Страница 107 из 110
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Наджибулла (до 1987 года более известен под партийной кличкой Наджиб). Родился в 1947 году в семье служащего в местечке Мелон под Гардезом. Его отец — пуштун из гильзаев — в 60-е годы был афганским консулом в Пешаваре. В 1964 году окончил кабульский лицей Хабибия, в 1975 году — медицинский факультет университета. В 1965 году вступил в НДПА и сразу окунулся в активную революционную деятельность. Будучи студентом, дважды попадал за решетку. До апрельского переворота возглавлял нелегальный демократический союз студентов. В 1976 году его избирают секретарем подпольного Кабульского городского комитета НДПА. С 1977 года — член ЦК партии. Вскоре после апрели 1978 года назначается послом ДРА в Иране. С 1980 по 1985 год руководит службой государственной безопасности (ХАД). 4 мая 1986 года избран генеральным секретарем ЦК, а в ноябре следующего года — президентом Республики Афганистан.
Ф. А. Табеев: Вспоминаю такой эпизод. Однажды (было это в 1983 году, когда Наджибулла стоял во главе ХАД) он передал военным полученные агентурным путем сведения, касавшиеся какого-то района, где планировалось провести операцию. А наш советник при генштабе афганских вооруженных сил возьми да и ляпни: «Ну, Наджиб, если не подтвердятся твои данные, мы тебе голову отрубим». Пошутил, называется. С доктором подобные шутки не проходили. Пришел он ко мне: «Я такого по отношению к себе не позволю. Предупредите, пожалуйста, своих: если похожее еще хоть раз повторится, подам в отставку».
Я тому советнику «врезал» так, что он на меня маршалу Устинову пожаловался. Доктор Наджибулла — это сильный человек.
…Нет никаких оснований не верить бывшему послу. Один из нас также неоднократно встречался с Наджибуллой и может подтвердить: это действительно заметная политическая фигура, человек волевой, способный принимать смелые и дальновидные решения. Выбор оказался верным. Но… опять «наш в ы б о р» — не афганский, а наш. Опять мы не устояли перед соблазном посодействовать понравившемуся нам человеку. На пленуме ЦК НД11А Б. Кармаль якобы добровольно покинул свой пост, а участники пленума якобы единодушно избрали Наджибуллу. Нет, далеко не все прошло тогда гладко. Пришлось повыламывать кое-кому руки.
Оппозиция тоже не поверила в «демократическое избрание». И хотя заслуги Наджибуллы в деле реализации политики национального примирения общеизвестны и бесспорны, вождем нации он пока не стал.
Обратимся снова к его интервью, уже цитировавшемуся выше:
— После апрельского Пленума 1985 года новое советское руководство начало великую политику обновления. Но кто поверил бы в искренность СССР, покуда его войска оставались в Афганистане? Советский Союз и Афганистан могли долго еще вести войну, возможностей для этого хватало, но ради чего? Ведь почти весь мир был против, из года в год Генеральная Ассамблея ООН голосовала против нас. Все говорили, что Афганистан оккупирован. А главное, что бы мы ни утверждали, симпатии афганского народа были на стороне контрреволюции. Настоящий революционер может отстреливаться до последнего патрона, но прежде всего он должен думать о народе.
В октябре 1986 года Наджибулла уже как первое лицо вновь приехал в Москву.
А. М. Александров-Агентов: Лейтмотив бесед Горбачева с новым афганским лидером был таким: «Расширяйте социальную базу. Научитесь наконец вести диалог с племенами, использовать их специфику. Попробуйте опереться на духовенство. Откажитесь от левацких перегибов в экономике. Сумейте организовать поддержку частного сектора»…
В будущем, оформившись в целостную концепцию, это и получило название — «политика национального примирения».
Подход к такому важному рубежу, как Женевские соглашения, надо рассматривать уже в гораздо более широком контексте развития наших взаимоотношений с Соединенными Штатами. Вывод войск из Афганистана — один из результатов нового политического мышления, нового подхода к решению внешнеполитических проблем.
Конечно, соглашения оказались не симметричными, уступки с обеих сторон были далеко не равными. Одно время даже казалось, что всю пользу из договоренностей извлекли США, особенно когда все думали, что вот-вот падет осажденный Джелалабад. Но Джелалабад выстоял. Психологически и политически это явилось поворотным пунктом в развитии событий, по-моему, отрезвило правящие круги США.
Кстати, одной из важных акций Горбачева был роспуск коммиссии Политбюро по Афганистану (равно и по Китаю, Ирану, по стратегическим ядерным вооружениям). Их наличие прежде отражало конкретную ситуацию — неспособность Брежнева следить за всеми проблемами и адекватно реагировать на них.
И еще одно свидетельство, связанное с выводом наших войск — оно принадлежит министру иностранных дел Э. А. Шеварднадзе:[18]«Помню возвращение из Женевы после подписания соглашений об афганском урегулировании. Я никогда не говорил об этом. Это знают только два человека, которые были тогда со мной.
Казалось, я должен был быть счастлив: в страну перестанут приходить похоронки. Будет перекрыт счет смертям и расходам, достигшим 60 миллиардов рублей. Но, несмотря на это, я испытывал глубокую депрессию. Когда товарищи меня спросили, что со мной, я не скрыл, о чем думал: мне тяжело осознавать себя министром иностранных дел, который подписал отнюдь не соглашение о победе. Такое в истории России и Советского Союза случалось нечасто. А еще не давала покоя мысль о людях, которых мы сами же выпестовали, подвигли на революцию, а теперь оставили один на один со смертельным врагом.
В чем он, истинный патриотизм: удовлетворять гордыню государственности, посылая чужих детей на гибель в чужой стране, или в мужестве признания ошибок и предотвращении новых, спасении ребят и восстановлении доброго имени страны?»
Согласитесь, не часто встретишь такое по-человечески откровенное признание политического деятеля высокого ранга. Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе, безусловно, тоже является одним из главных участников заключительного акта афганской эпопеи. Его усилия во многом способстовали подписанию исторических Женевских соглашений.
«Хотелось ли вам оглянуться назад?..»
Одному из нас довелось пройти 15 мая 1988 года в первой колонне выходивших из Афганистана советских войск путь от Джелалабада до Кабула.
Д. Гай: Небольшая группа советских журналистов прилетела в Джелалабад 14 мая очень поздно. Приземлились на обстреливаемом аэродроме, да и ночь в офицерской казарме прошла неспокойно.
Поспав часа три, мы поднялись по команде и вышли на гарнизонный плац. Несмотря на раннее утро, было жарко, субтропики давали себя знать.
У наспех сколоченной трибуны расположились наблюдатели ООН в военной форме и малиновых беретах — все с фото- и кинокамерами, готовые запечатлеть на пленку исторические кадры. Пытаюсь заговорить то с одним, то с другим — кроме общих фраз, никакой информации, никаких оценок. Индус, у которого вместо берета чалма, прямо говорит: «Наш статус не дает права делать политические заявления»… Не дает, так не дает.
За трибуной с тыльной, невидимой стороны — столы с бутербродами, овощами и ледяными жестяными баночками «Си-си» — прохладительным напитком голландского производства. Сухая колбаса, формовая ветчина, сыр — здесь в гарнизоне этого сроду не видели. Исключительно для высоких гостей расстарались интенданты.
По примеру других кидаю в заплечную сумку несколько баночек «Си-си» — в дороге наверняка будет мучить жажда. Знал бы я, что часа через три ледяное содержимое банок превратится в крутой кипяток, обжигающий нёбо, и никакого облегчения не принесет, скорее наоборот…
На плацу у бэтээров выстроены мотострелки части полковника Ю. Старова. Они покидают войну первыми. То-то, наверное, рады. Но нет улыбок, лица будничные, усталые. До конца ребята, видать, не осознают свою причастность к большому событию.
18
«Литературная газета», 18 апреля 1990 года.