Анафема

Забор становился все ближе.

Гулко ударил еще один выстрел. Почти сразу же — второй. Донесся негромкий вскрик.

— Нашего… — горестно воскликнул Савва. — Нашего же…

Три машины все также стояли во дворе, только теперь двери «фольксвагена» оказались раскрыты настежь, и с водительского места свисал неподвижный человек. У джипов валялся еще один, с залитым кровью лицом. Он злобно вращал глазами, пытаясь освободиться от наручников. Увидев группу с братом Кириллом во главе, охранник моментально ткнулся лбом в снег, застыл неподвижно.

Из дома доносились звуки борьбы, слышались крики. Снова раздался выстрел.

У крыльца слабо шевелились еще двое курилинских мордоворотов. Первый слабо стонал, пытаясь вправить вывихнутое плечо. Это ему не удавалось, потому что запястья сковывали наручники. Над вторым склонился могучий «опричник», деловито увязывая нескладные, почти обезьяньи руки ремнем от автомата. Оружие валялось рядом.

— Брат Роман, — спросил командир, присаживаясь рядом на одно колено, — что у нас?

— Внешняя охрана нейтрализована, — доложил взводный. — Брат Александр пошел внутрь. Брат Родион ранен.

— Сильно?

— В живот.

Командир поник. Артем спросил:

— Скорую вызвали?

— Пока нет.

— Вызывайте. Брат Кирилл, — сказал Чернышев, — не время сейчас. Потом отплачем. Идемте в дом.

На открытой веранде второго этажа, прячась за резными перильцами, появился охранник. Укороченный АКМС подрагивал в его руках, словно живое существо, смертоносное и безжалостное.

Савва приметил его первым, закричал:

— Арте-о-о-ом! — и рванул из кобуры «макаров», чувствуя, что не успевает.

Брат Кирилл среагировал быстрее. Схватил с земли автомат связанного охранника, и, единым движением передернув затвор и развернувшись на пятках, нажал на курок.

«Калашников» скупо плюнул огнем. Короткая — в три патрона — очередь словно перечеркнула человека наверху. Он вздрогнул, выронил оружие, нелепо всплеснул руками.

АКМС глухо стукнулся о крыльцо, прогрохотал по ступеням. Следом, даже не успев простонать, на камни упал охранник. Мягкий всхлип — и изломанное тело застыло прямо перед входной дверью. По вычищенным от снега плитам потянулась кровавая дорожка.

Брат Кирилл вздрогнул, поднялся, неуверенно подошел. Даниил и Артем двинулись следом, взводный Роман что-то забормотал в рацию, испуганно поглядывая на своего командира. Савва стоял посреди двора, сжимая пистолет обеими руками.

Охранник не шевелился.

— Святый Крепкий! Святый Боже! Прости меня, Господи!

Бывший собровец отбросил в сторону автомат, рухнул на колени перед телом охранника, забормотал:

— …кто я такой, чтобы наперед Господа жизнь обрывать?!

— Брат Кирилл! — позвал Чернышов. Никакой реакции.

— Брат Кирилл! Вы нам всем жизнь спасли. Командир не реагировал.

— Что с ним? — спросил Артем у Даниила. — Дань, помоги…

Инок покачал головой.

— Нет, я не могу. Только он сам может этот грех отмолить. Только сам… Пойти к духовнику, покаяться с чистым сердцем, принять схиму. Удалиться в скит, денно и нощно молиться и истязать плоть, вымаливая прощение у Господа.

Брат Кирилл поднял голову.

— Вы думаете, это поможет, брат Даниил?

— Господь милостив! Вы взяли грех на душу, чтобы спасти жизни других.

Коротко простучала автоматная очередь. Савва бросился к входной двери:

— Пошли! После поговорим…

На первом этаже царил разгром. Стулья перевернуты, большой обеденный стол в просторном холле валялся у стены, из раздвижной стеклянной двери торчат одни осколки.

На полу ругался и стонал связанный курилинский телохранитель. Рядом с ним вытянулся охранник Марошева, темные волосы мокли в небольшой кровавой луже.

Сверху донесся сильный удар, что-то неразборчиво закричали.

— На второй этаж! — скомандовал Савва.

Широкая, как проспект, лестница поднималась наверх полого и неторопливо — в три пролета. Шары, искусно выточенные из разных пород дерева, венчали перила на поворотах. Кое-где на них блестели свежие бурые потеки.

Второй охранник Марошева лежал на ступенях последнего пролета с неестественно вывернутой правой рукой. Продрав плотную ткань свитера, из рукава беззащитно торчал обнаженный кусок кости. На опрятно вычищенной одежде расплылось пятно крови.

Площадка второго этажа была пуста. Но у самого начала коротенького коридора привалился к стене раненый «опричник».

Савва быстро осмотрел его:

— Как ты?

Рана в боку хоть и сильно кровоточила, но казалась не опасной.

«Навылет, и никакие органы не затронуты», — с облегчением подумал Корняков.

— Ничего. Божьей милостью живой, — проговорил монах. Кожа на его лице стремительно бледнела, кровопотеря и болевой шок делали свое дело.

— Вниз сам дойдешь? — спросил Савва. — Сейчас скорая приедет.

— Попробую…

— Дань, помоги ему! — сказал Чернышов.

— Нет-нет, я сам… Вы там нужнее.

Секунду Артем колебался: в бою инок вряд ли сможет помочь, а вот вероятность, что его зацепит случайной пулей — есть. Только как он потом своим же напарникам в глаза посмотрит?

— Ладно, Дань, идешь с нами! — скомандовал старший контроллер.

Савва уже несся по коридору как вихрь. В самом конце красовалась высокая дверь из цветного стекла. Одна створка валялась на полу, выбитая крепким плечом, у порога среди разноцветных осколков неподвижно лежал «опричник». Еще трое стояли по бокам, опасаясь высовываться. Стену напротив изрешетили зияющие пробоины: дерево растрескалось, выщербленные пулями щепки топорщились во все стороны, как иглы дикобраза. Уткнувшись лицом в пол, жался к косяку боковой двери курилинский охранник. Скованные руки мешали ему, он то и дело брыкался, пытаясь освободиться, потом снова испуганно замирал.

Один из монахов обернулся, заметил подкрепление, обрадованно показал рукой: сюда, сюда, мол.

Из комнаты снова выстрелили, еще одна стеклянная пластина разлетелась цветными искрами.

Корняков присел на колено, выдернул из-под застывшего в страхе охранника «кедр». Проверил оружие, крикнул:

— Артем, прикрой! — и, оттолкнувшись от пола, рванулся в проем.

Чернышов поднял «Макаров» на уровень груди, несколько раз нажал на курок. Пистолет рявкнул. Из комнаты выстрелили в ответ, пуля чиркнула по косяку, но в этот момент Савва уже вкатился внутрь.

Коротко пролаял «кедр».

— Стоять! Анафема!! — заорал Савва. — Бросить оружие! Куда, гад?!

Громыхнул «Макаров», с глухим стуком на пол рухнуло тело. Артем с Даниилом и «опричниками» тоже вбежали в комнату.

У окна, навалившись грудью на подоконник, полулежал третий и последний из охранников Марошева. Видимо, заслышав выстрелы во дворе, он специально встал у рамы, чтобы одновременно контролировать и задний двор, и дверь в комнату. Это его и подвело — когда Корняков влетел в дверь, он промедлил лишь какое-то мгновение… Утяжеленные пули «кедра» превратили лицо в кровавое месиво, а сила удара развернула его.

Умер он мгновенно.

Личный телохранитель Курилина тоже отвлекся. Может быть, на выстрелы Артема. Савва успел нажать на курок первым, потом, когда раненый в правую руку бодигард попытался перехватить АПС левой, не колеблясь прострелил ему бедро.

Но не эти двое в первую очередь привлекли внимание Артема. За просторным столом в центре комнаты сидели с поднятыми руками Курилин и Марошев. Помощник депутата выглядел испуганным, переводил взгляд с одного неожиданного гостя на другого, а вот посланец отца Базиля, казалось, не боялся ничего. Сверкающие ненавистью глаза сверлили Корнякова и только его, видно было, что Марошева на месте удерживает лишь ствол «кедра», наведенный в упор.

— Анафема! — сказал Чернышов с тожеством в голосе, — Курилин и Марошев! Не двигаться! Вы в нашей юрисдикции!

И добавил, обернувшись к «опричникам»:

— Обыщите их и помогите раненым. Сейчас приедет скорая, снесите вниз тех, кто не может ходить.

Пока монахи споро охлопывали карманы задержанных, старший, видимо, брат Александр, опустился на колени у неподвижного тела в дверях, пощупал пульс, покачал головой. Короткая команда — и «опричники», осторожно подхватив раненого на руки, вынесли его из комнаты.