Страница 8 из 52
Как раз в это самое время послышался стук дверного молотка, а чуть позже в гостиную вошел Валентен. Он неслышно приблизился к барону и что-то шепнул ему на ухо. Тот с шумом вскочил, опрокинув стул.
— Минуточку! Я сейчас приду! — сказал Себастьян и почти выбежал из комнаты.
Григорий поспешил следом за ним, взглядом приказав Соне оставаться на месте.
Она не знала, что и думать. Случилось что-то хорошее или плохое? Отчего эта суета, в которой ей не разрешено участвовать?
Но вот оба мужчины появились на пороге гостиной. Лица их были задумчивы.
Они уселись на свои места и погрузились в молчание.
— Нет, я — против, — сказал наконец Григорий, покосившись в сторону княжны. — Чтобы гнусный работорговец ставил нам свои условия…
— Я тоже не могу на это пойти, хотя у него в руках моя сестра! — тоскливо сказал Себастьян и тоже посмотрел на Соню.
— Да что происходит? — разозлившись на их недомолвки, спросила Соня. — Почему вы не расскажете мне, что случилось?.. Впрочем, я и так могу догадаться: дело каким-то образом повернулось так, что без моего участия вам не обойтись. Так кто же здесь был?
— Обычный портовый мальчишка, которому дали десять су, чтобы он господам кое-что сообщил. Кто его попросил об этом, неизвестно. Мой человек говорит, что лицо работорговца всегда до глаз закрыто черным платком, под которым он якобы прячет идущий через всю правую щеку шрам, — проговорил Себастьян, отчего-то не в силах смотреть ей в глаза. — Наверное, это так и есть, иначе почему те, кто с ним сталкивался, дали ему кличку Меченый? Так вот, он согласился на предложенную нами сумму выкупа и пообещал отпустить обеих девушек при условии, что деньги ему принесете вы.
— Я?! — не поверила Соня.
— Именно вы! Меченый так и сказал: деньги пусть принесет баронесса де Кастр. Придет одна, без сопровождения.
— Но ведь Григорий Васильевич отчего-то возражает? — сказала Соня, обращаясь к барону, а не к Тредиаковскому: она все еще сердилась на то, как он ведет себя по отношению к ней.
Княжна с некоторой тоской вспоминала дни, когда они вместе с Григорием ехали из России в почтовой карете. Как на станциях он ухаживал за нею, как объяснял все увиденные непонятности и как тепло было ей подле него прежде. Что случилось, отчего он так изменился к ней, она не понимала.
Впрочем, нет. Вчера он приоткрылся, на некоторое время вернулся к прежнему общению, но только на время.
— Возражает, — между тем со вздохом согласился барон.
— Я возражаю, потому что не понимаю, зачем ему это надо, — раздраженно отозвался Тредиаковский, — а все, что непонятно, мне подозрительно.
— Как я понимаю, самое страшное, что может произойти, — это Меченый заберет деньги и меня, а девушек не отпустит? — высказала свое мнение Соня. — Но какой смысл ему похищать замужнюю женщину? Да-да, я и в первый раз усомнилась в вашем плане. Насколько я знаю, на Востоке в гаремы владык берут только девственниц…
Нет, девушке не идет на пользу постоянное общение с мужчинами. Кажется, изменяется сам склад ее ума. Княжна смутилась.
Но мужчины не заметили ее смущения, потому что обсуждали куда более важный момент.
— Тогда, может быть, он захочет получить еще один выкуп, — предположил барон, — но уже за баронессу де Кастр. И он опять получит деньги, не нарушая договора и своего слова. Мы ведь не успели потребовать от него безопасности нашего посредника — то есть мадемуазель Софи.
— Вы беспокоитесь, что на меня денег может не хватить?
Это Соня обратилась к Григорию.
— Да бог с ними, с деньгами! — яростно поднялся тот со стула. — Больше всего я беспокоюсь за вас, дура вы этакая!
Он выпалил свой монолог по-русски, чего прежде себе не позволял.
— Дура? — растерянно повторила Соня; она не знала, плакать ей или смеяться — такой, как ей казалось, выдержанный и суровый начальник, не слишком переживающий за ее безопасность, ради своего желания добиться успеха любой ценой не останавливающийся перед тем, чтобы делать из нее «живца», вдруг о чем-то там беспокоится! Неужели Софья ему небезразлична?
Барон де Кастр, естественно, ничего не понимал. Однако он понял, что между его русскими друзьями возникло некое раздражение, потому деликатно попытался повернуть разговор в нужное русло.
— Давайте решим, что мы ответим Меченому. Ведь до встречи с ним, — он щелкнул крышкой своих часов, — осталось всего сорок минут.
Тредиаковский с силой потер лоб.
— Не знаю, что ему ответить. Не нравится мне все это. Какое-то во всем нашем предприятии, простите, барон, французское легкомыслие. Что будет, мол, то и будет. Обычно я стараюсь не плыть по течению, а просчитывать свои действия, но Меченый, кажется, не дает мне времени.
— Мне тоже все небезразлично, — обиделся де Кастр, — и я тоже беспокоюсь за мадам Софи, но надо же что-то делать. Меченый предупредил, что более ни на какие переговоры не пойдет.
— Тогда о чем раздумывать? — сказала Соня. — На чаше весов жизнь двух девушек. О Вареньке Шаховской горюют отец с матерью, для коих она единственный ребенок, смысл их жизни, о сестре заботится брат, который заменил ей родителей. Если уж на то пошло, немного людей пожалеет о моей пропаже…
Только произнеся это вслух, Соня осознала свое одиночество и невольно вздрогнула. В гостиной же после ее слов повисла тишина. Так получилось, что княжна поневоле поставила под сомнение порядочность обоих мужчин в отношении ее.
Теперь она пыталась что-то срочно придумать, чтобы убедить их не отменять первоначальный план. Потому постаралась сказать как можно мягче:
— Мне кажется, нет ничего странного в том, что разбойник требует, чтобы в качестве посредника деньги ему принесла женщина, жена барона. Он заботится прежде всего о своей безопасности. И в самом деле, его требование беспроигрышно. Себастьян не захочет рисковать жизнью жены, потому не станет обращаться к властям, не будет следить за Меченым, а тем более устраивать ему засаду…
— А если он захватит вас, ваше сиятельство? — мрачно проговорил Тредиаковский.
— Но ведь у нас нет другого выхода! Или есть? Молчите? Значит, нет. Тогда можно послать вслед за мной какого-нибудь опытного, сметливого человека, который хорошо знаком с Марселем и сможет проследить, куда направится разбойник, если он и его люди все-таки решат меня захватить. А вы сможете потом напасть на это разбойничье гнездо и освободить меня. Тем более, насколько я знаю, Григорий Васильевич вполне может обратиться за помощью к марсельской полиции, и никто ему не посмеет отказать.
— Иными словами, мы станем воплощать в жизнь авантюрный роман, главной героиней которого станет княжна Софья.
— Перестаньте, Гриша, — мягко сказала ему княжна, сама удивляясь новому для нее обращению. — Ничего у нас без риска не получится. Будем думать, что все обойдется, и не надо рвать попусту свое сердце.
В глазах Григория мелькнула подлинная мука, но, когда барон вопросительно взглянул на него, тот лишь нехотя кивнул.
Себастьян, опять взглянув на часы, поспешно вышел из комнаты, а Григорий за ним не последовал.
— Откровенно говоря, Софья Николаевна, я уже жалею, что втянул вас в это дело, — после некоторой паузы заговорил Тредиаковскии и впервые за утро прямо посмотрел ей в глаза. Как-то непривычно ласково. — Вы просто глупая девчонка, которая засиделась в четырех стенах и думала, что работа тайного агента всего лишь захватывающее приключение. Кто знает, что может сделать с вами этот разбойник! Вы будете бессильны перед ним, ведь вы и сами знаете, что не умеете ни бегать, ни прыгать с высоты… да и хладнокровия вам вряд ли надолго хватит. Одно дело, если бы вы случайно услышали нечто интересное в светском разговоре, сообщили мне, тем самым оказав настоящую помощь, и совсем другое — оставаться с глазу на глаз с опасным преступником… Дорого же мне придется заплатить за свободу Вареньки!
— Ах, Григорий Васильевич, иной раз можно пожертвовать жизнью одного человека, чтобы спасти жизнь другого. Мне же выпадает счастье вернуть свободу сразу двоим. Так давайте отдадимся на волю провидения…