Страница 23 из 109
- Возможно, были, но давно, 300 миллионов лет назад, в каменноугольном периоде.
- Ты серьезно? – Джули с удивлением посмотрела на новозеландского математика.
- Да. В пластах каменного угля часто находятся металлические предметы. Самые банальные, такие, как гвозди. Уронив такой предмет в болото, вы вряд ли будете напрягаться, чтобы найти его. А за миллионы лет, болото зарастет торфом, торф превратиться в каменный уголь, и затем кто-то добудет кусок угля с гвоздем.
- Док Энди, а куда делись эти инопланетяне? – спросил бармен.
- Одно из двух, - ответил тот, - Или они вымерли, что маловероятно, или, что намного более вероятно, превратились в какую-нибудь форму пост-разумной жизни. Во втором случае, они никуда не исчезли, и мы часто наблюдаем результаты их астроинженерной деятельности, но принимаем это за некие загадочные астрофизические явления.
- Пост-разумная жизнь? – переспросил Билли, - это как?
- Приставкой «пост», - пояснил математик, - обозначают новую фазу диалектического развития явления. Постиндустриальное производство. Постмодернистская философия. Пост-историческая политология. Пост-разум это, вроде бы, тоже разум, как, например, компьютер на твоей стойке, это продвинутые доисторические палочки для счета. Эти палочки сначала раскладывали на полу. Потом нанизали их на прутики, и получились древние бухгалтерские счеты. Потом, палочки заменили зубчатыми колесами, и тогда получился древний арифмометр. А потом механические счетные элементы заменили электронными. Эту революцию можно назвать переходом к пост-арифмометру.
- Ты здорово объясняешь, док Энди! - с уважением произнес Нолан Брайан, - А пост-историческая политология, это когда из политики выбросили какие-то штучки, а на их место вставили… Ну, например, что-то компьютерное. Я верно мыслю, или не очень?
- Смотря, что называть штучками, - сказал Роквелл, и повернулся к адвокату «Amnesty International», - как ты считаешь, Логрин, какие штучки сейчас исчезают из политики?
Логрин Уайтмид сделал глоточек контрафактного шампанского и тяжело вздохнул.
- Знаете, я вынужден констатировать довольно печальный факт. Из политики исчезает человечность. Я вижу: мистер Брайан уже почти принял боевую стойку, и готов резко возразить, что, мол, к террористам и их приспешникам человечность неприменима. Я понимаю, что это очень простая и удобная позиция. Руководствуясь этим, ваш суд, с необычайной легкостью выдал в Папуа арабского мецената Мулиа Эн-Нахила…
- Почему-то, - перебил Нолан Брайан, – этот меценат поддерживал деньгами только мусульман с радикально-шариатским уклоном, и докатился до захвата заложников.
- Возможно, он докатился до этого, - ответил адвокат, - но в Папуа он не совершил ни одного теракта, ни одного захвата, он лишь собирал деньги в богатых странах, а потом пересылал эти деньги мусульманским миссионерам, работавшим среди папуасов. Не террористам, Нолан, а миссионерам. Но, новозеландский суд не стал ничего слушать. Достопочтенный сэр Гэмп прервал меня, и передал вопрос на усмотрение присяжных, которые просто не любят ислам. Они постановили выдать Эн-Нахила папуасам. А те расстреляли его через час после прибытия, на полигоне военного аэродрома Морсби.
- И что в этом плохого? – поинтересовался Брайан.
- Это бесчеловечно, вот в чем проблема, - ответил адвокат, - А бесчеловечность имеет свойство необычайно быстро распространяться. Суд не имеет права таким же образом выдать мусульманских активистов - граждан Новой Зеландии, но он предъявляет им обвинение в государственной измене, чтобы расстрелять их прямо здесь.
- Ты передергиваешь, - возразила Крузо.
- Возможно, я ошибаюсь, - ответил адвокат, - я бы очень хотел ошибиться. Но у меня остается все меньше надежды на это. Я уже сказал: бесчеловечность имеет свойство необычайно быстро распространяться. Взять случай с сингапурскими школьниками. Понятно, что ваш Антарктический газовый консорциум развивается, и ваша дирекция серьезно занялась кадровыми ресурсами. Но, вот так, взять и выдернуть сорок самых перспективных молодых людей из другой страны, которая оказалась слабее вас, и не способна защититься... Я даже не говорю о том, что вы попросту забыли о водителе автобуса и двух полисменах. Они неинтересны, и зачем забивать ими голову, верно?
Десембер Крузо сделала картинно-печальное лицо и подняла ладони вверх.
- Логрин, я тебя уверяю: отдел активных операций так или иначе вернул бы этих трех парней домой. Но, я благодарна за то, что ты мотивировал нас сделать это как можно быстрее. Давай считать это ошибкой, которую ты исправил. Но в остальном… Я не понимаю, что бесчеловечного в нашей помощи талантливым школьникам, которых не устраивал режим в стране происхождения? Почему они должны были терпеть это еще почти два года до совершеннолетия, если они уже знают, чего хотят в жизни?
- Ты пытаешься перевести спор в область прагматики, - заметил он, - а мы говорим о человечности… Подожди, Торверк! Я уже вижу, ты готов сказать что-то язвительное о соотношении человечности и сингапурского обычая воспитательной порки по заду. Я тысячу раз согласился бы с тобой в этом вопросе, если бы порка была причиной, а не поводом. Но это повод, Торверк! А причина – погоня за наживой.
- Причина – всегда погоня за наживой, - вмешался Роквелл, - Или, я скажу даже более жестко: причина – всегда турнир на выбывание. Это естественный отбор социальных моделей с более высокой эффективностью, в ходе конкуренции за ресурсы.
- Фашизм всегда начинается с теории социального дарвинизма, - ответил адвокат.
Новозеландский математик улыбнулся и постучал чайной ложечкой по рюмке.
- Фашизм это одна из социальных моделей, конкурентоспособная в узком интервале условий, характерных для первой половины индустриальной эры. Фашизм и еще ряд похожих систем, это как динозавры. Они внушительно смотрелись в определенной экосистеме. Но, когда ускорилась эволюция альтернативных форм жизни, динозавры оказались беспомощными и нежизнеспособными именно из-за своей внушительности, громоздкости и, как следствие, биологической неэкономичности и негибкости.
- Док Энди, а пост-фашизм бывает? – спросил бармен.
- Пост-фашизм уже был и прошел. Сейчас в Европе мода на пост-неофашизм.
- О, черт! Какой только фигни не придумают в Европе.
- В журнале «Life», - сообщила Джули, - была статья какого-то политолога о Восточном Тиморе, а там - словосочетание: «псевдопостиндустриальный неокоммунофашизм». Я просто рыдала от смеха. Нолан даже испугался, что я подавилась медом.
- Меня, - пояснил Нолан Брайан, - вообще беспокоит, когда ты лопаешь мед ложками, читая такие дурацкие журналы. Это здорово, что у нас в Хорроре теперь есть свежий домашний натуральный мед, но зачем лопать его, читая сказки про апокалипсис?
- Сказки про апокалипсис? – переспросил Хникарсон.
- Да. Я имею в виду статьи вроде той, про Тимор-Лесте. Или последнюю статью про великий пожар в Аравии. Кстати, Диззи, там главный всадник апокалипсиса, это ваш Антарктический газовый консорциум. Будто бы, это он заказал точечную атомную бомбардировку, которая подожгла нефтеносные слои в пустыне Руб-Эль-Хали.
- Ну, - спокойно заметила Крузо, - по римскому принципу «ищи, кому выгодно» АГК попадает в круг подозрительных персон вместе с лидерами Кувейта, Бахрейна, Ирана, Нуэва-Гранады, и корпорациями вроде «Norway polar oil» или «Alaska Arctic fuel».
Роквелл допил свою рюмку, постучал пальцами по столу и произнес:
- Я бы включил в этот круг, стороны, играющие в два хода. Правительство США…
- Ну, как же без происков коварных янки, - хихикнув, прокомментировала Джули.
- …И еще, - невозмутимо продолжил новозеландский математик, - японский концерн «Itokawa Robotics». Он очень агрессивно играет на понижение доверия к надежности инвестиций в минеральное сырье на Земле, и продвигает проект космической добычи. «Itokawa Robotics» заметно выиграл от Великого аравийского пожара и, анализируя действия этого концерна на фондовом рынке, можно с очень высокой вероятностью утверждать: там заранее, за несколько дней, знали о будущем пожаре.