Страница 106 из 113
Кэп одобрительно хмыкнул, хотя кое-какие положения в нравственном кодексе Следопыта были недоступны его пониманию. Так, перекидываясь с одного на другое и то и дело останавливаясь в увлечении беседой, приятели шествовали к блокгаузу. Но теперь они подошли так близко, что у обоих пропало настроение продолжать разговор, и каждый стал мысленно готовиться к предстоящему прощанию с сержантом.
Глава 28
Земля, ты вновь бесплодна и бела!
Твою беду оплакивает стих.
Еще недавно здесь весна цвела,
Росли нарциссы на полях твоих.
Теперь бураны над тобой шумят,
Зима пришла.
Испорчен твой наряд.
Солдат в горячке битвы бестрепетно встречает опасность и смерть, но, когда переход в мир иной совершается в минуты спокойных раздумий, он пробуждает в нас мысли о нетленном и непреходящем, сожаления о прошлом вместе с сомнениями и гаданиями о том, что нас ждет впереди. Сержант Дунхем был человек храбрый, но ему предстояло отправиться в страну, где мужество и решительность уже не могли пригодиться, и его чувства и мысли, постепенно освобождаясь от земного плена, принимали обычное в этих случаях направление: ибо, говоря, что смерть — великий уравнитель, мы прежде всего имеем в виду, что каждого она приводит к убеждению в суетности жизни.
Человек своеобразных взглядов и навыков. Следопыт был всегда склонен к размышлению и привык на все смотреть с вдумчивостью и даже некоторой отрешенностью философа. То, что он увидел в блокгаузе, не заключало в себе ничего для него нового. Другое Дело Кэп: грубоватый, упрямый, самонадеянный и вздорный старик даже к смерти не умел отнестись с подобающей серьезностью; невзирая на все происшедшее и на несомненную преданность шурину, он вошел в комнату умирающего, в значительной степени сохраняя обычное свое черствое равнодушие — плод долгой учебы в той школе, которая, преподавая нам немало возвышенных истин, бросает свои наставления на ветер, когда имеет дело с учениками, неспособными извлечь из ее уроков необходимую пользу.
Едва войдя в комнату, где лежал умирающий, Кэп со свойственной ему бестактностью принялся рассказывать о событиях, послуживших причиной гибели Мюра и Разящей Стрелы.
— Вот так-то они и снялись с якоря самым что ни на есть скоропалительным манером, — закончил он свой рассказ, — и для тебя, братец, должно быть немалым утешением, что они опередили тебя в этом долгом плавании — ведь ни у кого из нас не было оснований их любить. Я на твоем месте был бы радехонек. Матушка всегда говаривала, мастер Следопыт, что умирающим не след причинять лишние огорчения, напротив, их нужно подбадривать и утешать разумными и назидательными речами. Эти новости придадут бедняге куражу, если он так же относится к дикарям-краснокожим, как я.
Услышав это известие. Июньская, Роса встала и бесшумно выскользнула из блокгауза. Дунхем внимал Кэпу, уставясь перед собой невидящими очами. Во многом уже освободившись от уз, привязывавших его к жизни, он начисто забыл Разящую Стрелу и нисколько не интересовался Мюром, зато слабым голосом спросил, где Пресная Вода. За юношей тотчас же послали, и он предстал перед умирающим. Сержант ласково посмотрел на него, и этот взгляд ясно говорил, как он, Дунхем, жалеет, что неумышленно нанес ему обиду. Теперь у постели умирающего собрались Следопыт, Кэп, Мэйбл и Джаспер. Все они стояли над его соломенным тюфяком, и только дочь опустилась на колени и то и дело прижимала ко лбу холодную руку отца и смачивала водой его запекшиеся губы.
— Тебе недолго придется нас ждать, сержант, — сказал Следопыт; он столько раз глядел в глаза смерти, видел столько одержанных ею побед, что не ощущал благоговейного страха, хоть и понимал, сколь различен ее приход в пылу сражения и на тихом ложе, среди родных и близких. — Я твердо уповаю на нашу будущую встречу. Разящая Стрела ушел в дальний путь, но это не путь честного индейца. Ты больше его не увидишь, его тропа не может быть тропой праведных. Это было бы противно разуму, и точно так же, на мой взгляд, обстоит дело с лейтенантом Мюром. Ты же честно нес свою службу, а раз так, значит, ты можешь отправиться в самое долгое из путешествий с легким сердцем и твердою стопой.
— Надеюсь, дружище; я всегда старался служить с усердием.
— Верно, верно, — вмешался Кэп, — добрые намерения — это половина дела, хоть ты и поступил бы умнее, кабы, чем причаливать к берегу наобум, выслал сначала отряд разведчиков. Все бы, смотришь, и обернулось по-другому. Но никто здесь не сомневается, что намерения у тебя были самые лучшие, да и там, я думаю, это не вызовет сомнений, насколько я знаю наш мир и наслышан о другом.
— Да, так оно и есть: я хотел сделать как лучше!
— Батюшка, о милый батюшка!
— Магни убита горем, мастер Следопыт, ей трудно в таком состоянии провести отца через рифы и мели, и придется нам полностью взять это на себя.
— Ты что-то сказала, Мэйбл? — спросил сержант, переведя глаза на дочь; он был уже слишком слаб, чтобы к ней повернуться, — Да, батюшка! Не полагайтесь на собственные дела в надежде на милость и спасение; уповайте лучше на бога и его милосердного сына.
— Что-то в этом роде, братец, говорил мне как-то священник. Девочка, может, и права.
— Верно, верно, это святая истина. Господь будет нашим судьей, он ведет вахтенный журнал всех наших дел и поступков. В последний день он подобьет итог и скажет, кто вел себя хорошо, а кто плохо. Мэйбл, по-моему, права, и, значит, нечего тебе бояться за баланс, ведь там-то уже не будет никакого жульничества.
— Положитесь на бога, отец, и на его милосердного сына. Молитесь, милый, милый отец, только его всемогущество вам поможет.
— Я отвык молиться, Мэйбл. Братец, Следопыт, Джаспер, напомните мне слова молитвы.
Но Кэп едва ли даже представлял себе как следует, что такое молитва, и ничего не мог ответить. Следопыт, тот молился много — ежедневно, если не ежечасно. Но он молился про себя, не прибегая к словам, на собственный бесхитростный лад. В этом затруднительном положении он был так же беспомощен, как и моряк. Что же до Джаспера — Пресной Воды, хоть он был бы рад гору сдвинуть для Мэйбл, этой помощи умирающему он оказать не мог. И юноша понурил голову с тем смущением, какое испытывают молодые и здоровые, когда они вынуждены признать свою слабость и зависимость от высших сил.
— Батюшка, — сказала Мэйбл, — вы знаете «Отче наш»; вы сами учили меня молиться, когда я была ребенком.
На лице сержанта мелькнула улыбка, он вспомнил, что и впрямь когда-то выполнил для дочки по крайней мере эту часть родительских обязанностей. Эта мысль принесла ему огромное облегчение.
Несколько минут он молчал, и окружающим казалось, что душа его обращена к богу.
— Мэйбл, детка моя, — сказал он наконец внезапно окрепшим голосом. — Мэйбл, я покидаю тебя, — так в последние минуты земного бытия дух, уже не замечает тела. — Я покидаю тебя, дитя мое; дай мне руку.
— Вот она, батюшка! Возьмите обе! Вот они обе!
— Следопыт! — сказал сержант, нащупав по другую сторону руку Джаспера, который стоял на коленях у его ложа. — Возьми ее руку, я оставляю ее на тебя — будь ей отцом или мужем, как вы хотите — ты и она. Благословляю вас…
В этот торжественный миг никто не посмел бы указать сержанту на его ошибку. Спустя две минуты он отошел, накрыв руки Джаспера и Мэйбл своей ладонью. Мэйбл ничего не замечала, пока восклицание Кэпа не возвестило ей о смерти отца. Подняв голову, она встретила устремленный на нее взгляд Джаспера и ощутила горячее пожатие его руки. Однако в ту минуту ею владело одно только чувство, и она отвернулась, чтобы предаться горю, едва ли сознавая, что произошло. Следопыт взял под руку Пресную Воду и вышел с ним из блокгауза.
Оба друга в глубоком молчании прошли мимо костра и дальше по прогалине чуть ли не до противоположного берега. Здесь они остановились, и Следопыт первым нарушил тишину.