому не продавал. Он просто как бы "одалживал" её у компании на время, возил пассажиров, а потом, израсходовав бензин, бросал автомобиль и возвращался домой.
Сам перед собой Рёскэ оправдывался тем, что машины не крадёт — ведь они потом все равно возвращаются к владельцам. Он берет немного бензина и некоторое время пользуется машиной, только и всего. Фирма терпит не бог весть какие убытки, а значит, не так уж велика и его вина.
Доход от этого промысла Рёскэ имел неплохой. Обычный таксист зарабатывает за день тысяч тридцать иен. Шестьдесят процентов выручки достаются ему, остальное забирает фирма. В крупных компаниях водители получают фиксированную зарплату, которая вместе со сдельным заработком даёт в месяц тысяч двести. Такие компании гарантируют социальное страхование и все такое прочее, но за это и берут не сорок процентов выручки, а пятьдесят.
26
Китайская игра в кости.