Страница 53 из 110
…Гератские торговцы действовали как посредники правительственных солдат, желавших переметнуться к моджахедам. Такие перебежчики подвергались тщательной проверке, потому что некоторые из них оказывались на содержании у ХАД — службы афганской государственной безопасности. Помню, как однажды ранним утром 14-летний мальчик пришел предлагать свои услуги. Его удостоверение личности было проверено, у него имелось рекомендательное письмо от родственника, знакомого командиру моджахедов. Все казалось правдоподобным, но после трех часов допроса в «легенде» мальчика начали обозначаться слабые места. Не теряя самообладания, он поведал об истинной цели своей миссии. Мальчик был завербован ХАД, чтобы ликвидировать командира и отравить пищу. Будучи разоблаченным, он с нескрываемым удовольствием продемонстрировал свое мастерство, которому был блестяще обучен. Моджахеды засекли время, за которое он разобрал и снова собрал «Калашников», и аплодировали ему.
Мальчик рассказал, что ему платили 10 тысяч афгани в месяц. Его раскаяние казалось мне результатом страха. Он оказал услугу импровизированному суду, выдав двух взрослых коллаборационистов, и так как был юным, то не был казнен. Его заставили изучать Коран. Это выглядело чрезвычайно гуманным, если учесть, что порученное ему задание он непременно выполнил бы, если бы не был раскрыт. Два коллаборациониста были казнены.
…Меня заботила мысль о том, чтобы принять непосредственное участие в деятельности моджахедов, нежели просто быть их гостем, и я предложил свою помощь. Но даже когда я пытался лишь налить чай, они выхватывали у меня котелок и просили сесть… В конце концов я стал настаивать, приводя им свои доводы. «Ты неверующий», — объяснили они.
Я чувствовал себя ребенком, которому другие дети заявили, что он не может с ними играть. Неверующий — следовательно нечистый. Это больно ранило, ведь я льстил себя тем, что они полностью приняли меня. Теперь я понял: существует барьер между нами, который будет всегда, пока я не обращусь в ислам.
…Все известные наркотики запрещены исламом, но моджахеды делают их запасы, используя как обменный товар. Русские солдаты обменивают на наркотики деньги, еду, сигареты, даже оружие и боеприпасы. К моему удивлению, я обнаружил, что у русских весьма ценятся маникюрные щипчики, которые почти невозможно купить в СССР.
«Что случается с солдатами, которых вы берете в плен?» — спросил я как-то помощника командира. Абдул Саттар погладил свою бороду. «Мы сохраняем им жизнь, — ответил он лаконично. — Иногда пытаемся обменять их на наших людей, но Советы не любят этого».
…Было время сбора урожая, и Исмаил-хан дал указание не начинать никаких действий против правительственных войск, прежде чем пшеница не будет ссыпана в амбары…
Одного старика я вспоминаю с восхищением. Он был среди тех немногих, кто все еще обрабатывал свои поля. Он ходил в поле выполнять свою ежедневную работу и ухаживал за своими животными, как если бы ничего не случилось в его жизни, а то малое, что имел, распределял среди моджахедов, передавал молодым партизанам свою спокойную решимость. Я уверен, что никакая армия не покорит таких. Она может лишь уничтожить их. Им нечего противопоставить МиГам, которые прилетают так быстро, что их слышишь уже после того, как они совершат свой первый налет. Но сила духа может двигать горы. И если 80-летние старцы, которых я встречал, с лицами, похожими на грецкие орехи, были исполнены решимости убить русского, прежде чем умереть, то горы действительно будут сдвинуты»…
Многим покажется: Ник Данзигер, или Ник Мохаммед, как называли его моджахеды, идеализирует афганских повстанцев. Наверное, это так. Да и само путешествие, не столь уж длительное по времени, не позволило ему прочувствовать все напряжение военного конфликта, где кровью и жестокостью платили за кровь и жестокость. И однако его свидетельства имеют особую ценность— ведь он воочию, изнутри наблюдал жизнь моджахедов, делил с ними кров и пищу, вместе страдал от военных лишений.
Да, он определенно на их стороне, считает их борьбу святой и правой. Что ж, каждый может иметь свой взгляд на афганскую войну.
Была ли «химия»?
Итак, как мы уже неоднократно подчеркивали, советский человек, если он не принадлежал к высшей номенклатуре, был лишен возможности получать объективную информацию о том, что творилось в Афганистане. И это при том, что спрос на такую информацию был огромен. Наши мальчики воевали за Амударьей, гибли, получали ранения и увечья. Как там они? С кем сражаются, где живут, что едят? Господи, да хоть что-нибудь бы сообщали в советской прессе… Нет! Или ничего, или полную лабуду вроде заметок, как советские воины сажают парки дружбы или пашут вместе с декханами их поля.
Уже на кладбищах наших появились целые аллеи с более чем скромными памятниками погибшим воинам, уже тысячи матерей поседели от горя, а власть предержащие «не пущали» ни словечка правды об этой войне. Не было в ДРА никаких боевых действий, и все тут. А герои в мирное время — они откуда? «За отвагу, проявленную на учениях», — так было велено писать нашему брату.
В 1981 году один из нас передал из Афганистана очерк о десантнике, Герое Советского Союза. А прочел его в родной газете и плохо ему стало. Усилиями цензоров свой подвиг десантник, оказывается, совершил… на маневрах, в учебном бою с условным противником. А ведь это читали и воины наши, те самые интернационалисты из «ограниченного контингента». Ох, и честили же они журналистов последними словами…
В том же году тому же репортеру редакция поручила ответить через газету матери солдата, приславшей письмо с вопросами, суть которых коротко заключалась в следующем: как служат в Афганистане наши ребята? Вера Ивановна Мироненко из Днепропетровска писала о том, что Афганистан стал ей очень близок, ведь там сейчас находится ее сын Саша. «За его судьбу постоянно переживаю. Начинает ли утренние передачи радио, включаю ли телевизор, беру ли в руки «Комсомолку» — первым делом хочется скорее услышать, увидеть, прочесть, как там дела в Афганистане? Спокойно ли там? Какая там обстановка? Болит материнское сердце за всех людей, которым враги мешают мирно жить, трудиться, растить детей. Хотелось бы больше знать о событиях в этой стране. Просила сына прислать фото — не присылает. В письмах — ни слова о службе. Пишет: «Все нормально». А мне нет ни минуты покоя…»
Журналист встретился с рядовым Александром Мироненко, а затем подготовил в виде газетной заметки свой ответ матери солдата. И хотя почти все, что касалось войны, из статьи опять было вымарано, публикация вызвала большой резонанс. По существу она оказалась первой, из которой можно было понять: «за речкой» наши солдаты не только сады разводят.
Это — спустя полтора года после вторжения.
Д. Гай: Да что говорить о прессе, спеленутой цензорскими путами, когда и сугубо военные документы для служебного пользования секретились по меньшей мере наивным и странным способом. Знакомясь в штабе тыла Вооруженных Сил с различными донесениями, связанными с афганской войной, я обратил внимание на название объемистой папки: «Переписка по учению в ТуркВО». Хорошенькие учения, подумал я, — с кровью и смертями…
Кого надоумила светлая идея в среде профессиональных военных использовать «секрет Полишинеля», ума не приложу.
Природа не терпит вакуума. Любая пустота всегда чем-то заполняется. Информацию об Афганистане наши люди черпали, слушая по ночам передачи зарубежных радиостанций на русском языке. Афганская тема долгое время была доминирующей. Так, скажем, «Голос Америки» в начале 80-х практически ежедневно комментировал ситуацию на Среднем Востоке, а содержание и тон этих материалов, естественно, соответствовали ожесточенной конфронтации, которая установилась между двумя нашими странами.
Сами руководители «Голоса Америки» не скрывали факта, что роль их радиостанции становится особенно заметной в кризисных ситуациях. Бывший директор «Голоса» К. Томлинсон в 1983 году сказал: «Нам точно известно, что в периоды международных кризисов число слушателей «Голоса Америки» в таких странах, как Советский Союз, стремительно возрастает».