Страница 11 из 13
– Ну, если немецкие летчики уже летают над Сталинградом, то русским очень скоро придет конец.
– Там не только летают наши летчики. Может быть, сам город успел уже пасть. Когда меня взяли в плен, наши танки находились на самых подступах к нему.
– Ну вот, видите. Значит, скорее всего, к Рождеству все мы будем дома.
– Хорошо, – сдался я, – если вы так верите в это, то продолжайте так думать, но, полагаю, вам следует поздравить себя, если вы попадете домой к Рождеству 1944 года. И все же объясните мне, что вы понимаете под словом «антифашист». И кто тот человек в фуражке и разбитых очках, он еще хорошо говорит на немецком. Что происходит в этом лагере и почему остальные пленные не захотели говорить с нами, когда нас привели сюда?
– Мой дорогой друг, антифашисты – это люди, которые говорят примерно то, что говорите вы. Они считают, что Гитлер проиграет войну, занимаются с русскими всякими пропагандистскими штучками и всячески задирают нос. Того человека зовут Вагнер, они зовут его политическим наставником, комиссаром над пленными. Он освобожден от работ на кухне. И если кто-то скажет ему, что он против Адольфа, то его тоже начинают считать антифашистом. Поэтому здесь все предпочитают не разговаривать. Тут повсюду шпионы. Если кто-то распространяет слухи об успешном немецком наступлении, то он фашист. Эти люди издают здесь газету, которая называется «Свободный мир», но на самом деле в ней нет ничего от свободы. Там говорится о поражениях немецкой армии, о том, что в результате неудачного наступления она потеряла еще десяток дивизий. Ничего себе «неудачное наступление», если мы дошли уже до Волги! Надеюсь, что русские загнутся раньше, чем все мы здесь вымрем от голода.
– Умереть от голода? Здесь что, кормят так же плохо, как нас кормили по дороге сюда?
– Вы увидите сами: 400 граммов хлеба в день, две миски водянистого супа, 200 граммов каши и 20 граммов сахара. Это все, чем вы должны здесь довольствоваться.
(Этот паек полезно было бы сравнить с тем, что получали в 1941 и 1942 гг. советские военнопленные. Занятые на тяжелых работах получали 321 г хлеба, 29 г мяса, 9 г жиров и 32 г сахара. Итого около 900 ккал (при необходимых 3400 ккал; основной же обмен мужчины в покое 1700 ккал). Остальные (не занятые на тяжелых работах) получали 214 г хлеба, 16 г жиров и 22 г сахара. Итого 660 килокалорий (согласно приказу по вермахту от 8 октября 1941 г.). Однако автор в пайке для немецких военнопленных опустил 20 г муки второго сорта, 100 г рыбы, 20 г растительного масла, около 1 г суррогатного чая, 500 г картофеля и овощей, 10 г томатного пюре, 10 г хозяйственного мыла. Все это в дополнение к указанным автором 400 г хлеба и 100 г крупы (200 г каши?) – из директивы наркома внутренних дел от 25 августа 1942 г., до этого нормы были более объемные. – Ред.)
– А что такое каша?
– Это варево из овса или зерен пшеницы. Из-за этого кушанья антифашистов здесь называют «кашистами».
Конечно, я не мог представить себе визуально, сколько это будет – 400 граммов хлеба. Прежде мне никогда не приходилось питаться хлебом, выданным на вес. Но то, что говорил этот человек, рисовало не очень радостную картину. Итак, поскольку я верил в то, что немцы могут потерпеть поражение, я относился к антифашистам. В то же время я был и фашистом, так как рассказал, что немецкие войска стоят на подступах к Сталинграду. Какой из этого сделать вывод? Я не мог ничего понять без Вагнера.
– Вагнер русский? – спросил я.
– Нет, он немецкий коммунист. Его посадили в Моабит за убийство, но он совершил оттуда побег.
– Откуда вы все это знаете?
– Здесь все говорят об этом.
– Но почему коммунисты обязательно должны быть убийцами?
– А почему вы пытаетесь защищать их? Очень скоро вы узнаете, какие они на самом деле. Вагнер – свинья, можете передать это ему от моего имени. Когда мы выиграем эту войну, мы повесим его вниз головой.
– Надеюсь, что у вас не будет с этим особых хлопот, – засмеялся я.
– Кто вы на самом деле? В каком вы звании?
Я представился.
– Ну вот, видите, вы и есть антифашист.
– Почему?
– А разве это не вы написали ту листовку, где говорится, что мы проиграем эту войну, что русские обращаются с вами хорошо? А еще вы говорили, что Бисмарк всегда был против войны с Россией.
– Откуда вы все это знаете?
– Обо всем этом писали в «Свободном мире».
Я провел в камере шесть или семь дней. По ночам меня вызывали на бесконечные допросы. Мне сказали, что для того, чтобы доказать, что я не настроен «недружественно» к Советскому Союзу, я должен раскрыть все известные мне военные секреты, иначе, поскольку я вел «подстрекательские речи» в лагере, мне придется остаться в камере навсегда. Оказывается, Вагнер доложил о моем протесте по поводу обращения с нами во время перевозки.
Во время допросов я продолжал протестовать против обращения со мной как на пути в лагерь, так и по поводу моего заключения в камеру. И это несмотря на то, что я давно понял, что нахождение в камере было гораздо приятнее, чем жизнь в огромном холодном, населенном многочисленными насекомыми карантинном помещении, куда попали итальянцы.
Наконец мне предоставили комнату с печкой и назначили 200 граммов хлеба сверх нормы. Здесь я должен был «отдохнуть» и написать «обо всем, что знал». Охранять и обслуживать меня назначили немецкого военнопленного, подчиненного Вагнера. Как он заверил меня, он тоже был антифашистом. Его лишили звания в вермахте за пьянство и грубость по отношению к вышестоящим офицерам, а потом направили в батальон штрафников. Батальон был разгромлен в результате русского наступления. После этого он стал дезертиром. По профессии этот человек был дорожным инженером. Однажды, когда он забыл запереть меня, я обнаружил в соседней с моей комнате планы, на которых он изобразил немецкие военные объекты на территории России. Все это он приготовил для русских. Чертежи базировались на информации, полученной от других пленных.
Наступил день, когда закончился и этот этап в моей жизни. Поскольку даже с помощью «дружеского отношения» из меня не удалось вытащить военные секреты, меня вышвырнули из комнаты и поместили в карантин вместе с итальянцами. А еще через три недели нас перевели оттуда в общий лагерь. В лагере было примерно четыреста офицеров: немцы, финны, венгры, румыны, итальянцы. Все жили в огромных неотапливаемых помещениях, при опасной скученности народа. Каждые несколько дней кто-то умирал от слабости. Продовольственный паек был близок к тому, чтобы просто не дать умереть с голоду. Мы постоянно хотели есть. Каждый шаг в условиях холодной и влажной русской зимы был настоящей пыткой для военнопленных в их тонких ветхих мундирах. У многих при пленении отобрали сапоги, и теперь беднягам приходилось довольствоваться деревянной обувью. Не было иголок и ниток, чтобы чинить одежду, которая рвалась при сборе картофеля на полях или заготовке дров в лесу. Для того чтобы высушить одежду, промокшую после пребывания вне помещения, требовались недели. Простудиться в таком состоянии означало верную гибель. По ночам людей, спавших так скученно, что им приходилось лежать на одном боку, атаковали полчища насекомых.
В данных обстоятельствах в выигрыше оказывался Вагнер[1].
По вечерам он всех приглашал на беседы, и те, кто приходил, получали назначение на работы на кухню или какое-нибудь другое поощрение. После того как человек был обласкан такими «подарками», Вагнер спрашивал у него, не желает ли он вступить в лагерную группу антифашистов. Если тот отказывался, то его тут же лишали всех подаренных привилегий. Поэтому, как только человек получал приглашение на вечернюю беседу, можно было считать, что он уже готов капитулировать. Около лагеря располагалась школа антифашизма, в которой беженцы из Германии читали лекции по коммунизму. Время от времени нас, обитателей лагеря, заставляли посещать эти занятия.
1
Через шесть лет, уже в Германии, мне удалось узнать, кем же на самом деле был Вагнер. Его настоящее имя Отто Браун, и эта личность была повсеместно известна благодаря нашумевшему в начале 1920-х гг. судебному процессу. В то время он играл видную роль в Коммунистической партии Германии, а также в шпионской сети Коминтерна. Воспользовавшись разногласиями в лагере русских эмигрантов между сторонниками профранцузской и прогерманской ориентации, ему и нескольким его соратникам по газете «Роте фане» («Красное знамя», немецкая газета (1918–1939), сначала орган «Союза Спартака», затем, с 31 декабря 1918 г., орган Компартии Германии. В 1933 г. была запрещена, выходила в подполье, в 1935 г. начала выходить в Праге, с 1936 по 1939 г. издавалась в Брюсселе. – Ред.) удалось провести незаконный обыск в доме одного русского полковника. Так в руки Брауна попали ценные материалы о деятельности антикоммунистического подполья в России. Из стола офицера немецкой службы безопасности, своего друга, он украл бланки с печатями на производство обыска. Но он подвел сам себя, забыв портфель с документами в такси. При последующем разбирательстве он объявил себя представителем ультраправой организации. В «Роте фане» сделали вид, что ничего об этом не знают. А его помощники театрально отказывались сидеть рядом с ним на скамье подсудимых. Но в дальнейшем, отбыв минимально положенный срок наказания, все они вместе торжествовали успех в том спектакле. Позднее Вагнер снова был арестован по обвинению в шпионаже, и, поскольку после этого большой скандал грозил разразиться в самой немецкой компартии, ее руководители практически вызволили Вагнера из тюрьмы Моабит и отправили в Советский Союз. Все документы дела, разумеется, остались в суде, и туда не было доступа простой публике. В Советском Союзе ему давали ряд заданий на Дальнем Востоке, но позже он впал в немилость и пропал. Во время войны этого человека решили вновь вытащить из забвения, но сам он считал, что ему нужно реабилитироваться перед хозяевами. Поэтому он не брезговал искажением фактов и давлением на заключенных, чтобы только отрапортовать наверх о многочисленных случаях «перевоспитания», которых ему удалось добиться.