Страница 35 из 96
Так как главный в их группе еще на входе сказал, что все разговоры и обсуждения следует отложить, юноши двигались в полнейшей тишине и лишь легкий шорох песка под ногами нарушал ее. Прислушиваясь к этому равномерному, убаюкивающему звуку, Фин почувствовал, как глаза медленно закрываются, словно он не спал, по меньшей мере, недели две - настолько тяжелыми казалось ему веки. Все, что видели его глаза, было каким-то ненастоящим, будто сон смотришь - такой же тягучий, долгий и бессмысленный.
Прикрыв глаза, Фин увидел клубы пара, которые вырывались у него из рта и, почему-то, опускались вниз, смешиваясь с молочно-белым туманом, что стелился под ногами.
Сознание медленно погрузилось в дрему, но ноги все равно несли юношу вперед. Тряхнув головой, Фин на миг очнулся от своего забыться, которое тут же навалилось с новой силой. Откуда-то издалека доносились крики, как если бы Фин вдруг оказался посреди какого-нибудь сражения. Крики, почти сразу обрывались, поглощенные тишиной.
Устало опустив плечи, Фин подумал, что лучшего места, чтобы сон свой сегодняшний досмотреть, он не нашел. А ведь ему и в самом деле этой ночью снилась битва, правда, стоило ему открыть глаза, как он тут же забыл об этом сне. Кажется, там была какая-то девушка, красоты неописуемой...
Блаженная улыбка легла на юношеские губы и, в тщетной попытке вспомнить, что же ему снилось, Фин закрыл глаза.
Девушка... Красивая... И голос у нее приятный был...
Стоило Фину вспомнить о такой важной подробности, как размеренность сна нарушил голос, правда, не нежный и мелодичный, а холодный и шипящий, будто змей пробрался в сон и решил поговорить с Фином о трудностях жизни в Акадэмии. Голос, показавшийся в первый момент неприятным, с каждым новым словом становился все более чарующим, прекрасным. Кто-то, чьего лица Фин не видел, спросил:
- Боишься?
Если бы Фин видел собеседника, он бы рассмеялся ему в лицо - это еще что за глупость? Будущего воина он спрашивает, боится ли тот?
Презрительно фыркнув, Фин ответил:
- С какой стати?
Смех, больно резанул слух и незнакомец ответил:
- А если будет так?
Перед взором Фина предстал Кин - самый лучший друг и любимый брат. Кин стоял прямо перед ним, закрыв его своим телом от нападавших, лиц которых Фин не видел. Если бы не этот любопытный, задающий такие странные вопросы, Фин бы помог брату или, на худой конец, поступился бы своей гордостью и побежал, увлекая за собой Кина.
Но, во-первых, во сне убегать стыдно, во-вторых Фин видел глаза брата, когда тот посмотрел на него - в них ясно читалась решимость не отступать, ни на шаг, стоять до последнего. Кивнув брату, Фин четко произнес:
- Не отступай, ни в коем случае. На кону наша гордость и честь.
Незнакомец рассмеялся и, с некоторой иронией, поинтересовался:
- Правильно, потомок рода де Тисс никогда не отступится, ведь этому тебя учили?
Мрачно кивнув, Фин ответил:
- Я смотрю ты много обо мне знаешь.
- Да, ты очень интересен... В определенном смысле. В столь юном возрасте ты научился считать других мусором под ногами, недостойным твоего внимания. Но, ведь так оно и есть, не правда ли? Просто, мне стало любопытно, сможешь ли ты отступить, когда на кону жизнь дорого тебе существа. Доверие, тобою не заслуженное, ты используешь так, как удобно тебе. Ведь с ранних лет Фин де Тисс приучен, что он есть все и желания его - закон. Так зачем же отступать сейчас? Все, кто вложил свою судьбу в твои руки, рано или поздно найдут свою смерть, борясь за твои "идеалы". Разве не для этого они нужны - те глупцы, что слепо идут за тобой, следуя древним традициям?
Сердце, сжавшись комочком, быстро билось в груди и, если бы не гордость потомка одного из Совета Двенадцати, Фин упал бы на колени. Вместо этого он гордо задрал подбородок и ответил:
- Кин с самого детства знает, что его удел - защищать меня от любой опасности и подчиняться любому моему приказу, даже если ему придется пожертвовать собственной жизнью.
Говоря это Фин не покривил душой - не смотря на то, что оба юноши были из одного рода, Кин родился в младшей ветви, смыслом самого существования которой была безопасность отпрысков главной. То есть, хоть Кин и был старше, он всегда и во всем подчинялся Фину, был его слугой, другими словами.
Незнакомец язвительно рассмеялся и, прежде чем замолчать, тихо и нараспев спросил:
- То есть, ты считаешь что твои амбиции важнее его жизни?
Не задумавшись ни на секунду, Фин продекламировал строки, выученные еще в далеком детстве:
- Отпрыск главной ветви никогда не отречется от своих слов, даже под страхом смерти.
Стоило Фину сказать это, как холодный ветер, больно хлестнув по лицу, поднял в воздух целое облако пыли. Голос, смешавшись с тихим шелестом листвы, прошептал:
- Жаль...
Споткнувшись, юноша упал на колени, потянув за собой и брата. Почувствовав, как холод, идущий от земли, медленно пробирает до костей, Фин тряхнул головой и больно ударился о землю. Острые песчинки впились в нежную кожу, глаза начали слезиться, от попавшей в них пыли, песок даже на зубах скрипел.
Встав на колени, Фин перевел дух и, хрипло рассмеявшись, сказал, обращаясь к брату:
- Фууух... Прости, Кин. Представляешь, на ходу уснул... Да еще и сон такой приснился, похлеще самого ужасного кошмара...
Хрипло посмеиваясь, юноша оглянулся. Натужный смех застрял в горле. В тот момент, Фин почувствовал себя так, словно падает в огромную пропасть, до самых краевнаполненной кровью.
На дороге, усыпанной желтым песком, лежали тела - четверо юношей, чьи запястья были скованы цепями. Хрипло поскуливая от боли, в единый миг заполнившей сердце, Фин пополз к лежащему на земле брату. Глаза Кина, подернувшиеся пеленой, слепо смотрели в застывшее свинцовое небо. Рукоять кинжала, словно древко стрелы, торчала из груди, кровь, черным пятном застыла на белой рубахе. Левой рукой мертвый продолжал крепко сжимать ладонь Фина.
Вой, больше похожий на вопль смертельно раненного Берского волка, поднялся к самым небесам. Положив на колени голову брата, Фин заплакал.
- Я виноват, прости меня.
Далеко не сразу до него дошло, что виденное им не было сном, во всяком случае - не все. Когда скупые слезы высохли, не принеся облегчения, Фин провел рукой по лбу брата. Металлический звон тонкой цепи привлек его внимание. Словно вновь погрузившись в сон, юноша медленно поднял руку к лицу.
Цепь... Надо что-то с ней сделать, иначе далеко он не уйдет. Достав из-за пояса нож, Финн ударил им по одному из звеньев. Вновь и вновь он поднимал и опускал руку, до тех пор, пока ладонь не начала кровоточить. Когда он почти отчаялся, на глаза ему попался камень. Подняв его с земли, Фин изо всех сил ударил по одному из звеньев.
Крепко сжимая камень окровавленной ладонью, настолько крепко, что ногти посинели, мальчик пытался разбить цепь. Спустя какое-то время, которому Фин уже потерял счет, звено, расплющенное до состояния листа пергамента, наконец-то поддалось - цепь лопнула. Теперь Фин был скован с одним лишь братом.
Просидев на холодной земле какое-то время, Фин наконец-то поднялся и, не отпуская руки Кина, взвалил того на спину. Цепь, прочно сковавшая юношей, тихо звякнула. Безразлично оглянувшись, Фин пошел вперед. Покачиваясь от боли и усталости, Фин все шептал и шептал слова извинений, которые, теперь уже никогда, не дойдут до того, кому они предназначались. Спустя какое-то время, когда ноги уже подкашивались от усталости, а к горлу подкатила тошнота, юноша остановился - группа учеников, так же как и сам Фин, скованных одной цепью, перекрыла один из проходов. Посмотрев в их глаза, Фин отшатнулся - зрачки, расширенные настолько, что не видно было даже радужной оболочки, говорили о том, что нападающие пребывают в мире грез.
Презрительно улыбнувшись, Фин сделал шаг назад. Боль, заполнившая душу, превратилась в гнев. Подняв лицо к темному небу, юноша закричал, что было сил: