Страница 105 из 113
— Вы рассуждаете как философ, мастер Следопыт, и, насколько я понимаю, как истинный христианин.
— Я бы руки не подал человеку, который стал бы в этом сомневаться. Для меня белый человек не может не быть христианином, как и краснокожий не может не верить в блаженные поселения. И, в сущности, допуская известную разницу в верованиях и в учении о том, чем дух займется после смерти, я считаю, что каждый добрый делавар — добрый христианин, хотя бы его и не крестили, а каждый добрый христианин — добрый делавар, в рассуждении человеческой природы. Мы со Змеем частенько об этом толкуем, у него большой интерес к этим вещам.
— Черта с два у него интерес! — возмутился Кэп. — Кто это пустит его в церковь со всеми его скальпами за поясом?
— Не судите поспешно, друг Кэп, а глядите в корень! Все это лишь пустая оболочка, дань среде и воспитанию, а также естественным склонностям человека. Оглянитесь на род людской и постарайтесь понять, почему вы видите здесь красного, а там черного воина, а в других местах — белые армии? Все это, да и многое Другое, что я мог бы вам указать, создано для особой, неизвестной нам цели. Нам не пристало отрицать факты и закрывать глаза на истину. Нет, нет, у каждого цвета кожи свои склонности, свои законы и верования, но нельзя осуждать того, кто этого еще как следует не разумеет.
— Вы, верно, много читали, друг Следопыт, у вас на все такие твердые взгляды, — ответил Кэп, немало удивленный столь простым символом веры своего спутника. — Теперь и мне все ясно как на ладони, хоть сам бы я до этого вовек не додумался. К какому же исповеданию вы принадлежите, мой друг?
— Что вы сказали?
— Ну, какой держитесь секты? Или какой установленной церкви?
— А вот взгляните вокруг и сами посудите. Я и сейчас в церкви: ем в церкви, пью в церкви, сплю а церкви. Земля и есть церковь божия, и я, смею надеяться, повседневно и повсечасно служу моему творцу не переставая. Нет, нет, я не отрекаюсь от своей крови и цвета кожи, я как родился христианином, так христианином и умру. Моравские братья note 64 немало меня искушали; побывал я в руках и у королевского пастора, хотя эта публика себя утруждать не любит; говорил со мной и католический миссионер из самого Рима, когда я провожал его по лесу, но у меня про всех был один ответ: я уже христианин и не хочу быть ни моравским братом, ни членом англиканской церкви, ни папистом. Нет, нет, я не отрекаюсь ни от крови своей, ни от происхождения.
— По-моему, ваше слово, мастер Следопыт, могло бы облегчить сержанту его путь через рифы и мели смерти. С ним никого сейчас нет, кроме бедняжки Мэйбл, а ведь она, не говоря уж, что дочь ему, всего-навсего девушка, да и по годам дитя.
— Мэйбл слаба телом, друг Кэп, однако в этих вопросах, пожалуй, сильнее нас, мужчин. Но сержант Дунхем — мой друг, к тому же он ваш шурин, и теперь, когда мы выиграли битву и отстояли наши права, нам следует обоим быть при его кончине. Я проводил на своем веку не одного умирающего, — продолжал Следопыт; по своему обыкновению, он то и дело останавливался и, ухватив собеседника за пуговицу, пускался в пространные воспоминания из своего прошлого, — я проводил на своем веку не одного умирающего, видел его последнее содрогание, слышал его последний вздох; после горячки и сутолоки битвы полезно задуматься о судьбе тех, кому не повезло в сражении, понаблюдать, как по-разному ведет себя человеческая природа в столь важную минуту. Иные уходят из жизни в слепоте косного невежества, словно господь не дал им разума и сознания, тогда как другие, покидая нас, радуются, словно сбросили с плеч тяжелое бремя. Мне кажется, мой друг, что в эти минуты наш ум работает с особенной ясностью и что все наши прошлые дела теснятся перед нашим внутренним взором.
— Ручаюсь, что это так. Мне и самому приходилось бывать в подобных переделках, и, по-моему, человек от этого только лучше становится. Как-то я уже думал, что дни мои сочтены, и заново просмотрел судовой журнал моей жизни с таким старанием, какого от себя и не ожидал. И не то чтобы я считал себя великим грешником: если я и грешил, то осторожно, по малости. Хотя, конечно, покопайся, найдется и у меня на совести куча всякого мусора, как, впрочем, у любого из нас. Не был я ни пиратом, ни изменником, ни поджигателем, ничего такого за мной не водится. А что до контрабанды и прочих подобных несерьезных проступков, тут уж ничего не попишешь — я моряк, а всякое ремесло, как известно, имеет свои темные стороны, в том числе, должно быть, и ваше, Следопыт, как оно ни полезно и почетно.
— Что ж, среди проводников и разведчиков на границе сколько хочешь отпетых негодяев, а есть и такие, что, вроде нашего квартирмейстера, служат за деньги двум господам. Я себя к ним не причисляю, хотя соблазны у всякого бывают, чем бы он ни занимался. Трижды искушал меня враг человеческий, и как-то я даже чуть не поддался ему, хоть и не в такой мере, чтобы это могло меня тревожить на смертном одре. Первый раз напал я в лесу на связку шкурок, принадлежавших, как я знал, одному французику; он охотился по нашу сторону границы, где ему, разумеется, делать было нечего. Двадцать шесть бобровых шкурок — одна под стать другой, одна другой краше! Это был большой соблазн, я даже убеждал себя, что закон почти что на моей стороне, хотя время было мирное. Благо я вспомнил, что на охотников этот закон не распространяется и что бедняга, может, уже строит какие-то планы на зиму, рассчитывая продать эти шкурки. Так я их и не тронул. Многие меня за это, конечно, ругали, но в ту ночь я уснул сном праведника, а это первое доказательство, что поступил правильно. Другой раз я нашел ружье — единственное в этой части света, какое может идти в сравнении с моим «оленебоем». Я знал, что стоит мне им завладеть или даже просто припрятать, и я стану заведомо первым стрелком в наших краях. Я был тогда молод и неопытен по части стрельбы, а молодость честолюбива и предприимчива. Однако, благодарение богу, я победил в себе это чувство, а главное, дружище Кэп, в первом же стрелковом состязании победил честь честью хозяина того ружья — он стреляв из него, а я из «оленебоя», — и это в присутствии самого генерала!
Тут Следопыт остановился, чтобы всласть посмеяться; его глаза и загорелое, обветренное лицо так и сияли гордостью.
— Но особенно искушал меня нечистый в третий раз. Я случайно набрел на шестерку отдыхавших мингов. Сами эти аспиды спали, а их оружие и порох лежали сваленные в кучу немного в стороне, — я мог бы их прихватить, никого не беспокоя. Какая бы это была удача для Великого Змея: ему понадобилось бы меньше времени, чтобы снять с них скальпы, чем мне рассказать вам этот случай. О, Чингачгук храбрый воин, и он не менее честен, чем храбр, а уж такого добряка поискать надо!
— И как же поступили вы в этом случае, мастер Следопыт? — спросил Кэп с величайшим интересом. — Сколько я понимаю, вас ожидала либо очень удачная, либо очень неудачная высадка на берег.
— И удачная и неудачная, если хотите знать Неудачная потому, что соблазн был уж слишком велик; но все кончилось к общему удовольствию. Я не тронул и волоса у них на голове — белому человеку душа не позволяет снимать скальпы,
— и даже не взял у них ни одного ружья. Я просто не доверял себе, зная, до чего ненавистны мне эти минги.
— В рассуждении скальпов вы совершенно правы, мой достойный друг, но что до оружия и пороха, любой призовой суд note 65 в христианском мире вынес бы решение не в их пользу.
— Что верно, то верно, но надо же было показать мингам, что белый человек не станет нападать ни на спящего, ни на безоружного врага. Мне слишком дорого мое достоинство, мой цвет кожи и моя религия, чтобы всем этим жертвовать. Я просто дал мингам выспаться и подождал, пока они снова не будут на военной тропе. А потом, действуя где из засады, а где с флангов, угостил негодяев в должной плепорции. — Следопыт любил щегольнуть ученым словцом, подхваченным где-нибудь в дороге, но порой перевирал его и употреблял не в точном значении. — Только один минг и вернулся потом к себе в свой вигвам, да и то сильно припадая на одну ногу. По счастью, великий делавар лишь немного задержался в пути, гоняясь за дичью, и поспел как раз вовремя. А когда он поднялся с земли, пять скальпов висели у него там, где им висеть положено. Так что, как видите, поступая правильно, я ничего не потерял ни в рассуждении чести, ни трофеев.
Note64
Моравские братья — христианская секта, основанная в Чехии в XV веке. В XVIII веке члены этой секты вели миссионерскую работу среди индейцев Северной Америки.
Note65
Призовой суд — специальный суд, проверявший законность захвата каперами неприятельских торговых судов.